Читать книгу "Партия для ловеласа - Вера Колочкова"

— Нет… Нет! Да как вам не стыдно вообще… Почему это я должна уходить отсюда?

— Потому что вам деньги нужны, деточка. Остыньте. Идите и думайте. А деньги — вот они…

Софья Александровна улыбнулась и, хищно помахав перед Вероникиным носом зеленой пачкой, снова небрежно кинула ее в ящик стола. Сложив пухлые ручки, улыбнулась еще раз и проговорила насмешливо:

— Идите, идите… Думайте…

Вероника выскочила из ее кабинета совершенно взбешенной — да что же это такое, господи? Чего ее стригут все, как шотландскую белую овечку? Сплошной кругом шантаж. На последнем промелькнувшем в голове слове она вдруг мысленно запнулась и обмерла будто. А что? Шантаж — это же так банально просто. Самый распространенный способ добывания денег для людей ничтожных и алчных. А может, и Валера этот с ней таким же образом поступает? Может, он как раз из тех, ничтожных и алчных, и есть? Почему ей сразу это в голову не пришло? Чего ж она взяла и вот так поверила ему на слово? Но Стас-то действительно пропал… А если все правда? Что тогда? И ведь не проверишь никак…

Словно вмешиваясь в ее сомнения, заверещал требовательно в кармане пиджака мобильник. Она уже знала, кто звонит — можно было даже и на дисплей не взглядывать…

— Ну что, Вероника? Есть у вас какие-то сдвиги? — прошелестел в ухо, конечно же, Валерин вкрадчивый голос.

— Нет. Нет, не получается пока. Я уже всех обзвонила, знаете…

— А мне тут одна мысль спасительная в голову пришла. Может, я помогу вам срочный кредит в банке оформить? У меня есть знакомые… Отдадите под залог свою квартиру…

— Погодите, Валера… Как это — квартиру? Что — всю квартиру под залог ради десяти тысяч долларов? Да вы в своем уме вообще?

— Да не ради долларов, Вероника, а ради человека! Или вы можете предложить другой выход? Я бы вот именно так и поступил, если б было у меня что отдать в залог. Ради спасения чьей-то жизни…

— Ничего себе…

Вероника даже не нашлась, что и ответить ему на это. Да что же такое происходит, в самом деле? Неужели она и впрямь выглядит такой легкомысленной овечкой-дурочкой? Еще чего — квартиру в залог… Свою собственную территорию, на которой она чувствовала себя относительно защищенной, — и в залог? А если ей этот кредит выплатить не удастся, тогда что? Всю оставшуюся жизнь с мамой прожить, в ее душной комнате, под жарким ее любопытством? Нет уж, увольте. Пусть лучше Стаса трижды убьют, она на это не пойдет. Вот пожил бы этот Валера с ее мамой бок о бок, тогда она посмотрела бы, как он собственной территорией рисковать стал. Да и вообще — надоела ей вся эта история со Стасом, с его долгами! Может, и правда — ну их всех, в самом деле? Что у нее, своего горя нет? Она вот Игоря потеряла… Вот это горе так горе…

— Вы все-таки подумайте над моим предложением, Вероника. Хорошенько подумайте. Только помните — на долгие раздумья у нас с вами времени практически не осталось. Потом всю жизнь себя корить будете, если что. Сколько вы будете думать? Когда мне позвонить?

— Не знаю. Лучше вообще пока не звоните. У нас тут совещание на работе скоро начнется, и я телефон все равно должна буду отключить…

Про совещание она ему наврала, конечно. Хотя телефон и впрямь поторопилась отключить, позвонив предварительно Катьке и старательно выслушав новости с поля боя в Востриковом переулке. Новости, как и обычно, были не ахти какие: утром мама опрокинула бедной Катьке на колени тарелку с горячим супом, но зато милостиво позволила укатать себя в чистый памперс…

— Зараза! Вот же зараза эта твоя Александра Васильевна, черт бы ее побрал! — отчаянно ругалась Катька на том конце провода. — Она нарочно эту тарелку с супом на меня опрокинула, я же видела! Я к ней, можно сказать, с уважением да по-соседски, а она… Вот же зараза…

— Кать, а у тебя, случайно, денег нельзя занять? Может, у тебя заначка какая-нибудь на черный день есть?

— Да откуда… Я, наоборот, хотела у тебя попросить. Я же к Костьке еду, ты не забыла?

— А… Ну да…

— А зачем тебе, Верка? Что, проблемы начались, да? Это из-за твоего знойного красавца, который пропал вместе с ключами от квартиры? Ты все дома проверила? Он не прихватил у тебя чего, случаем?

— Ну… В общем, не телефонный разговор…

— А, понятно. Прихватил, значит. Ладно, вечером поговорим. До встречи. А мать ты свою все-таки поставь на место! А то она в следующий раз на меня еще чего-нибудь опрокинет!

— Ладно, Кать. Я постараюсь. Пока. Меня тут зовут, извини…

Секретарша Ирочка уже минуту стояла перед ее столом, выразительно показывая пальчиком в сторону шефовского кабинета и делая ей круглые глаза — хватит, мол, по телефону трепаться…

— Ну что, нашли денег, Вероника Андреевна? — улыбнулся ей почти виновато и почти по-свойски Геннадий Степанович. — Отказал вам, теперь вот совесть мучает. Поверьте — ни копейки свободной нет, как на притчу! Бывают такие дни…

— Нет, не нашла… — грустно улыбнулась ему Вероника. И тут же, сама от себя такой наглости не ожидая, вдруг выпалила: — Геннадий Степанович, а вы возьмите денег у Софьи Александровны! Вам-то она точно даст!

— А что, у нее есть?

— Есть! Она мне сегодня сама хвасталась. Только взаймы не дала…

— Так. Посиди-ка здесь минутку…

Сорвавшись решительно с места, Геннадий Степанович скрылся из кабинета. Отсутствовал он, как и обещал, и впрямь не больше минуты. Войдя, протянул ей с видимым удовольствием зеленую пачечку — ту самую, в банковской упаковке.

— На! Рассчитаешься когда сможешь. А я думаю, скоро сможешь. Не век же тебе в рядовых экономистах сидеть…

Рассыпавшись в благодарностях — то ли за деньги, то ли за последние его слова, — Вероника выскочила из кабинета и тут же наткнулась в коридоре на мощную фигуру Софьи Александровны, так злобно на нее взглянувшей, будто бросившей к ногам белую дуэльную перчатку. Веронику аж передернуло от неприязни — сразу почему-то от этого злого взгляда мать ей вспомнилась… И еще захотелось нестерпимо перед этой злой теткой какой-нибудь фортель выкинуть — язык ей показать, например! Хочет повоевать? Ну что ж, она будет воевать, а с работы ни за что не уволится! Еще чего! Хватит уже быть белой овцой…

В Востриков переулок этим вечером Вероника поехала на автобусе. Проведя ревизию всей своей наличности, она пришла к неутешительному для себя выводу о необходимости вынужденной экономии. Вообще, экономить деньги она умела только чужие, глобальные и виртуальные, в силу специфики, так сказать, своей профессии, а вот свои жизненно необходимые денежные средства экономить было как-то неинтересно, как-то и унизительно даже… Хотя и ерунда все это. Не в том было дело. Просто тоскливо уж было очень тащиться в переполненном автобусе на другой конец города, тоскливо выглядывать в образовавшуюся от собственного теплого пальца дырочку в заиндевевшем окне…

Всю дорогу хотелось ей плакать. Она бы и поплакала даже тихонько, да нельзя было — мама вопросами измучает по поводу припухших от слез глаз. Правда, можно соврать ей, конечно, что-нибудь к случаю подходящее. Мол, вроде это она о ней так исплакалась вся, да только не хотелось ей врать. Противно было. Не дала природа спасительных актерских талантов, чтоб уметь вранье превращать в конфетку. Другим дала, а ей — ни одной капельки. Так что плакать потом придется, попозже. Вот приедет домой, ляжет спать… Вспомнит свои последние десять лет жизни без мамы, рядом с таким надежным, таким правильным, таким родным-близким Игорем, и поплачет вволю. И даже не от обиды поплачет на свалившиеся на нее так неожиданно тяжкие обстоятельства и не от страха за жизнь Стаса да за свою жилплощадь, а поплачет по настоящему Божьему промыслу, которого не замечала раньше и который открылся ей вдруг, сейчас вот, в этих дурных и суетливых хлопотах, в добыче этих проклятых денег, будь они неладны… По тому Божьему промыслу, который как раз настоящей любовью и зовется и который она кинулась искать так опрометчиво, все дальше и дальше от него убегая, получается…