Читать книгу "Флегетон - Андрей Валентинов"

С надписью было проще: я указал на особенности написания «тэты» и «эпсилон», посоветовав заглянуть в «Corpus graecarum», где есть точные аналогии. Про Эрмитаж я знал лишь, что с 18-го там располагалась питерская «чека», которая, вероятно, и работает с его сотрудниками. Ну, а насчет коллег... Видит Бог, я и сам хотел бы знать, что с ними случилось!

Профессор Кулаковский умер, не дожив, к счастью, до Армагеддона. Академику Федору Усвятскому, однофамильцу моего поручика, повезло меньше – умер от голода весной 18-го. Михаилу Ивановичу Ростовцеву удалось, кажется, уехать за границу. Туда же успел вырваться в 19-м и профессор Виппер. Об остальных я ничего не знал. Впрочем, я спросил, помнит ли господин Акургал публикации профессора Лепера.

Господин Акургал всплеснул руками и гордо заявил, что знаком не только с публикациями, но и с самим господином Лепером, что он чрезвычайно гордится этим знакомством; и я его очень обяжу, сказав, где сейчас господин Лепер и как его найти.

Я объяснил ему, как найти господина Лепера. Господин Акургал испуганно поглядел на меня, и несколько минут мы оба молчали. Затем он поинтересовался, где и над чем работаю я. Когда я объяснил, где и над чем я работаю, господин Акургал заявил, что это неправильно и даже нелепо. Даже правительство Его Величества Султана считается с тем, что специалистов по древней истории в мире не так уж много. И даже если, от чего храни Аллах, войска Кемаля войдут в столицу, он и его коллеги могут быть спокойны – Кемаль-эффенди – европейски образованный человек и весьма уважает ученых. И он, то есть господин Акургал, не может понять, как правительство большевиков смеет так относиться к русским историкам, которых он и его коллеги всегда считали своими учителями.

Я даже не улыбнулся, слушая эту несколько цветистую речь. Многого здесь не могут понять господа турки с их верой в европейскую образованность!

Между тем господин Акургал оставил велеречивый слог и заговорил вполне по-деловому. У них нет свободных штатных должностей (война, увы, увы!). Зато у них есть свободная ставка консультанта. Конечно, господин директор – человек с некоторыми предрассудками, но даже он не откажется от услуг бывшего сотрудника Русского Археологического Института.

Я поправил его, заметив, что был лишь сотрудником вне штата, но господин Акургал уже допивал кофе, явно собираясь направляться к директору. На какое-то мгновенье я подумал, как это было бы здорово. Может, швейцарец ошибся, и у меня есть еще несколько лет. Тихий музей, который через некоторое время вполне может стать серьезным научным центром. Отсюда можно связаться с теми из коллег, кто сумел уехать, можно даже попытаться разыскать что-нибудь из фондов и коллекции института...

Я помотал головой, отгоняя наваждение. Поздно, поздно! Еще бы пару лет назад! Правда, как раз два года назад мы вели бои на подступах к Донбассу...

Господин Акургал решил, вероятно, что я претендую на нечто большее, чем место консультанта, виновато развел руками и просил обязательно зайти через несколько дней. Я поправил френч и сослался на служебные обязанности, которые едва ли позволят мне часто бывать в Истанбуле.

Эта встреча несколько успокоила. Во всяком случае, я отчасти пришел в себя. Ну что ж, Института нет, но есть господин Акургал и его молодые коллеги. Есть даже Кемаль-эфенди, ценящий европейски образованную интеллигенцию. А эта надпись на скверном малоазийском мраморе все равно впервые была издана в ежегоднике «Известия Русского Археологического института в Константинополе» профессором Кулаковским и выпускником Харьковского императорского университета Пташниковым.

В Истанбуле мне было делать больше нечего. Конечно, я мог бы зайти на улицу Де-Руни, но сегодня меня там не ждали. Тем более, в последний раз Яков Александрович явно что-то недоговаривал. А между тем, я к этому никаких поводов не давал.

Я пересчитал лиры, и решил перекусить в каком-нибудь приличном ресторане. В конце концов, будет что вспомнить в нашей офицерской столовой за ужином. Нет, спасибо, конечно, господам французам за продукты, но лучше бы они ели их сами.

Трудность состояла в том, что приличный ресторан в Истанбуле – это не Музей Древностей. Где находится Музей, я знал, а вот с приличными ресторанами дело обстояло сложнее. Я уж совсем было собрался спросить об этом самым наглым образом у первого встречного британца, но затем в голову пришла иная мысль. В конце концов, не торчать же одному за столиком, пережевывая шашлык по карски или азу-измит. И я направил свои грешные стопы к гимназистке седьмого класса.

Я помнил, где она живет – в ту ночь, вернее, в то утро я проводил ее домой, точнее, в тот многоэтажный домище, где она снимает комнатку у какой-то мрачноватого вида старухи. Конечно, Татьяны вполне могло не оказаться дома, но попытка, как известно, не пытка. Тем более, не пытка в чеке.

Татьяна была дома, но ее вид мне сразу же не понравился. Допуская увидеть ее с очередным кавалером, просто подшофе или после понюшки кокаина – с позволения сказать, nobless oblige. Но она была совершенно одна, без всяких следов боевой раскраски, а комната имела весьма заброшенный вид и чуть ли не поросла мхом.

Я решил было, что она прихворнула, но Татьяна заявила, что чувствует себя вполне прилично. Тогда я поглядел на нее внимательнее и поинтересовался, сколько дней она не ела. Оказалось, что всего день. До этого она питалась на то, что удавалось продать на местной барахолке.

В общем, она не последовала моему дурацкому совету, и не пыталась топиться в Золотом Роге. Правда, пришлось все продать. А вчера это «все» кончилось. Но, в любом случае, она благодарна мне за добрый совет.

Мне бы возгордиться, но я не стал. Моя дурацкая проповедь едва ли могла наставить на путь истины даже безгрешного лорда Фонтлероя. Просто, у каждого человека есть свой предел, за который невозможно переступить. Дурной пример, конечно, но бравый подпоручик Александр Михальчук не мог есть конину. Это было зимой 19-го, когда всем нам приходилось подражать татарам. А Михальчук конину не ел. Один раз попробовал – и чуть не помер. Видать, такой предел есть и у Татьяны. А встреча с моей нескромной персоной – только последняя капля.

Однако же, помирать с голоду – тоже не лучший выход!

Я поглядел на нее критическим взором и поинтересовался, где тут можно купить приличное платье. Она усмехнулась и сказала, что я несколько опоздал. Раньше мне стоило заплатить две лиры. А теперь и платье ни к чему. Лучше она и вправду искупается в Босфоре.

Пришлось объясняться. Я сообщил, что нас того и гляди переведут в Занзибар, и напоследок мне хочется посидеть с дамой в приличном ресторане. Истанбульских ресторанов, однако, я не знаю, а знакомая дама у меня здесь одна. Что же касается платья, то после посещения ресторана его можно продать. Или сжечь, дабы никаких вопросов не возникало.

С платьем вопрос решился быстро, труднее оказалось найти пристойный ресторан. В конце концов, мы остановили свой выбор на «Бристоле», невдалеке от Британского посольства. Это меня успокоило – господа островитяне любят чистоту, и по крайней мере, тараканов там не встретишь.