Читать книгу "Седьмая чаша - К. Дж. Сэнсом"

Барак присвистнул.

— Вот это да! Значит, он в полном дерьме.

Я стиснул губы. Оскорбление, нанесенное мне Билкнэпом, утвердило мою решимость до последнего отстаивать интересы Гиба Рука, тем более что, невзирая на всю его браваду, перед лицом правосудия он был сущее дитя.

— Что? — возбужденно спросил он, услышав, как мы перешептываемся. — Что случилось?

Я пересказал свой недолгий разговор с Билкнэпом и добавил:

— Если бы Билкнэп выложил все начистоту, судья, если он в хорошем настроении, возможно, и согласился бы отложить слушания, но Билкнэп умеет только врать и выкручиваться.

— Значит, с сэром Джеффри покончено?

— Вполне возможно.

Билкнэп присел на корточки и вновь рылся в своих бумагах — отчаянно и безнадежно. Его руки тряслись.

В дверях зала заседаний появился судебный пристав и объявил:

— Пусть все, кто участвует в слушаниях суда прошений его королевского величества, пройдут в зал.

Билкнэп посмотрел на него взглядом, полным ужаса, а потом встал и вместе с остальными вошел в старый, выкрашенный белой краской зал с высокими грязными окнами. Единственным ярким пятном была красная мантия судьи, восседавшего на своей скамье.

Судья Стивен Эйнсворт был человеком справедливым, но острым на язык. Стоило ему дойти до нашего дела, он сразу же заметил, что комплект документов не полон. Как я и ожидал, Билкнэп поднялся со своего места и принялся врать, утверждая, что он предоставил все необходимые бумаги, но секретарь суда, должно быть, потерял их. Сразу же вслед за этим он попросил о переносе слушаний.

— Где расписка секретаря в том, что он принял у вас документы? — спросил Эйнсворт.

— Я отдал ее своему клерку, ключ от конторы у него, а он сегодня туда не приехал. А мне пришлось выехать сюда заранее, поскольку ступени причала на Вестминстере сломаны, и…

Да, Билкнэп умел быстро соображать. Однако судья Эйнсворт повернулся к приставу.

— Приведите сюда секретаря суда прошений, — распорядился он.

Пришел секретарь и, разумеется, сообщил, что никаких документов он не получал. Билкнэп, судя по виду, был готов в любой момент упасть в обморок.

— Я подозреваю, что вы солгали мне, брат Билкнэп, — холодно проговорил Эйнсворт. — Будьте осторожны, сэр. Иск вашего клиента против Гилберта Рука отклонен из-за непредставления необходимых документов. Йомен[14]Рук, вы можете остаться на вашей земле. Вам повезло.

Физиономия Гиба расплылась в улыбке от уха до уха. Билкнэп сел. Его лицо посерело. Клиент склонился к нему и стал что-то яростно шептать ему на ухо. Физиономия сэра Джеффри была перекошена от злости. Я обратил внимание на белоснежные зубы землевладельца. Еще один любитель вставных челюстей.

— Мастер Шардлейк, — продолжал Эйнсворт, — я слышал, вы подали апелляцию по делу некоего подростка, отправленного в Бедлам по решению Тайного совета?

— Да, ваша честь.

Задумчиво нахмурившись, судья постучал пером для письма по столу.

— Слушание подобных дел подпадает под мою юрисдикцию?

— Суть моего иска, ваша честь, состоит в том, что не было предпринято никаких действий, направленных на исследование психического здоровья мальчика. Между тем, прежде чем ограничивать свободу субъекта, это необходимо сделать. Таково требование закона.

Я сделал глубокий вдох.

— Я предлагаю привлечь к этому обследованию врача. Но если вы согласитесь начать слушания, для начала можно было бы обсудить еще некоторые вопросы, связанные с делом: во-первых, кто будет оплачивать счета за содержание юноши в Бедламе и, во-вторых, необходимость регулярных отчетов персонала об изменениях в состоянии его здоровья. Родители парня бедны.

— Ну, с этим-то я справлюсь. Суд не станет откладывать дело в долгий ящик и в ближайшее время назначит дату слушаний. Но, мастер Шардлейк…

Он посмотрел на меня долгим серьезным взглядом.

— Вы входите в опасные воды. Политика и безумие — это…

— Я знаю, ваша честь.

— Будьте осторожны. Ради блага вашего клиента и вашего собственного.

Гиб был счастлив успешным исходом своего дела. От его наглых манер не осталось и следа, он едва не плакал от облегчения. Он пообещал мне свою благодарность до гробовой доски и вышел из зала суда, чуть не танцуя.

Слушания продолжались. Для меня это был удачный день: я выиграл все поданные мной иски. В половине пятого суд встал, после чего победители и побежденные покинули зал заседаний. Мы с Бараком стояли на ступенях суда.

— Билкнэп выглядел больным, — заметил я.

— И стал выглядеть много хуже после того, как его иском подтерлись.

— Он всегда являлся хитроумным злодеем, но сегодня был просто жалок. С этого дня он будет еще больше ненавидеть меня.

На противоположной стороне квадратного двора, окруженного зданиями, располагался расписной зал, где заседала палата общин. Там горели свечи, и их желтый свет был виден через высокие окна.

Барак хмыкнул.

— Говорят, в эту сессию они штампуют все билли, которые король выносит на их рассмотрение.

Мой помощник сплюнул на землю.

— А тех членов палаты, которые не находятся в кармане у его величества, можно купить с помощью взяток или запугать.

Я промолчал, поскольку возразить было нечего.

— Родители Адама Кайта будут довольны, что по его делу пройдут слушания, — констатировал Барак.

— Да. Судья Эйнсворт занервничал, узнав, что в дело замешан Тайный совет, но он честный человек. Это напомнило мне кое-что. Я не рассказывал тебе, но, возвращаясь из Бедлама, я встретился с похоронной процессией лорда Латимера и видел леди Латимер. То есть я решил, что это именно она. Вдова ехала в большой карете.

— Какая она? — с интересом спросил Барак.

— Не такая уж и красавица, но что-то манящее в ней, безусловно, есть. Мне показалось, что она выглядела испуганной.

— Наверное, боится ответить королю «да» и боится сказать «нет».

Я печально кивнул. Явный испуг женщины произвел и на меня гнетущее впечатление.

— Что ж, теперь мне нужно найти лодку, поехать к Гаю и узнать, что ему удалось выяснить. А ты отправляйся в Линкольнс-Инн и оформи на бумаге сегодняшние решения суда. И вот еще что: напиши Кайтам и попроси их прийти ко мне завтра.

Мы пошли обратно, к пристани Уайтхолла. У ворот двора нового дворца уже выстроилась вереница ярко размалеванных шлюх, надеявшихся привлечь внимание кого-нибудь из членов парламента, когда те будут выходить после окончания дневных заседаний. Две из них наклонились, демонстрируя мне свои пышные прелести.