Читать книгу "На грани фола - Чингиз Абдуллаев"

Дронго продиктовал, и комиссар на прощание добавил:

– Ваш номер телефона высветился у меня, я скоро перезвоню.

Дронго положил телефон на стол перед собой.

– Вы хорошо говорите по-итальянски, – сказал Орхан Кямал, – значит, вы настоящий полиглот. Сколько языков вы знаете?

– К сожалению, очень мало, – признался Дронго, – из европейских только английский и итальянский. Мне бы еще хотелось выучить потрясающий французский или интересный немецкий, на котором создано столько философских произведений.

– Но вы к тому же владеете русским и турецким, – напомнил начальник полиции, – разве это не европейские языки?

– Это родные языки, – улыбнулся Дронго. – Каждый бакинец знал с детства несколько языков. Многие говорили не только по-азербайджански и по-русски, но знали еще армянский, грузинский или фарси. Я тоже немного знаю фарси.

– Кроме турецкого, я говорю на английском и немецком и считаю себя достаточно образованным человеком, – признался начальник полиции.

– Это действительно так, – согласился Дронго, – но мир меняется. Сегодня многие европейцы говорят на нескольких языках. Иначе просто невозможно. А я в последнее время чувствую, что начинаю уступать молодым. Конечно, я разбираюсь в компьютерах, работаю с ноутбуками, общаюсь через Интернет, пользуюсь мобильными телефонами. Но не задействую их возможности даже на десять процентов.

– Все, кто старше сорока, уже другое поколение, – успокоил его Орхан Кямал, – мы все немного другие. Так и должно быть. Мои дети лучше разбираются в современных компьютерных технологиях, чем я.

Они говорили на эту тему еще несколько минут, когда раздался телефонный звонок. Это был комиссар Террачини.

– Можешь записывать, – предложил он, – первый телефон принадлежит какому-то сербу Бошковичу, который живет в Риме; а второй – итальянцу Эрминио Протто. Хочу тебя предупредить, что он мошенник и аферист. Очень известный банковский аферист. Четыре судимости, два раза сидел в тюрьме, один раз попал под амнистию, хотя в последний раз прокуратура и жандармерия не смогла собрать достаточных доказательств для суда по делу о возможном похищении дочери аргентинского банкира. Надеюсь, что ему звонил не твой родственник?

– Нет, – улыбнулся Дронго, – большое спасибо. Вы мне очень помогли, синьор комиссар. Обещаю, что обязательно встречусь с вами, когда приеду в Рим.

– Посмотрим, – усмехнулся Террачини, – до свидания.

– Спасибо еще раз. До свидания.

– Узнали нечто новое? – поинтересовался Орхан Кямал.

– Он назвал мне имена людей, которым звонил господин Мешкович, – сообщил Дронго. – Теперь они будут проверять этих людей, – как можно увереннее добавил он.

– Долго будут проверять?

– Один или два дня. – Дронго просто хотел выиграть время.

– Тогда не страшно, – согласился начальник полиции. – Вы так неистово пытаетесь узнать нечто новое об этом сербе, что я начинаю думать, что вы расследуете одновременно сразу два дела.

– Нет, – ответил Дронго, стараясь смотреть своему собеседнику прямо в глаза. – Надеюсь, что здесь уже не будет второго преступления и вы сможете вычислить убийцу уже сегодня или завтра.

– И не забудьте, что мы не отказываемся от вашей помощи, – улыбнулся Орхан Кямал.

Глава 12

На самом деле он почти ничего пока не знал. Но ждать было невыносимо. При одной мысли, что этот молодой прохвост встречается с женщиной, которая была так похожа на Натали, ему становилось не по себе. И он помнил о телефонном разговоре Милована со своим итальянским другом. Поэтому, выслушав комиссара Террачини, Дронго решил, что пора действовать. Теперь он мог рассказать Рэчел гораздо больше, чем раньше. Хотя по-прежнему не знал всех деталей аферы, которую замысливал Милован и его друзья.

Он поднялся наверх, на первый этаж, и постучал в номер Рэчел Блэксли. Но никто не ответил. На часах было около четырех, возможно, она ушла на пляж. Он прошел к кабине лифта, чтобы спуститься вниз, и увидел стоявшего у лифта Феликса Олегова. Молодой человек был явно в подавленном настроении. Он кивнул Дронго в знак приветствия.

– Вас уже допрашивали? – спросил Дронго.

– Да, – тяжело вздохнул Феликс. У него была круглая небольшая голова, худое тело почти без плеч, светлые глаза.

– Вы были рядом, когда погиб Юхнин?

– В нескольких метрах от них.

– Как это произошло?

– Сам не понимаю. Веземан закончил говорить, и мы поднялись, чтобы спуститься на завтрак. Я хотел еще зайти к себе в номер и переодеться. Утром я должен был зайти после завтрака к Бочкаревым. Лев Евгеньевич позвонил и предупредил, чтобы я в десять был у него. Ему нужно было перевести какой-то текст…

– Почему он позвал вас, а не Марину, ведь она его помощница, а вы пресс-секретарь клуба?

– Марина не ходит на виллу к Бочкареву, – пояснил Феликс, сделав выразительное лицо.

– Из-за Эмилии Максимовны, – понял Дронго.

– Конечно. Супруга Бочкарева относится к ней немного… прохладно, – нашел подходящее слово Олегов.

– Значит, вы выходили, когда Юхнин во второй раз выпил воду и начал задыхаться?

– Да, я шел вместе с Мариной, как раз сразу за ней, и, услышав шум, обернулся. Юхнин уже падал на стол, потом стал сползать на пол. Наим пытался ему помочь. Роберт Чаржов тоже помогал, и я подбежал, но мы ничего уже не могли сделать. Затем пришел турецкий врач…

Они вошли в кабину лифта, продолжая беседовать.

– Вы его хорошо знали?

– Конечно, – пожал плечами Феликс, – мы все друг друга хорошо знаем. Слишком много времени проводим вместе, постоянно на сборах. Он работал в нашей команде уже три года.

– А вы?

– Я – только полтора. Перешел сюда сразу после окончания аспирантуры, – пояснил Олегов.

– Какой аспирантуры? – заинтересовался Дронго.

– Я ведь окончил исторический факультет нашего университета, – ответил Феликс, – считался довольно перспективным кадром. Даже оставили преподавать в университете и предложили место на кафедре. – Они вышли из кабины лифта. – И в аспирантуру поступил четыре года назад, – продолжал Олегов, – только потом понял, что все это – ненужная мишура. После окончания аспирантуры я стал получать на четыреста рублей больше. По нынешнему курсу – тринадцать долларов. Три чашки чая или кофе. Мне, правда, светила должность доцента на кафедре, и зарплата могла быть около восемнадцати тысяч рублей. Это уже немногим больше шестисот долларов. Тоже не праздник, но все-таки… А в клубе мне предложили зарплату пресс-секретаря, больше той, которую получал наш ректор. Ректором я вряд ли стану, а чтобы стать даже профессором или заведующим кафедрой, нужно еще лет десять или пятнадцать работать. Когда мне предложили перейти в футбольный клуб, я почти не раздумывал.