Читать книгу "Человеческий фактор - Виктор Пронин"

Это будет вообще черт знает что – разоблачение, срам, позорище!

Епихину нравилось это местечко – он стоял, почти полностью скрытый разросшимся, обломанным кустарником, здесь шла своя жизнь, наполненная невнятными голосами, звоном бутылок, хмельными отяжелевшими телами, которые где-то там, за его спиной, среди пеньков и холмиков выясняли отношения, говорили о жизни и предсказывали события, легко, не задумываясь, убежденно и громогласно мужики говорили о предстоящих войнах, конфликтах, катастрофах. А иначе зачем теплым осенним вечером забираться в этот кустарник, пить водку из пластмассовых стаканчиков, закусывать вареной колбасой и черным «Бородинским» хлебом и, улегшись на спину, забросив руки за голову, смотреть в бездонное небо и прикидывать – а не сходить ли еще за чекушечкой, не продлить ли на полчасика общение с людьми, которые лежат рядом и тоже смотрят в небо глазами ясными и хмельными...

Епихин стоял к ним спиной, а лицом к платформе, и проносились мимо него электрички с железным грохотом, с неумолимостью и даже, кажется, с какой-то остервенелостью, как могут проноситься годы, как может проноситься жизнь.

Вот это его убивало – годы, которые с небольшой натяжкой еще можно было назвать молодыми, пропадали в какой-то прорве. Не тем они были наполнены, ох, не тем! Какими-то вымученными удовольствиями, худосочными радостями и бесконечной пустой суетой. И даже любовь, даже любовь, зажатая в четырех стенах их с Жанной квартирки, частенько казалась ему вынужденной обязаловкой.

Он хотел все это взломать.

И мир распахнется широко и просторно, с дальними перелетами, с греческими островами, мексиканскими пирамидами, с таиландскими массажами, в конце концов! И будет дуть в лицо свежий ветер бескрайних пространств и безудержных чувств!

И для всего этого сделать надо совсем немного, совсем немного, совсем немного. Надо сегодня же связаться с этими придурками и поставить перед ними задачу простую, ясную – срочную.

Епихин понял – тянуть нельзя.

Привыкая к своей затее, он теряет бдительность, теряет остроту понимания, все задуманное становится чем-то вялым, растекающимся и чуть ли не безразличным.

Выпив залпом последний стаканчик пива, Епихин быстрым, решительным шагом прошел на платформу. Через двадцать пять минут он сошел на Белорусском вокзале и прямо на платформе подошел к телефону-автомату. Он уже несколько дней не звонил своим взращенным киллерам и решил, что сегодня может себе позволить сделать звонок.

– Михась? – спросил он, набрав номер мобильного телефона.

– Он самый.

– Узнаешь? – произнес Епихин и поморщился – плохое слово выскочило, какая-то зависимость в нем проскользнула, и Михась это почувствовал.

– Как же, как же... Очень даже.

– Есть новости?

– Мои новости тебе неинтересны... А наши общие новости могут быть только у тебя, – Михась набирал обороты, говорил все напористее, с некоторым недовольством.

– Час пробил, – сказал Епихин. – Ты где сейчас?

– Пиво пью.

– У Фатимы?

– Место встречи изменить нельзя.

– Говорить можешь?

– Говорю же, – опять с еле уловимым куражом ответил Михась.

– Это хорошо. Повторяю – час пробил.

– Услышал.

– Машина есть?

– Да.

– Купили?

– Договорились.

– Это надежно?

– Мои проблемы.

– Пусть так... Запомнишь или будешь записывать?

– Запомню.

– Если ехать по Кутузовскому проспекту, сразу за Кольцевой дорогой – Немчиновка.

– Знаю.

– Улица Советская начинается от платформы электрички. В семнадцать вы останавливаетесь напротив ворот, на которых прибит номер... Пятьдесят семь. Ждете, когда из ворот выйдет невысокий плотный человек в светлой полотняной кепке...

– В семнадцать еще светло, – заметил Михась. – Солнце на небе. Люди на улице. Кошки, собаки...

– Ты еще про курей забыл, – недовольно заметил Епихин. – Я только представлю вам клиента, познакомлю, так сказать.

– Неужели сам появишься? – удивился Михась.

– Нет. Это никому не нужно. Но я буду видеть и вас, и его... И позвоню, чтобы вы не обознались. Чтобы не случилась ошибка в объекте, как выражаются юристы.

– Он пойдет на электричку?

– Нет, он живет в Немчиновке. В частном доме.

– Это хорошо, – повторил Михась слова Епихина. – Это хорошо... Но есть проблемы.

– Деньги? – догадался Епихин.

– Они самые.

– Я так и знал.

– А тут и знать нечего... У нас на кону вовсе не любовь до гроба, у нас на кону только деньги. Разве нет? Разве у нас еще что-то есть на кону? Тогда я слушаю внимательно и готов даже записывать старательно и подробно.

– Какой-то ты сегодня не такой... – задумчиво проговорил Епихин.

– И какой же я сегодня?

– Разговорчивый.

– Это от волнения... Так вот... Деньги вперед.

– Это как? – опешил Епихин.

– Да вот так, товарищ дорогой... И потом... Ты сам как-то обмолвился об этом. Вдруг мы выполним задание, а ты больше не позвонишь... И мы с носом. И прости-прощай, село родное, в края дальние пойдет молодец. Хочешь – покажись, объявись, оставь координаты... Тогда будет другой разговор.

– Как-то ты сегодня крутовато со мной...

– Рано или поздно мы бы все равно уперлись в этот разговор, в эту маленькую неувязочку... Разве нет?

– Возможно, – выдавил из себя Епихин. – Но почему ты так уверен, что я обязательно вас обману, кину, исчезну?

– Ха! – воскликнул Михась почти весело. – Ну ты даешь, мужик! Да просто потому, что это разумно, правильно! Выгодно, в конце концов! На фиг платить деньги, неплохие вроде бы деньги, если можно не платить?! Твоя затея не простая, значит, человек ты не хухры-мухры, а если судить по гостинцам, которыми ты нас балуешь время от времени, то и цену деньгам знаешь. Поэтому повторяю – деньги вперед. Все тридцать тысяч.

– Не понял?

– Не надо. Все ты понял.

– Но мы договаривались о другой сумме...

– Цены растут, мужик... Коммунальные расходы, бензин, на базаре опять мясо подскочило в цене... Ужас какой-то.

– Так, – в полной растерянности проговорил Епихин. – Я должен подумать, может быть, мне стоит отказаться от ваших услуг.

– А это уж тебе решать. Ты же для нас человек-невидимка, но бываешь там, где мы бываем, видимо, уже знаешь, где мы живем, это же нетрудно – пройти за нами к дому... Мы у тебя как на ладошке.