Читать книгу "Я буду тебе вместо папы. История одного обмана - Марианна Марш"

— Марианна, — говорил он, — мужчины всегда делают это с девочками, которые им нравятся. И они занимаются этим, когда хотят. Неужели ты хочешь, чтобы я перестал быть твоим другом?

— Нет, — шептала я, потому что боялась. Я боялась остаться без его защиты; боялась я также и того, что еще один человек в этом мире будет считать меня бесполезным существом, недостойным его любви.

Теперь он часто забирал меня после школы. Не было больше конфет в бардачке, только он и я в машине посреди леса. Обычно он сажал меня к себе на колени и заставлял терпеть, пока запихивал в меня свою штуку. Иногда я лежала на заднем сиденье, раздвинув ноги в белых носочках и школьных туфлях, а он наваливался сверху, стонал и мычал, двигаясь внутри меня.

Снова наступили летние каникулы, но пикники на пруду утратили все свое очарование. Весной я не собирала лягушачью икру, не сидела у воды, высматривая своих лягушат. В моей голове больше не было историй о пушистых зверьках. Теперь жаркие солнечные дни означали лишь одно: я снова буду лежать на спине, а он, настороженно оглядываясь по сторонам, чтобы никто нас не заметил, задерет мое платье, плюнет себе на руку, чтобы намочить меня, и начнет входить в меня, быстро и грубо, в то время как дети будут играть всего в нескольких метрах от нас.

В пасмурные дни он обычно просил маму, чтобы она отпустила меня помогать ему в мастерской — «подавать инструменты».

— Не хочешь меня взять в помощницы? Я справлюсь! — шутила она каждый раз, перед тем как с улыбкой дать свое согласие. И добавляла, что отпускает меня ненадолго, ошибочно полагая, что я буду там отдыхать.

Меня мутило от навязчивого запаха машинного масла и бензина, наполнявшего мастерскую. Вместо того чтобы чинить машину, сосед поднимал меня, прижимал к стене и резко входил. Он называл это «потрясти коленками».

Шли месяцы. Во сне я видела его лицо, слышала его голос, а просыпаясь, вспоминала о том, что он заставлял меня делать. Я очень хотела, чтобы это прекратилось, чтобы моя жизнь наконец изменилась, но чувство всепоглощающей беспомощности и бессилия сковывало мои движения и мысли.

В школе все тоже было не слава богу. Страшные образы, заполнившие мои сны, не оставляли меня и днем, мешая сосредоточиться на уроках. Я постоянно отвлекалась, и учителей это, естественно, раздражало.

— Марианна, ты слышала хоть слово из того, что я сказала? — Похоже, это стало любимым вопросом моих наставников. Не обращая внимания на испуганное «Да, мисс», они тут же спрашивали у меня что-нибудь по теме урока, и я ничего не могла им ответить.

Видя растерянность на моем лице, учителя нетерпеливо фыркали, одноклассники начинали злорадно хихикать, а я мечтала о том, чтобы провалиться сквозь землю и спастись от дальнейшего унижения. Сколько я ни старалась сосредоточиться на уроках, мысли мои все время возвращались к соседу.

«Интересно, сегодня он будет ждать меня после занятий?» — как же часто я задавалась этим вопросом, считая минуты до конца учебного дня. Желание увидеть его и снова почувствовать себя особенной быстро сменялось страхом, когда машина останавливалась посреди леса.

Делать домашние задания становилось все тяжелее: мало того что я ничего не помнила из учительских объяснений, так еще малыши постоянно отвлекали меня от уроков.

Но приближались большие перемены. За несколько месяцев до моего тринадцатилетия мама объявила, что снова беременна. И у меня внезапно пропали месячные.

Глава двадцать четвертая

Я зажмурилась изо всех сил, как в детстве, когда хотела одновременно сдержать слезы и отгородиться от жестокого взрослого мира.

Пришло время привести в порядок историю моей жизни, но я подсознательно гнала прочь мысли о тех давних событиях.

Однажды утром почтальон принес письмо — то самое, конверт от которого лежит сейчас на кофейном столике, — и воспоминания, давно погребенные в самых далеких уголках памяти, внезапно выползли наружу.

В тот день я сидела на кухне и завтракала бутербродом с джемом; терпкий аромат свежесваренного кофе приятно бодрил. Муж уже уехал на работу, по дороге забросив в школу детей, и я наслаждалась тишиной — редкой гостьей в нашем доме.

О том, что приходил почтальон, сообщили звяканье почтового ящика и тихий шелест конверта, упавшего на коврик в прихожей. Я подумала, что это всего лишь счета или очередная порция бесполезной рекламы, но любопытство заставила меня положить бутерброд на стол и покинуть уютную кухню.

Белый конверт, на котором незнакомым почерком было написано мое имя, я заметила сразу, аккуратно распечатала его и вытащила два листа обычной почтовой бумаги. Интересно, если бы я знала о содержании письма, я бы так же спокойно его открывала? Может, я бы нетерпеливо разорвала конверт или, наоборот, трусливо спрятала его, так и не прочитав ни строчки? Знаю лишь одно: в то тихое утро я вернулась на кухню, без всякой спешки развернула письмо и прочитала первое предложение.

В нем было всего шесть слов. Шесть слов, которые бросились мне в глаза, которые заставили меня пошатнуться.

«Я думаю, что ты моя мама».

Может быть, я предполагала и даже в глубине души мечтала о том, что этот день когда-нибудь настанет.

Может быть, но в тот момент листок бумаги отчаянно задрожал в моих руках, а раскрашенная яркими цветами кухня внезапно начала вращаться.

«Я понимаю, — продолжала автор письма, — почему ты отдала меня приемным родителям».

— Нет, не понимаешь, — прошептала я. — Не понимаешь…

Я быстро пробежала глазами остаток письма, задержавшись на последнем предложении:

«Я не собираюсь вмешиваться в твою жизнь, но надеюсь, что ты захочешь хотя бы встретиться со мной».

Моя дочь наконец-то нашла меня.

Ласково поглаживая бумагу кончиками пальцев, я пыталась представить, как сейчас выглядит моя девочка… точнее, уже взрослая женщина. Прикасаясь к письму, написанному ее рукой, я чувствовала, как многолетняя пропасть между нами постепенно сужается.

«Как ты там? — молча спросила я. — В кого превратилась малышка, которую я не видела двадцать пять лет?»

«Как долго она знает обо мне?» — этот вопрос я задавала уже себе.

«Я больше чем кто-либо понимаю, почему ты написала это письмо, — беззвучно прошептала я, ощущая незримое присутствие дочери между рукописных строчек. — У тебя накопилось много вопросов, и ты хочешь получить на них ответ. Я даже знаю, о чем ты спросишь меня. Любила ли я тебя? Что чувствовала, когда мне пришлось с тобой расстаться? Вспоминала ли о тебе все эти годы? Вот что ты хочешь узнать.

Да, — продолжила я свой монолог, — когда я узнала, что беременна, то хотела как можно скорее освободиться от этого груза, хотела, чтобы мое тело снова принадлежало мне, хотела, чтобы захватчик наконец покинул его. Но ты росла внутри меня, и каждый раз, когда я чувствовала, как ты шевелишься там, я понимала, что люблю тебя. Я почему-то была уверена в том, что родится девочка. Я даже придумала для тебя имя.