Читать книгу "Женщина в песках - Кобо Абэ"

Мужчина быстро слез с крыши и подбежал к веревке, которая теперь спокойно свисала вниз, перерезая песчаную стену. Вон там, там поверхность земли… Так близко, что просто не верится… Лицо напряглось, губы дрожали. Колумбово яйцо было, несомненно, сварено вкрутую. Но если переваришь яйцо, то все испортишь.

Ухватившись за веревку, он повис на ней всей тяжестью. И сразу же она стала тянуться, как резиновая. От испуга он весь покрылся потом. К счастью, вытянувшись сантиметров на тридцать, веревка перестала растягиваться. Он снова повис на ней. На этот раз оснований для беспокойства не было. Поплевав на ладони, он обхватил веревку ногами и стал подниматься. Он взбирался, точно игрушечная обезьяна на игрушечную пальму. Может быть, от возбуждения пот, выступивший на лбу, был холодным. Чтобы песок не сыпался на него, мужчина взбирался, цепляясь только за веревку, отчего тело его вращалось. Все шло гораздо медленнее, чем он предполагал. Земное притяжение поистине ужасно. И откуда взялась эта дрожь? Руки двигались помимо его воли, казалось, он сам себя выбрасывает наверх. В этом не было ничего странного, если вспомнить сорок шесть дней, пропитанных ядом. Когда он поднялся на метр, дно ямы ушло в глубину на сто метров, когда он поднялся на два — оно ушло на двести. Глубина все увеличивалась и стала наконец головокружительной… Смертельно устал… Не нужно смотреть вниз!.. Но вот уже и поверхность… Земля, опоясанная дорогами, по которым можно свободно шагать куда угодно, хоть на край света… Когда он доберется до поверхности, все, что здесь было, превратится в маленькие цветки, засушенные на память между страницами записной книжки… И ядовитые и плотоядные — все они превратятся в тонкие, полупрозрачные клочки цветной бумаги, и, попивая чай у себя дома, разглядывая их на свет, он будет с удовольствием рассказывать обо всем, что с ними связано.

И как раз поэтому у него пропало всякое желание обвинять женщину. Можно дать полную гарантию, что она не отличалась добродетелью, но не была и проституткой. Если потребуются рекомендательные письма, он готов дать ей их с радостью — сколько угодно, хоть десяток. Но как глупа эта женщина, которая только и могла, что ухватиться с ним за один-единственный билет в оба конца! Ведь даже если билет один и тот же, когда место отправления противоположное, противоположным будет, естественно, и место назначения. И нет ничего удивительного в том, что его обратный билет будет ей билетом туда.

Пусть женщина совершила какую-то ошибку… Но ведь ошибка — это ошибка, и не больше.

…Не смотри вниз! Нельзя смотреть вниз!

Альпинист, мойщик окон, монтер на телевизионной вышке, цирковой гимнаст на трапеции, трубочист на высокой трубе электростанции — стоит любому из них глянуть вниз, и он разобьется.

Все в порядке! Вцепившись ногтями в мешок, сдирая в кровь руки, он выкарабкался из ямы. Ну вот он и наверху! Сейчас уже можно не бояться, что упадешь, если разожмешь пальцы. Но пальцы, еще не в силах разжаться, продолжали крепко держать мешок.

Свобода, обретенная на сорок шестой день, встретила его сильным, порывистым ветром. Когда он пополз, песчинки стали больно бить по лицу и шее. Он не принял в расчет этот ужасный ветер!.. В яме только шум моря казался намного сильнее обычного. Но ведь сейчас как раз время вечернего штиля. Иначе нет никакой надежды на туман. А может быть, небо казалось подернутым дымкой, только когда он смотрел на него из ямы? Или это песок, тучами носившийся в воздухе, он принимал за туман? В любом случае — ничего хорошего.

Не поднимая головы, он стал тревожно оглядываться по сторонам… В тусклом свете пожарная вышка казалась чуть покосившейся. Она выглядела какой-то жалкой, и до нее было довольно далеко. Но оттуда смотрят в бинокль, поэтому нельзя полагаться на расстояние. Интересно, увидели его уже или нет?.. Нет, наверное. А то бы сразу зазвонили в колокол.

Женщина рассказывала ему как-то, что с полгода назад разыгралась буря, стена одной ямы на западной окраине деревни рухнула и дом оказался наполовину погребенным под песком. А потом хлынул дождь, мокрый песок стал во много раз тяжелее. Дом развалился, как спичечная коробка. К счастью, жертв не было, и наутро обитатели дома попытались выбраться из ямы. Тотчас зазвонил колокол; не прошло и пяти минут, как послышался плач старухи, которую волокли обратно… «Говорят, у этой семьи какая-то наследственная болезнь мозга», — добавила она лукаво…

Ну ладно, нечего мешкать. Он решительно поднял голову. Вдоль песчаных волн, окрашенных в красноватый цвет, легли длинные тени. Пелена песка, поднятая ветром с одной тени, втягивалась следующей и следующей. Может быть, эта пелена летящего песка и помешает заметить его?.. Оглянувшись, чтобы проверить, сильно ли бьет свет в глаза, мужчина даже замер от удивления. Значит, не только из-за летящего песка на закате небо казалось раскрашенным цветными карандашами, а все вокруг — затянутым молочной дымкой. От земли здесь и там поднимались рваные клочья тумана. Развеянные в одном месте, они поднимались в другом, разогнанные там, снова клубились здесь… Сидя в яме, он сам убедился в том, что песок притягивает влагу, но не представлял, что до такой степени… Все это напоминало пепелище после ухода пожарных… Туман, правда, редкий и, когда стоишь спиной к солнцу, не особенно заметен, но все же этого достаточно, чтобы укрыться от глаз наблюдателя.

Он надел ботинки, висевшие на поясе, свернул веревку и спрятал в карман. Ножницы, в случае чего, могли послужить и оружием. Бежать следует на запад — свет, бьющий наблюдателю в глаза, будет прикрывать его. Нужно где-то спрятаться и пересидеть до захода солнца.

Ну быстрей же!.. Пригнись и беги по низине!.. Теперь не теряйся… Торопись, только смотри в оба… Залягу вон в той лощине!.. Что за подозрительный звук?.. Плохое предзнаменование?.. А может быть, нет… Встану — и вперед… не забирай особенно вправо!.. Правый склон слишком низкий, уже на середине могут заметить…

Благодаря еженощной переноске корзин с песком между ямами протоптаны глубокие прямые ходы. Правая их сторона кое-где обвалилась и стала пологой. Ниже чуть виднелись верхушки крыш второго ряда домов, спрятанных в ямах. Их загораживал третий ряд, ближайший к морю. От этого и ямы были гораздо мельче, и плетень для защиты от песка мог еще служить здесь свою службу. В сторону деревни из ям, очевидно, можно свободно выходить. Стоило ему чуть приподняться, как стала видна почти вся деревня. У подножия волнистых дюн, расходясь веером, громоздились черепичные, оцинкованные, тесовые крыши… Виднелась и сосновая рощица, правда редкая, и что-то похоже на пруд. И вот, для того чтобы сберечь этот жалкий клочок земли, несколько десятков домов у побережья обречены на рабскую жизнь.

Ямы рабов тянулись сейчас по левую сторону от дороги… Изредка попадались ответвляющиеся ходы, проделанные волочившимися корзинами, а в самом их конце — мешки с песком, по которым можно было определить, где начиналась яма… Даже смотреть на это больно. Почти везде к мешкам были прикреплены веревочные лестницы. Видимо, многие обитатели этих ям уже отказались от мысли бежать. Теперь он легко мог представить себе, что и такая жизнь, в общем, возможна. Кухни, печи, в которых горит огонь, вместо письменного стола — корзины из-под яблок, полные учебников; кухни, очаги, вырытые в полу, лампы, печи, в которых горит огонь, сломанные раздвижные перегородки, закопченные потолки кухонь идущие часы и остановившиеся часы, орущие приемники и поломанные приемники; кухни и печи, в которых горит огонь… и во все это, как в оправу, вставлены скот, дети, физическое влечение, долговые обязательства, дешевые украшения, измены, воскурение фимиама, фотография на память… До ужаса однообразное повторение одного и того же… И хотя это было повторением, неизбежным в жизни, как биение сердца, но ведь биение сердца — еще не вся жизнь.