Читать книгу "Любовь и разлука. Опальная невеста - Сергей Степанов"

Марья развлекалась наблюдением за смуглоликим иноземцем. Она узнала, что смуглоликого зовут Тархан-Лабой или Ламой и он отправлен в русские земли в качестве посла Алтын-хана. Тархан-Лама не выказывал ни малейшего расположения к разговору с девушкой. Стоило Марье подойти к нему, как он начинал вращать деревянный барабан, который постоянно носил с собой, и погружался в оцепенение. Но однажды после очередной неудачной попытки завести разговор с Тархан-Ламой с крыльца съезжей избы спустился Иван Петлин и что-то сказал ламе на его языке. Хотя казаки недавно приехали в Тобольск, им уже рассказали об опальной невесте. Петлин объяснял ламе, что к нему обращается государыня. Посол Алтын-хана впервые взглянул на Марью, и не просто взглянул, а почтительно заговорил, прижимая руки к груди.

– Говорит, что счастлив приветствовать наложницу Белого царя и желает ей благополучно дождаться, когда Белый царь снова откочует в Тобольск, – с улыбкой перевел Петлин.

Наверное, посол Алтын-хана решил, что у государя много жен и они ждут его в каждом остроге. Марья прыснула в ладошку. Лама угодливо захихикал.

– Что у него в руках? – спросила Марья.

– Молитвенная мельница. Внутри бумажки с молитвами. Он крутит, и это считается все равно как читать молитвы, – пояснил казак. – В Мунгальской земле около храмов стоят в ряд мельницы размером с бочку. Мунгальские люди подходят и крутят их. На храмах крестов нет. Стоят на храмах невесть какие звери каменные. А в храмах неизреченное диво: как вступишь в храм, против дверей сидят три болвана великие женского пола, вызолочены сусальным золотом с головы до ног, а сидят на зверях на каменных, а звери всяким образом выкрашены красками. А поют в тех храмах две трубы великие, сажени по полуторы труба. Как затрубят в трубы, да станут бить в бубенцы, да припадут на колени, да руками сплеснут, да запоют – страх великий возьмет!

– Он монах? – спросила Марья, кивая на Тархан-Ламу.

– Лаба. Как у нас старцы, то у них лаба, или лама. Постригают их маленькими, лет десяти, а плоду женского не знают от матери. Бороды и усы бреют и щиплют, ходят без штанов, а мясо едят по все дни. Мантии на них камчатые, а сборы у мантий, что у наших старцев, а клобуки у них желтые. А говорят так: ваша-де вера одна с нашею была, а старцы-де ваши черны, а мы-де старцы белые; да не ведаем, как наша вера от вашей отскочила.

– Ты не говори об этом моему дяде Ивану Григорьевичу. Осерчает, если услышит, что их вера с нашей схожа, – предупредила Марья.

– Спасибо, государыня, за предостережение. Однако нам надобно идти. Князь-воевода звал.

Князь Куракин призвал Тархан-Ламу, чтобы перевести грамоту китайского царя Тайбуна. Воевода расспрашивал, при каких обстоятельствах казакам вручили царскую грамоту. Иван Петлин рассказывал, как они шли каменной щелью промеж камня: страсти человека изымут! А у выхода из щели стоит мунгальский город, а в нем княгиня Малчикатунь, а кто идет от нее в Китайскую землю, тому она дает свою печать. Покажешь стражу печать, ино пропустят за рубеж в Китайскую землю, а не будет от княгини печати, ино не пропустят за рубеж.

– Говоришь, по рубежу построена стена. Сдается мне, что Китай – государство малое, – хмыкнул Куракин. – Ну, сколько можно обнести кирпичной стеной? От силы с нашу волость али с уезд!

– Нет, князь-воевода! Прости за встречу, только той стене нет конца и края. Мы, как ехали, сочли сто башен, а к морю и к Бухарам, сказывают, башен многое множество; а башня от башни стоит по стрельбищу. Сквозь ту стену пять ворот под одну башню. В той башне сидит дьяк от царя китайского Тайбуна, а послан досматривать печати от княгини. Ворота проездные низки и узки, на коне наклонясь проедешь. Кроме тех ворот на стене иных нет.

– Где живет царь Тайбун?

– В Большом Китае. Город велик и бел, что снег, а объехать можно только за четыре дня. Да в том же Большом Китае стоит кремль, где сам царь Тайбун живет. Кремль украшен всяким узорочьем мудрым, а двор царский стоит посреди, а у палат верхи золочены.

– Сказывай еще раз, пошто не были у царя Тайбуна?

– Мы царя не видели, потому что идти к нему было не с чем. И мне посольский дьяк сказал, что у них чин таков – без поминков-де перед царем Тайбуном не ходят. Сказывал так: хотя бы с вами, с первыми послами, ваш Белый царь послал бы невеликие дары, то наш царь пустил бы к себе. А ныне царь Тайбун только даст грамоту к вашему царю.

Иван Петлин тяжело вздохнул. Воеводе незачем знать, как надменно разговаривал с казаками посольский дьяк – чиновник министерства церемоний. Оно и к лучшему, что их не допустили в Запретный город. Дьяк передал через Тархун-Ламу, который ездил с казаками в качестве толмача, что иноземным послам предписывается падать ниц пред Сыном Неба. И государевым послам пришлось бы пройти через такое унижение. Даров с казаками не послали, но и это вышло к лучшему. Тархан-Лама объяснил, что китайцы считают всех, кто живет по ту сторону стены, северными дикарями, а любые дары рассматривают как дань Сыну Неба. Правда, лама смеялся, что хитроумный Алтын-хан обратил в свою пользу спесь китайцев. Он посылает им небогатые подарки, а взамен получает от царя Тайбуна вдесятеро больше. Ну и пусть китайцы вписывают его в свои книги как данника. В степь они не сунутся, а их книги все равно никто не прочтет.

– Попроси ламу перетолмачить грамоту царя Тайбуна, – распорядился воевода.

– Он уже пробовал, не дается, – отвечал казак.

Тархун-Лама помотал головой, показывая, что не может перевести. Лама знал монгольскую и тибетскую письменность, говорил на китайском, но читать иероглифы не умел. Воевода недоуменно крутил грамоту в руках:

– Вот китайская грамота! Неведомо, что писано! Отправлю в Посольский приказ, авось там прочтут.

Князь Куракин положил бумагу в лакированную шкатулку и убрал ее подальше. Отчаявшись прочитать китайскую грамоту, он велел казакам ждать его решения. Иван Петлин и его спутник Андрей Мадов освободились от ежедневного сидения в съезжей избе, и Марья получила возможность удовлетворить свое любопытство, расспрашивая казаков о чужих землях. Иногда она мысленно сравнивала Ивана Петлина с Петром Албычевым, ушедшим в тунгусский поход. Сын боярский смотрелся былинным Бовой-королевичем, но и казак был могуч. Он почтителен и скромен, но в его голубых глазах прячется спокойная решимость. Разве беда, что Иван Петлин простой казак! Иван Заруцкий тоже был простым казаком, а стал атаманом, который правил половиной Московского государства. Он остался верен своей любимой, когда от нее отступились даже родные и соплеменники. Марья вспоминала, с каким обожанием смотрел атаман на Марину Мнишек перед мучительной казнью, и невольно завидовала полячке.

Ивану Желябужскому не нравилось знакомство племянницы с простыми казаками, а тем более со смуглолицым монахом желтой веры. Чтобы подразнить дядю, Марья удвоила внимание к казакам, приглашая их в избу, отведенную ссыльным. Тетка фыркала, но внимательно прислушивалась к беседам племянницы с казаками, особенно когда речь заходила о фарфуре и аксамите из Китая. По словам казаков, царь Тайбун ничего им не подарил, зато Алтын-хан расщедрился, надеясь скрепить союз с Белым царем. Во владениях хана продается множество дивных вещей, привезенных из-за великой стены, но в самом Китае товара гораздо больше. Иван Петлин обстоятельно перечислял: