Читать книгу "Овечья шкура - Елена Топильская"

Прищучить мамашу не удалось. В прачечной мы с начальником уголовного розыска отделения, на территории которого это произошло, оперативно получили выписку из учетной книги с адресом и фамилией гражданина, коему пять лет назад выдавались искомые номерки. И рванули туда, предвкушая раскрытие. ан нет: встретила нас в нужном адресе пожилая женщина, одинокая, не имеющая не только родственниц, но и знакомых женщин репродуктивного возраста. И поведала, что супруг ее, некогда получивший в прачечной номерки для пришивания к белью, три года как скончался; она живет одна, способность к зачатию и деторождению, судя по всему, утратила уже лет двадцать назад, если не больше, никаких визитерш, беременных или только что родивших, у себя не принимала, и, более того, категорически не опознала предъявленную ей наволочку, в которую была завернута подкинутая девочка.

Мы бились с бабушкой около двух часов, потом плюнули на раскрытие и уехали. Дело было приостановлено в связи с невыявлением лица, подлежащего привлечению к уголовной ответственности, а потом и прекращено мной, не очень законно, но не без нажима супруги того парня, который нашел подкидыша, а также сотрудников Дома ребенка, куда отправили девочку: парень и его жена решили удочерить ребенка, а это возможно было сделать только в том случае, если родители его неизвестны. Если бы мы нашли мать, процедура удочерения осложнилась бы самым серьезным образом. Несмотря на то, что она обвинялась бы в преступлении против своего ребенка, отдать этого ребенка в семью без ее согласия было бы невозможно. Процедура лишения ее родительских прав заняла бы не один год. И в интересах высшей справедливости я закрыла глаза на справедливость локальную, написав в постановлении о прекращении дела, что не так уж сильно и оставляла неизвестная мать свою дочь в опасности, поскольку бросила ее не в сугробе, а в отапливаемой парадной, не в ночное, а во вполне еще дневное время, завернув в доступные ей теплые вещи…

Но это я вспомнила к тому, что и номер телефона, на первый взгляд казавшийся решением проблемы поиска загадочного Александра Петрова, точно так же мог привести нас в никуда. Человек, отзывающийся по этому номеру телефона, заявит, что сам он далеко не Петров и ни про какого Петрова слыхом не слыхивал, — и хоть ты тресни, не продвинешься более ни на шаг.

Но пока что я не спешила разочаровывать Коленьку Василькова, вибрировавшего от нетерпения. До своего родного РУВД он долетел с рекордной скоростью, а там выхватил меня из машины и поволок к себе в отдел. Пока он выполнял необходимые формальности, требовавшиеся, чтобы стать обладателем знаний о владельце трубки, я рассматривала буквы, написанные наискосок в амбарной книге уверенной мужской рукой, и думала про то, что хоть я и не дипломированный почерковед, но сомнений нет — это та же рука, которая отметилась в записной книжке Кати Кулиш.

Собравшись наконец позвонить по номеру телефона, сопровождавшему имя “Александр Петров”, Коленька включил на своем телефоне громкоговоритель. И замерев в предвкушении, мы оба внимательно прослушали бархатный голос оператора мобильной связи, извещавшего нас, что обслуживание абонента временно остановлено. И оба разочарованно вздохнули.

Справившись с первым приступом досады, Коленька начал лихорадочно набирать какой-то номер, попутно объясняя, что звонит своей приятельнице, работающей в системе мобильной телефонной связи, и что она сразу по компьютеру посмотрит для нас данные о регистрации интересующего нас номера и состояние счета.

— Нет сил ждать, — говорил он, нажимая кнопочки аппарата, — пока я запрос туда заброшу, пока они официально сделают, сдохнуть можно. А у меня девочка знакомая, она нам сейчас все подсветит, ага?

Девочка оказалась на службе, и все оперативно подсветила, но нам от этого не стало легче. Сим-карта была подключена неким господином Островерхим Олегом Степановичем около полутора лет назад. В августе прошлого года от господина Островерхого поступило заявление с просьбой заблокировать сим-карту в связи с утратой телефона; на момент утраты на счету Островерхого лежало пять долларов, на момент поступления заявления и блокировки номера задолженность по счету составляла около шестидесяти долларов.

Нетрудно было догадаться, что господин Островерхий либо посеял телефон, либо стал жертвой преступления, но пропажу обнаружил не сразу или решил не дергаться в силу того, что на счете мизерная сумма, а чтобы заблокировать номер, надо упорно дозваниваться в офис мобильной связи или же тащиться в их контору с договором на телефон, с паспортом и заявлением и решать вопросы блокировки в ходе личного общения. И пока он не дергался, махнув рукой на пятерку баксов, новый обладатель его мобильника трепался по нему не переставая, создав дефицит в шестьдесят долларов, видимо, пользуясь халявой до тех пор, пока заряд в трубке не сел, и та не отключилась, а включить ее снова было невозможно, не зная PIN-кода.

— Все равно данные на этого раззяву надо получать и его допрашивать, — грустно подытожила я наши достижения. — Как утратил телефон, где и когда, может, хоть это нам какой-то свет прольет.

— А может, он и Петрова этого знает? — предположил Васильков, впрочем, не так уж уверенно. Я скептически хмыкнула. Ничего нельзя знать наверняка, пока мы не посмотрим в глаза этому Островерхому. Да и в глаза смотреть надо осторожно — чем черт не шутит, может, он и есть зловещий убийца.

Попереживав еще немного о том, что счастье было так возможно, так близко, но судьба не позволила нам почивать на лаврах, мы с Коленькой отправились осматривать машину Вараксина.

Помня сюрприз, который мы обрели во время дежурного осмотра офиса фирмы “Олимпия”, я заблаговременно вызвала криминалиста и медика. С дежурной частью главка мы договорились, что эксперты подъедут прямо к дому возле метро “Звездная”, где стоит наш объект осмотра.

Естественно, мы прибыли раньше экспертов; вместе с Коленькой, уверенно открывшим кодовый замок парадной, я поднялась в квартиру Хануриной. При этом я отметила, что и неизвестный преступник, забиравший Вараксина из квартиры, видимо, тоже довольно уверенно открыл этот самый кодовый замок без посторонних подсказок. И что из этого следует? Ханурина отрицает, что этот парень раньше приходил к ним. Значит, Вараксин заранее сообщил ему номер кода? Доверял ему? Не подозревал? И Шиманчик доверял? Черт знает что.

Съемная квартира Люды Хануриной выглядела неуютно и казенно. Стенка из двух шкафов и серванта — времен очаковских и покоренья Крыма; два кресла и диван, бывших гордостью районного мебельного треста лет двадцать пять тому назад. И посуда, как в бомжовской столовой. В таком интерьере как-то не верилось в светлое будущее. Правда, при всем этом в квартире была стерильная чистота: потертый линолеум блестел, на допотопной мебели не было ни пылинки, и вообще в квартире отсутствовали следы пребывания человека. Люда с отсутствующим видом открыла нам дверь и вернулась на свое место — в кресло возле окна, где она, похоже, проводила двадцать четыре часа в сутки.

— Ты ела что-нибудь? — строго спросил ее Коленька, проходя в комнату и осматривая жизненно-важное пространство в поисках следов трапезы.