Читать книгу "Дети пустоты - Сергей Волков"

— Мы ведем наш репортаж с железнодорожного вокзала города Екатеринбурга. Сегодня здесь проходит совместная акция всероссийской организации «Общественный патруль» и православного движения «Милосердие». Акция направлена на оказание помощи лицам без определенного места жительства. Бомжи получат горячее питание, теплые вещи и необходимую медицинскую помощь. За моей спиной вы можете наблюдать, как активисты «Общественного патруля» опрашивают нуждающихся…

Активисты в масках и правда о чем-то трындят с бомжами. Крепкие парни с повязками, на которых написано «Милосердие», вкатывают тележку. На ней — стопки одноразовых тарелок, бачки с едой. Следом появляются коробки с вещами. Улыбчивый в пальто тут как тут — призывно машет руками, что-то говорит, но из-за криков нам не слышно слов. Бомжи кидаются на бесплатное угощение, у коробок начинается драка.

Косари снимают с пояса дубинки. Оператор выключает камеру.

— В очередь, сукины дети! — весело орет один из косарей, лупцуя дубинкой направо и налево.

Восстановив порядок, косари отходят в сторону. Снова зажигается фонарь, камера взлетает на плечо оператора, и девушка-сорока продолжает свою трескотню:

— Подобные акции уже стали доброй традицией. Забота о тех, кто оказался за бортом жизни, — одна из главных христианских добродетелей. Известно, что еще императрица Александра Федоровна, жена причисленного к лику святых императора Николая Второго, посещала ночлежки и приюты для бездомных, где раздавала всем желающим калачи и деньги…

Бомжи толпятся у тележки. Каждый получает порцию супа, хлеб, стаканчик с кофе. Одежду им раздают активисты. Они оглядывают подошедших и выбирают из кучи вещей то свитер, то шапку, то ботинки, время от времени деловито спрашивая:

— Размер какой? Не знаешь? А че ты знаешь? На, бери, что дают.

Как-то мало похожи парни с повязками на добродетельных христиан. Улыбчивый говорит с кем-то по мобиле, потом хлопает в ладоши:

— Внимание! Александр Иванович подъехал. Камера, снимаешь крупно сразу от дверей, понял? Капитан, встанешь справа. Вот он, вот идет!

Оператор разворачивается, луч фонаря упирается в дверь. Вначале заходят трое здоровяков в костюмах, быстро рассредоточиваются по залу. Затем вкатывается коротконогий толстяк в кожаной куртке и кепке. Сорока плотоядно облизывает напомаженные губки и трещит:

— А вот и главный идейный вдохновитель акции, заместитель мэра нашего города Александр Иванович Стрекалин. Александр Иванович, с чем связана такая забота о бездомных гражданах?

Толстяк натягивает на лицо слащавую улыбку и вальяжным голосом произносит:

— Вы очень верно сказали: «гражданах». Да, это действительно наши граждане, пусть и попавшие в полосу тяжелых жизненных обстоятельств…

— Пошли отсюда! — сипло говорит Тёха, и мы — бочком-бочком — начинаем пробираться к выходу.

— Куда?! — у самой двери ловит Шуню за рукав улыбчивый. — Стоять! Акция еще не закончилась.

— Пустите, дяденька…

— Какой я тебе дяденька, лярва!

Сбоку надвигается косарь, тот самый капитан. Он недобро оглядывает нас, вопросительно смотрит на улыбчивого.

— Да мы тут случайно, — лепечет Губастый. — Просто зашли…

— А мне до звезды. Пока зам мэра не уедет, будете здесь. И рожи повеселее сделайте!

Александр Иванович тем временем продолжает нести пургу:

— К сожалению, цифры статистики не обнадеживают. По данным Всемирной организации здравоохранения, сегодня в мире насчитывается сто пятьдесят миллионов беспризорных детей, а к две тысячи двадцатому году их количество может увеличиться до восьмисот миллионов! К сожалению, такое уродливое явление, как детская беспризорность, встречается и у нас. Вот даже здесь сегодня мы видим ребят, ночующих на вокзале…

— Вляпались! — шепчет Сапог.

Камера разворачивается на нас, девушка-сорока цокает каблучками, влезает между мной и Шуней, расчищает место для толстяка. Тот кожаным колобком вкатывается следом, вскидывает микрофон.

— Я ответственно обещаю, что ни один беспризорный или безнадзорный ребенок в нашем городе не останется без внимания и опеки. Беглецов вернем в семьи, сирот обеспечим кровом, питанием, медицинской помощью, дадим возможность получить образование. Все условия для этого у нас имеются. За прошедшие годы прежние власти города, к сожалению, не уделяли этим вопросам должного внимания, но сейчас времена изменились!

Он выдерживает паузу, резко меняет выражение лица, швыряет сороке микрофон, говорит оператору:

— Все, гаси коптилку! Хорошего помаленьку, — и укатывается к дверям.

— А этих куда? — спрашивает у улыбчивого косарь, указывая на нас дубинкой.

— Да гони к… к гребаной матери! — машет тот рукой и проталкивается вместе с оператором к жрущим бомжам. — Нам еще надо благодарности записать от этих уродов…

Глава следующая

Она хорошая, но дура

На улице, куда нас чуть не пинками выпроваживает косарь, поднимается ветер. Метели, слава богу, нет, но все равно очень холодно.

— Ну че, куда пойдем? — Сапог поднимает воротник пуховика. — Может, подвал какой поищем или котельную?

— Давайте на вокзал? — робко предлагает Губастый. — Может, косари не заметят…

— Ага, они ж слепошарые, в глазки долбятся! — немедленно фыркает Сапог.

— До электрички семь часов еще, — включаюсь я в разговор. — На улице заколеем.

Тёха молчит. Он думает. Но, прежде чем в его голову приходит хоть какая-то мысль, мы слышим со стороны вокзала женский голос:

— Эй! Ребята! Постойте!

Оборачиваемся. К нам бежит женщина в шубке, на лице маска. Ага, значит, одна из этих, милосердников.

— Че надо? — грубо спрашивает Сапог.

— Я все слышала. Вы извините, что так получилось, — прижимая руки в пушистых варежках к груди, говорит женщина. — Мы на самом деле вам помочь хотим. Просто в администрации города сказали, что разрешение на акцию дадут, только если ее возглавит Стрекалин. Пойдемте, покушаете, я договорюсь.

— Спасибочки, — язвительно приседает в реверансе Шуня. — Сытые мы, тетенька.

Женщина грустно улыбается. Ей лет тридцать пять, лица не видно за маской, но глаза добрые, с морщинками.

— А вы вообще откуда? — спрашивает она.

— Из… откуда все, — продолжает грубить Сапог.

— От экскурсии мы отстали, — неожиданно выдает старую телегу Губастый. — Домой едем.

Я замечаю, как глаза нашей собеседницы вспыхивают жалостливым огнем добра. Типичная лохушка, всем нищим подает, наверное. Таких даже разводить неинтересно — как будто ребенку врешь.