Читать книгу "Падение сквозь ветер - Олег Никитин"

Старик распалился и вещал, не обращая ни на что внимания, словно заново переживая минуты своего триумфа.

– И родители не запретили ей? Ей ведь было только тринадцать-четырнадцать лет! – воскликнул Валлент.

– С какой стати?.. – разозлился Шматток. – Гонорары за выступления у нее были – любой позавидует. Папаша у нее спился после того, как на арену перестал выходить, а мать свою она и не слушала вовсе.

Он отхлебнул прямо из бутылки, в которой оставалось совсем немного вина, и продолжал:

– Вы не думайте, Маккафа сама все эти трюки придумала… Потом еще я должен был на нее падать, а она… извивалась подо мной, как змея, и вылезала наверх, садилась на меня и лупила руками. Не знаю, как я с ума не сошел… Это был мой лучший номер за все годы, что я выступал на арене. Так что можете об этом написать. Только не надо говорить, каким способом она заставила меня включить ее в программу. Кому это интересно? А потом уж, когда она поняла, что без нее меня освищут, мне оставалось только выполнять ее приказы.

Престарелый клоун сделал еще глоток и раздосадованно заглянул в бутылку.

– Больше нет? – в упор спросил он застывшего Валлента. Тот отрицательно мотнул головой и опять наклонился к отверстию слухового аппарата:

– Что же было дальше?

– А ничего! Как вернулись с гастролей, так она меня и бросила. Уж ее и директор уговаривал, а она уперлась и говорит: «Не хочу больше выступать со Шматтоком, он уже старый, ему тяжело меня поднимать, и надоело мне». А я еще здоровый был, не то что сейчас, мог бы и двоих таких выдержать! Короче, с той поры у меня не заладилось. Я еще старался держаться, но когда мы на другой год опять поехали на гастроли в Азиану, толпа уже прогоняла меня с арены. А ее встречали как первую артистку, хотя она ничего такого и не делала… Так из-за нее и закончилась моя карьера… Вы только не пишите об этом, зачем это молодежи знать?

– А Маккафа? – спросил Валлент. Но старик уже замкнулся в себе.

– Теперь уж с ним бесполезно разговаривать, господин Валлент, – сказал Фуллер. – Будет сидеть и переживать, что ему не дали работать на арене и все такое. Лучше вы в другой раз приходите, когда он успокоится, а то он всегда злится, когда про свою Маккафу вспоминает. А как вспомнит, то ни о чем другом и говорить не желает, так что нам всем она уже страсть как надоела.

Валлент взглянул на отставного клоуна: тот смотрел прямо перед собой пустыми глазами, и его губы беззвучно шевелились.

Глава 10. Динника

«8 июня. Как всегда в первые дни после начала каникул, не знаю, чем заняться. Вроде бы и времени свободного навалом! Как Маккафа уехала, кажется, что в целом мире из ребят только я один и остался. Даже Бузз не приходит, все со своими картинами возится. Весь последний месяц он только тем и занимался, что декорации подновлял. Сегодня наш Камерный театр отправился на гастроли по стране, приедет только в начале сентября. С ним и мама уехала, мы с отцом ее провожали. Очень уж нам не хотелось ее отпускать, но директор пригрозил увольнением. И так каждый год! Но отец не отчаивается, говорит, что в испытаниях закаляется характер. Это точно, еще только первый день заканчивается, как ее нет, а почти вся посуда на кухне уже грязная. Так что, наверное, мне придется ее вымыть. Вот сейчас допишу и пойду, все равно отец меня заставит».

Валлент поднял глаза на портрет мага, который установил прямо перед собой, оперев его о погашенную масляную лампу. Ему показалось, что тот осуждает его за чтение чужого дневника, и рука магистра сама потянулась к тетради, чтобы захлопнуть ее. Но здравый смысл не дал ему этого сделать, и выражение глаз Мегаллина постепенно смягчилось, он опять смотрел сквозь Валлента, в невидимую тому даль. Магистр встряхнул головой и волевым усилием избавился от наваждения.

«9 июня. Жара такая, что чернила высыхают прямо в пере, так что писать почти невозможно. Ходили с Буззом купаться, на наше любимое место возле разрушенной городской стены. Там есть уступ, такой хлипкий на вид, что кажется, будто он вот-вот упадет, но он держится уже десятки лет. Вот ведь умели строить предки! Специально не захочешь сломать – и не сломается. И мы с этого уступа в воду прыгали, вместе с другими пацанами и несколькими взрослыми, там от воды локтей десять, не меньше. Я вперед руками, а Бузз как придется, в основном боком или на задницу, так что поднимается такая туча брызг и волна, что все вокруг чуть не тонут! Как-то там Маккафа поживает со своим клоуном? Я все представляю, как мы с ней целовались в последний день перед ее отъездом, у меня голова кружилась от ее запаха и вкуса. Но она долго не любит целоваться, и я считаю, что было бы несолидно к ней приставать.

12 июня. Каждый день ходим купаться, потому как делать больше нечего. А позавчера еще пошли на рыбную ловлю, туда же, где я в воду упал во время катания на льдинах. Притащил четырех карасей, сам почистил их и сварил уху. Получилось не так, как у мамы, но тоже неплохо. Отец меня похвалил, когда вернулся с дежурства. Он сегодня охранял какого-то проходимца, который с помощью магических порошков грабил магазины. Насыпал в клизму свое вещество и распылял его перед прилавком, когда никого вокруг не было, кроме продавца. Тот временно слеп, а вор запихивал ему в глотку кляп и обчищал кассу, и так раз пять или шесть, пока его какой-то магистр из Отдела частных расследований не вычислил. Я один раз ходил на открытое заседание суда, но мне не понравилось – скука страшная! Я думал, будет интересно, а там все время свидетелей опрашивали, потерпевших, и так битых два часа. Мне так надоело, что я ушел, не дождавшись конца, да и в туалет захотелось со страшной силой. Отец мне потом сказал, что суд не успел закончить свою работу, и его перенесли на завтра. Можете себе представить, какая это тягомотина – засудить простого грабителя. А уж про сложные дела я и не говорю, по несколько дней тянется базар, иногда после всей этой возни преступника даже отпускают! Сидят там такие люди, с виду простые граждане, называются присяжными, понравится им кто, они и прощают его, говорят, что он хороший человек и уже исправился. Это понятно, кто ж захочет в кутузке сидеть, поневоле сразу исправишься. Отец в тюрьме сто раз был и говорил мне, что всякие злодеи там сидят в темных подвалах и тесных камерах, и там все время сыро, даже в самую сильную жару, потому что река буквально под боком, и воняет так, что хоть нос затыкай. Там как раз рядом трубы канализации из южного района выходят и все дерьмо в реку вытекает. Так на этой самой воде заключенным пищу варят! Понятно, что запах остается, хоть и не такой сильный, как перед кипячением, а все-таки заметный. Но все привыкли и не выступают. Даже охранники ту же самую пищу поедают, и ничего. А вообще, мне Бузз говорил, что есть такие люди, которые своей собственной мочой лечатся, так что, наверное, ко всему привыкнуть можно. Говорят, был такой случай в нашей тюрьме, когда-то очень давно, в прошлом веке: один преступник ухитрился решетку на своем окне перепилить и в реку спрыгнул. Так у него все ловко вышло, что никто ничего не услышал. А тут как раз очередная промывка труб приключилась, и на него куча городского дерьма выплеснулась. Он выскочил на берег и стал так громко ругаться и плеваться, что выбежала охрана и повязала его. Так с ним потом целую неделю никто не хотел в одной камере сидеть, и пришлось беглецу одному скучать, пока вонь не развеялась, хоть он и помылся!