Читать книгу "Царское дело - Евгений Сухов"

– А может, это его велосипед и микроскоп? – прервал отчет судебного следователя действительный статский советник.

– Касательно микроскопа не ведаю, – произнес прокурору Иван Федорович, – но катающимся на велосипеде видели только Иосифа Кара, самого старшего из братьев. Надо полагать, это был его велосипед…

– «Надо полагать» – не есть юридический аргумент, – недовольно заметил Завадский.

– Согласен с вами, – немедля ответил Воловцов, ожидавший из уст прокурора подобную фразу. – Однако заложенные в ломбард золотые сережки никак не могут принадлежать Александру Каре, верно?

– А вы, господин следователь, не допускаете того, что заложить сережки его могла попросить покойная сестра Марта? – спросил Завадский. – Просто ей самой, как девушке из порядочной и вполне обеспеченной семьи, было неловко идти в ломбард, и она попросила сделать это за нее своего брата. Это ведь возможно?

– Возможно, ваше превосходительство, – был вынужден согласиться Иван Федорович. – Однако…

– И это все? – не дал договорить Воловцову прокурор. – Да вы ни на шаг не продвинулись в поисках настоящего убийцы!

Вот тут-то и началась настоящая распеканция. Завадский кричал на Ивана Федоровича, дважды стукнул кулаком по столу и метал в его сторону злые взгляды.

– Прошло две недели! Почему вы до сих пор не допросили главного свидетеля? – Прокурор вышел из-за своего стола, заложил назад руки и подошел к стоящему посредине кабинета Воловцову так близко, что от него в буквальном смысле повеяло недовольством и недоброжелательностью.

– Я допросил главного свидетеля, господин прокурор, – глядя прямо в глаза Завадскому, ответил Иван Федорович. – Доктор Бородулин дал весьма полные и ценные для следствия показания.

– Я спрашиваю не о докторе Бородулине, – понизил голос до зловещего шепота прокурор. – Я спрашиваю об Александре Каре.

– Александр Кара не главный свидетель, – постарался как можно тверже сказать Воловцов. И кажется, это у него получилось.

– А кто же он, по-вашему?

– Александр Кара – главный подозреваемый…

– Чушь! – Завадский отошел от Ивана Федоровича и принялся нервически расхаживать по кабинету. – Неужели вы, господин следователь по наиважнейшим делам, – последние два слова были наполнены даже не иронией, а злым сарказмом, – полагаете, что молодой человек в здравом уме и твердой памяти может вот так, ни за что ни про что, зарубить топором и любимую мать, и двух не менее любимых сестер?! Несусветная чушь и полнейший бред!

– Я так не думаю, – нахмурился Иван Воловцов, опять задетый этими «чушью» и «бредом». – Я полагаю, такое решение было принято им, когда вскрылась кража денег из сундучка в спальне Кара. Юлия Карловна рассказала об этом Марте и пообещала Александру все рассказать отцу, Алоизию Осиповичу. Александр испугался, а отца панически боялись все три брата, и убил мать и сестру колуном, который он заранее припас для подобного случая. А Ядвига, младшая сестра Кары, находилась в комнате Марты и явилась просто опасным свидетелем…

– Вы хотите сказать, что Кара готовился к убийству матери и сестер?! – остановился в недоумении Завадский. – Зная, что его воровство когда-нибудь, да вскроется? Да бред же это, полнейший бред!

– Я хочу сказать, господин прокурор, что бредят либо впавшие в горячку либо душевнобольные люди, – не выдержал Иван Федорович. – Я таковым не являюсь, и прошу подбирать выражения, соответствующие действительному положению дел.

– Что такое? – Завадский чуть не бегом снова подскочил к Воловцову: – Что вы сказали?!

– Вы хотите, чтобы я повторил? – уперся в него взглядом Иван Федорович. – Так вот, я повторяю: бредят…

– Неделя, – едва слышно произнес Завадский, раскаленный, по всей вероятности, добела и не способный уже ни кричать, ни стучать кулаком по столу или топать ногами. – Даю вам ровно неделю на все про все. Если за это время убийца не будет найден и доказательно обличен, с неопровержимыми уликами, причем с железными уликами, – вскинул он указательный палец, – я передам дело другому следователю и поставлю вопрос о вашем несоответствии занимаемой должности! Вы все поняли, господин следователь?

– Я все понял, господин прокурор, – спокойно ответил Воловцов.

– Свободны!

Воловцов развернулся и, стараясь держать спину прямо, вышел из кабинета. Уши и щеки его пылали…

Глава 11

Апатия как состояние души и тела, или Разрешение на посещение Елички получено

Хамовнический пиво-медоваренный завод, на котором Алоизий Осипович служил главным инженером (или, сообразуясь с названием завода, главным пивоваром), был основан и построен в своей обширной усадьбе купцом Власом Ярославцевым ровно сорок лет назад. Уже через пять лет пиво-медоваренный завод Ярославцева выпускал сто тысяч ведер «Богемского», «Черного» и «Пильзенского» пива в год, а через десять – двести пятьдесят тысяч ведер пива указанных сортов.

«Венское» пиво на заводе стали варить, когда его главным пивоваром стал Алоизий Осипович Кара. Его вместе с остальными чехами, мастерами в деле пивоварения, пригласил Герш Гершонович Эренбург, ставший директором завода еще в 1895 году. С появлением чехов Хамовнический пиво-медоваренный завод расширил производство и в выпуске пива перевалил за полмиллиона ведер ежегодно.

Стараниями Алоизия Осиповича Кары в девятьсот втором году на этикетках хамовнического пива появился императорский герб. Это был высший знак качества товара, выпускаемого заводом, поскольку герб означал, что завод приобрел статус поставщика Двора Его Императорского Величества.

Контракт, заключенный на пять лет между заводом, уже как акционерным обществом, и Алоизием Осиповичем, был продлен еще на пять лет, и тут в семье главного пивовара случилось несчастье. Здоровье его пошатнулось настолько (какое-то время он даже стал заговариваться), что было замечено господином Эренбургом. Директор, пользуясь своими немалыми связями, поднял на ноги всех лучших медиков Первопрестольной. Алоизия Осиповича поместили в клинику, обеспечили лучшими лекарствами, и через два месяца его психическое расстройство было сведено на нет. Однако взгляд его потух, движения стали замедленными, но главное, что более всего беспокоило Эренбурга, – это появившаяся апатия к пивоваренному делу, к планам завода, да и вообще к окружавшему его миру. Одним словом, внутри Алоизия Осиповича Кары надломился жизненный стержень. В таком вот апатичном ко всему состоянии и застал его судебный следователь Воловцов…

– Алоизий Осипович, я бы хотел задать вам несколько вопросов, вы разрешите? – начал судебный следователь, представившись главному пивовару завода и объяснив причину своего появления здесь.

– Задавайте… – безо всяких эмоций отреагировал Кара.

– Как вы узнали о несчастье, случившемся в вашей семье? – спросил Иван Федорович.

– Мне сообщили…