Читать книгу "Цветы смерти - Ли Тонгон"

его. Ли Ёнхван спокойно сидел и ничего не собирался делать. Он принял свою судьбу.

– Говорите, я стану еще большим мерзавцем, чем вы? – задумчиво протянул прокурор. – Знаю. Поэтому я тоже умру.

Ли Ёнхван внимательно посмотрел на собеседника. Впервые за все время тот не хмурился. Чан Тонхун дал преступнику немного времени, перед тем как завершить начатое.

– Господин Ли, вы курите? – спросил он.

Тот улыбнулся и отрицательно покачал головой.

Прокурор Чан Тонхун медленно приблизился и остановился прямо возле жертвы. Конец лезвия уже касался шеи Ли Ёнхвана. Тот смиренно закрыл глаза. Как можно исцелить и спасти человечество, если даже человек, который изначально не сомневался в его даре, собирался убить его из ненависти?

– Господин прокурор, мне нужно было родиться в другое время? – спросил он.

– Нет, нужно было достичь цели другим способом, – ответил Чан Тонхун.

Ли Ёнхван рассмеялся и запрокинул голову, чтобы шея оказалась совсем открытой. Он не настоящий бог и не сможет предотвратить свою смерть.

– Господин прокурор, если, убив меня, вы останетесь живы, идите на… 00.1° – 00.2°.

Лезвие пронзило его плоть и вошло глубоко в шею. Чан Тонхун понимал, что его действия были плохим решением. Но он без раздумий вытащил нож и снова ударил им в шею. Все его лицо залило кровью.

Ли Ёнхван схватился за горло и медленно начал сползать со стула. Прокурор перехватил рукоять и продолжил наносить удары до последнего движения, до последнего вздоха, пока Ли Ёнхван не умер. Повсюду разлетались брызги крови и характерный запах. Но даже после этого он не остановился: казалось, еще немного, и голова жертвы оторвется от тела. Прокурор ударил его еще трижды.

Чан Тонхун тяжело дышал. Кровь Ли Ёнхвана, как слезы, медленно стекала по его лицу. Перед ним лежало бездыханное тело. Все кончено. История, которая могла бы изменить судьбу человечества, завершилась, не успев начаться.

Чан Тонхун вздохнул. Он убил бога. Прокурор бросил нож, подошел к столу и закурил сигарету. Он верил в то, что Ли Ёнхван может вылечить любой недуг, что он нужен миру.

Прокурор приговорил многих преступников к смерти, но никогда не чувствовал ни вины, ни сожаления. И сейчас был убит тот, кто должен был умереть. Но правильный ли это выбор? Нет, сомнений не было – Чан Тонхун поступил верно. Прислушался к себе. Этот поступок стал местью за страдания семей погибших. Такова участь борца.

Прокурор выкурил сигарету, бросил окурок на стол, вновь взял нож и прислонил лезвие к своей шее. Он закрыл глаза и надавил на гортань.

«Я отомстил. Я обязательно должен умереть».

Неужели мерзавец Ли Ёнхван должен был жить?

Часть 10

Парадокс спасения

Убив Ли Ёнхвана, я не смог довести дело до конца, то есть не перерезал себе шею.

Я знал, как много людей впадут в отчаяние после смерти преступника и будут ненавидеть меня до конца жизни. Поэтому я должен был умереть. Но не смог, как никчемный идиот. Не смог нанести рану. Мое тело охватил страх смерти.

Одни говорят, правительство хранит тело Ли Ёнхвана в секретном месте, другие – что его кремировали и похоронили прах. Но никто не верил, что он мертв. Сложно было осознать, что прокурор, который вел дело, заявился к обвиняемому и убил его.

Люди стали подозревать, что слова сумасшедшего эксперта несколько недель назад в шоу о том, что Ли Ёнхван – агент разведки, правдивы. Протестантская секта продолжила существовать и расширяться, а верующие стали отправляться в экспедиции по стране на поиски метода Ли Ёнхвана.

А я… а что я? Меня осудили за убийство. Впервые в жизни я стоял по другую сторону баррикад. В начале заседания я крикнул судье, чтобы меня приговорили к смертной казни, – раз не смог умереть сам, пускай меня убьет закон. Я хотел, чтобы появился такой же прокурор-борец и покарал меня. Но чуда не случилось – мне дали сорок три года.

В тюрьме тоже сидело много людей, которые были больны сами, или кто-то в их семьях страдал от недуга. Скрыться от них можно только в пустыне. Они были приговорены к смерти с первого дня в колонии. Они избивали меня, кричали, что если бы Ли Ёнхван остался жив, то спас бы их жен, детей и родителей.

Это продолжалось каждый день, но я не сопротивлялся – думал, лучше умереть так, чем жить, поэтому специально подставлял по удары голову и грудь. Но в тюрьме нельзя рассчитывать на легкую смерть. После двух недель избиений мой левый глаз начал мертветь – в нем скапливалась кровь, но меня никто не лечил. Я подумал, что, может, хоть так умру, если заражение пойдет дальше. Но, к моему счастью или несчастью, я всего лишь ослеп на левый глаз. С тех пор меня никто не бил. Всем стало все равно, и я стал приспосабливаться к новой жизни.

Я разрушил жизни и надежды тысяч людей, но продолжаю существовать, как те подонки, которых я так сильно жаждал убить. Из-за этого я много лет не смотрел в зеркало. Там, на свободе, тысячи людей умирают. По моей вине. Теряют детей, провожают на тот свет родителей. И беспомощно ждут смерти. Тратят огромные суммы, чтобы продлить жизнь. Инвалиды проклинают меня. Я должен умереть.

Меня навестил Пёнчжон. Сейчас все уже забыли о Ли Ёнхване – общество быстро меняется. Люди не могут цепляться за прошлое. Его лишь изредка упоминают на вечеринках, когда все прилично выпьют, и на конспирологических сайтах. Еще Пёнчжон рассказал о результатах вскрытия отца Ли Ёнхвана. Выяснилось, что он проводил опыты уже после его смерти. Оказалось, его отец отказался от лечения и вернулся домой, где вскоре умер. Тогда Ли Ёнхван решил воспользоваться его телом. Получается, это единственная жертва, которой не был нанесен ущерб при жизни. А впрочем, эта история была мне не особо интересна. Все равно теперь все кончено.

Я атеист, но каждый день перед сном молился, чтобы завтра умереть. На двести четырнадцатый день в тюрьме я впервые пытался совершить самоубийство, но не смог. На пятьсот тридцать четвертый день я порезал вены лезвием, но выжил – это оказалось сложнее, чем предполагал. После этого меня перевели в одиночную камеру. Но я каждый день продолжал молить о смерти…

Прошло четырнадцать лет. Я провел в тюрьме пять тысяч двести тринадцать дней, или сто двадцать пять тысяч сто тринадцать часов. И остался жить. Сейчас я дома. Как мне это удалось? Условно-досрочное. Его можно