Читать книгу "Шифр Шекспира - Дженнифер Ли Кэррелл"

Меня схватили за плечи, помогая удержаться на ногах.

— Кэт Стэнли! — выпалил кто-то знакомым тенорком. В следующий миг в поле зрения возникли русые волосы, голубые глаза под потертой бейсболкой «Ред сокс» и квадратный торс Мэттью Морриса — еще одного гарвардского шекспироведа. — А ты что здесь делаешь?

— Уже ухожу.

Черт, черт, черт! Не хватало мне сейчас разговоров. Особенно с ним.

Я попыталась вырваться, но Мэттью не отпускал.

— Мы три года не виделись, а теперь ты прощаешься, не успев поздороваться? Нехорошо!..

Я напряглась и постаралась ответить, не вкладывая в слова раздражения:

— Давно из Вашингтона? Мне казалось, ты работал в «Фолджере».

На нем были джинсы и красная футболка — дань верности любимой команде, «Бостонс Браминс», а может, и средство выделиться среди замшелой профессуры.

— Недавно. С сегодняшнего дня. Похоже, у нас тут общешекспировское ЧП. Меня разбудили вчера посреди ночи, вот и пришлось ехать — как местному эксперту.

Сзади повеяло холодом — дверь библиотеки открылась. Я вздрогнула и обернулась. По лестнице мелкими шажками спускалась пухлая женщина, нагруженная стопкой книг и сумкой с ноутбуком. Пройдя мимо нас, она слегка кивнула в знак приветствия.

— Что-то ты нервничаешь, — заключил Мэттью, когда толстушка отошла.

— Шекспировское ЧП? — выпалила я.

Он наклонился ко мне, понижая голос:

— Первое фолио. После вчерашнего пожара в ротонде «Уайденера» все было усыпано страницами и клочками из Гуттенберга, а от фолио не осталось следа. Стеклянный колпак, под которым они лежали, разбит вдребезги.

Воздух вокруг будто затвердел, как прозрачная смола.

— Что, прости?

— Похоже, фолио вынесли до взрыва.

Перед глазами у меня всплыл пугающий квадратик лунного света и чернильный рисунок руки рядом со строчкой «Входит Лавиния» — на странице, вырванной из первого фолио.

— Пока это, конечно, догадка, — добавил Мэттью, — но дело уже интересное: ведь и с «Глобусом», если не ошибаюсь, произошло нечто похожее. Тебе плохо? Ты совсем побледнела.

Я отстранилась.

— Мне нужно идти.

— Постой!

Я замерла на нижней ступеньке.

— Представляю, что тебе пришлось пережить. — Вокруг глаз у него появились участливые морщинки. — Слушай… Я не знаю, чем задел тебя, но хочу попытаться это исправить. Может, выпьем чего-нибудь попозже? Помянем Роз. — Он горько усмехнулся. — Она первой признала, что без тебя все стало не так… Отлично выглядишь, кстати. Должно быть, театр — это и впрямь твое.

— Мэттью…

— Можешь даже не менять график. Я сам зайду. Где ты остановилась?

— В «Ча……. — Я осеклась. — В Гарвардской гостинице.

— Отлично. Тогда сходим в Факультетский клуб — прямиком через улицу. В половине шестого. — Он открыл дверь, из которой снова дунуло холодом. Где-то в глубине пискнул замок читального зала.

— Годится, — соврала я и, резко развернувшись, быстрым шагом засеменила вниз по лестнице, а обогнув угол, припустила со всех ног — через арку, ведущую в обход Уигглсворт-холла на Массачусетс-авеню. Слова Мэттью все еще отдавались у меня в ушах: «Фолио вынесли до взрыва».

Перед самым моим носом с ревом промчался автобус, дохнув на меня, уже взмокшую, жаром и вонью сизого дизельного выхлопа. Перебежав через улицу, я пронеслась по брусчатому тротуару к знакомым зеркальным окнам в черных рамах, над которыми золотыми буквами вилась надпись: «Гарвардская книга».

Если не считать витрин, в магазине все было по-старому, как в день моего отъезда. Я протиснулась вглубь, к секции литературных памятников. Посередине стоял стеллаж, посвященный Шекспиру. Я остановилась перед ним, пробежала пальцем по корешкам, задумавшись о своем.

Еще пятнадцать минут назад мне казалось, что ниточка с Чемберсом каким-то образом объяснит, почему Роз упомянула magnum opus тысяча шестьсот двадцать третьего года, то есть первое фолио. Однако Чемберс указал на «Карденио», тогда как фолио уводило совсем в другом направлении. Точнее, увели фолио, если Мэттью не врал.

Я не знала — плакать мне или радоваться? По крайней мере книги не сгорели по листику. Стало быть, гад, который гонялся за мной по библиотеке, забрал их с собой. Значит, они ему нужны, притом очень. Интересно — зачем?

Верно, и письмо, и фолио в конце концов указывали на одно: рукопись Шекспира, которая, если повезет, все еще где- то таится под густыми наслоениями пыли.

Знает ли убийца, что ищет? Возможно, нет, раз так торопится заглянуть во все фолио — одно, второе и даже третье — у Роз в кабинете. Хотя вряд ли: какой-то план у него должен быть. Просто так воровать из кладезей «Глобуса» и «Уайденера», заметая следы поджогами, никто не станет.

Как ни мерзко было признать, убийца лучше меня знал, что делает. У меня не было ни единой подсказки, ведущей к пресловутому magnum opus.

С другой стороны, было письмо о «Карденио». Которое осталось в «Хьютоне».

Боже, я так драпала из библиотеки, что забыла даже злосчастный «Елизаветинский театр» Чемберса! Только бы Бен его забрал…

Я без конца оглядывалась по сторонам, смотрела в окна, выходящие на улицу. Где же он? Почему так долго не идет?

Ладно, Бен все-таки не ученый. Откуда ему знать, как копируют документы, что надо бережно сохранять все до единой ошибки и лишней запятой, перебарывая себя? Мне нужны были не только слова Гренуилла, но и его описки, и стилистика — те самые мелкие несуразности, которые неосознанно сглаживаются при чтении, бледные следы, ведущие нас к пониманию жизни и характера писателя.

Я вздохнула. Пока что в моем распоряжении были только три клочка информации с ярлычками «Джереми Гренуилл», «Фрэнсис Чайлд» и «переводное издание "Дон Кихота"». Не требовалось много ума, чтобы представить себе английскую пьесу, втиснутую между страниц переводной книги и потерянную «вскоре после создания», спрятанную и забытую где-нибудь в каминной трубе, на чердаке или под полом, а может, под камнем посреди вересковой пустоши. Если я запомнила правильно, речь Гренуилла была типично английской.

Однако тот факт, что писал он профессору Чайлду, оспаривал эти предположения с упорством Атласа, подпирающего небесный свод. Находись Гренуилл в Англии или даже в Европе, связаться с ученым было бы проще и быстрее; а писать о долгом морском путешествии вообще не было бы смысла.

Особенно если они оба были англичанами. Нет, он определенно сделал свое открытие в этом полушарии.

Я напрягла мозги. В письме должны были таиться и другие подсказки — более тонкие, непрямые. Я всего дважды прочла злосчастный листок, да еще наспех. Фактически по диагонали.

Мне нужно было рассмотреть его снова. Где же Бен?