Читать книгу "Опоздавшие на поезд в Антарктиду - Наталья Труш"

О худшем они не думали. Даже представить тогда не могли – какое оно, это худшее. Ад на земле есть. И этот ад – в неволе.

О том, что Илья Покровский арестован на территории Украины, Анна узнала случайно. Пролистывала на работе свежие газеты и зацепилась за знакомую фамилию. Это было так неожиданно, что Анна глазам своим не поверила. Она закрыла газету, изучила первую полосу. Свежая «Комсомолка», собкор из Архангельска Иван Соснин, статья «Наломали дров» под рубрикой «Темный лес и террористы».

То, что она прочитала, не укладывалось в голове. Если верить автору, то Илья Покровский – убийца, который находится в бегах, а его ищут не только милиционеры, но и родственники убитых ливанских бизнесменов-миллионеров, а поскольку в арабском мире такое не прощается, то, не ровен час, в Архангельск ожидается прибытие террористов. А еще автор писал о том, как лихо разбойничал Илья Покровский на территории Украины, как дерзко обводил вокруг носа украинских милиционеров, сколько миллионов долларов он зарыл неизвестно где и сколько поездов пустил под откос и взорвал мостов.

У Анны сложилось впечатление, что автор выполнял чей-то заказ, настолько смело он смешал в одну кучу криминал и политику, реальность и фантазии. Анну удивил не очень умелый стиль автора и форма подачи «горячего и жареного». И уж абсолютно точно: тот монстр, которого нарисовал Иван Соснин, не был похож на Илью Покровского. Или Анна его совсем не знала…

– Ань, ну что ты удивляешься? – сказал ей вечером муж, которому Анна показала статью в газете. – Бизнес – это деньги, а деньги меняют людей, выбивают из них все человеческое. И потом… Ты давно не живешь с ним! Он мог измениться.

– Может, ты и прав, – задумчиво ответила Анна. – Но я не верю в это.

* * *

Она не стала расстраивать мужа разговорами на эту тему. Да и что она могла ему рассказать? Что не может мальчик, мечтающий о далекой Антарктиде и вытаптывающий на свежем снегу вечных три слова с восклицательным знаком, убить человека из-за денег?! Об этом другим мужьям не рассказывают. С этими другими происходят другие истории. Поезда уходят по другому расписанию и в другие страны, и всякий раз другой снег засыпает землю, не прошлогодний. И запах у него другой, и цвет. Даром что он такой же холодный и белый…

– Э-эй! Ань, ты где? – Муж подергал ее за ухо. – Я знаю, о чем ты думаешь. Ты знала своего Илью юным и влюбленным в тебя, мальчиком, который заикался и бледнел от нахлынувших на него чувств, для которого два дня разлуки были смерти подобны. Так?

– Ну… да… Где-то так…

– Тогда выбрось эту газету и забудь все, что прочитала. Я знаю, ты очень переживаешь, что Игорь узнает все вот это. А ты не думай об этом. Когда-нибудь он сам ему все-все расскажет.

Илья помолчал, еще раз пробежал глазами статью в газете.

– Я тоже не очень верю во все это. Уж очень много нагорожено. Жалко его, конечно. Тюрьма – плохая школа. И во всей этой ситуации радует лишь то, что теперь нас вряд ли кто-то будет искать и можно возвращать домой Игоря. Ты рада?

– Да, я рада…

«А я его, моего второго Илью, оказывается, совсем не знала, – думала Аня, рассматривая мужа. – Я всегда считала его толстокожим бесчувственным бегемотом, у которого на уме одна лишь борьба за демократию. А он, оказывается, очень даже чувствительный. Просто он совсем другой…»

А потом в их дом пришла беда. Илья Стриж пропал. Дело было 31 декабря. Аня в этот день не ездила в редакцию – готовила дома праздничный ужин. А Илья поехал лично поздравить всех тех, с кем был связан по работе. С утра загрузил в машину подарки, выехал со двора, и больше Аня его не видела. Машину Илья оставил во дворе редакции. Так и сказал сотрудникам:

– Дальше я на своих двоих. Быстрее будет! Да и в типографии стол накрыт, не отпустят без рюмки.

В милиции потом говорили Анне:

– Да выпил, наверное, лишку, ваш муж, и зарубился куда-то – праздник же! Найдется.

Но Илья не пил никогда до такого состояния, чтобы не явиться домой на праздник. Он вообще не пил до потери сознания и «зарубиться» никуда не мог. Аня нашла людей из типографии, которые рассказали ей, что Илья выпил буквально каплю и ушел. Было это около шестнадцати часов. Куда ушел – Стриж никому не сказал.

Может быть, он встретил кого-то из знакомых и в самом деле продолжил празднование Нового года. Хотя это совсем было не похоже на него.

Но Аня допускала и это. Ну, все в жизни бывает: вчера не пил, а сегодня – начал пить. Она провела два дня в ожидании у окна, из которого видно дорогу, по которой люди идут с электрички, и до слез в глазах всматривалась в темноту, пытаясь по походке угадать в пешеходах Илью.

Она ждала телефонного звонка. Хоть какого-нибудь, хоть из больницы или из милиции. Лучше бы, конечно, от друзей. Но друзей у Ильи не было. Было море приятелей, соратников по делам. А другом была только Анна. Он так и говорил ей всегда:

– Мой друг – это ты. Другие друзья мне не нужны.

Но звонков не было.

На третий день Анна начала обзванивать морги. Это было страшно, но она делала это через силу. По второму разу она обзвонила и больницы. Но и это не дало результата. Вернее, результат был: Ильи нигде не было.

Была у Анны подруга Ирина, у которой был собственный горький опыт в поисках близкого человека. Муж Ирины – бывший муж! – Стас Шмелев, поэт, известный бард, член Союза писателей, провалялся в морге одной из питерских больниц две недели. Его увезли туда из квартиры на Ленинском проспекте с сердечным приступом. В больнице Стас скончался. Жил он в последнее время замкнуто, в одиночестве. Ирина с дочкой ушла к своим родителям года за три до этого. С мужем созванивалась изредка.

Стаса начал искать его друг-собутыльник. Вот уж предвидение, судьбы поворот! Раньше бы не стал никаким поиском заниматься этот хмырь Эдик. Позвонил – нет никого дома, да и хрен с ним! А тут Эдику обломились какие-то немыслимые деньги: он продал свою «гениальную мазню» – так он называл свои картины. Пить в гордом одиночестве Эдику не хотелось. Хотелось поговорить со Стасом про живопись и поэзию, похвастаться своими успехами и послушать, как плачется Стасик, которого «никто не понимает». Очень хотелось почувствовать, что ему куда лучше, чем приятелю. И под эту тему Эдик ходил к другу в день по пять раз, а он все не появлялся и не появлялся в своей холостяцкой норе.

В один из дней, когда Эдя сначала долбил в двери Стаса кулаком, а потом трижды засадил в железо ботинком, по лестнице спустился сосед сверху и предупредил художника:

– Слышь, ты! Я щаз тебя навсегда успокою! Вали отсюда и не долбись, как дятел! Твоего другана-алконавта в больницу увезли!

– В какую? – спросил Эдя, мгновенно протрезвев.

– А я знаю?! Видел, как его на носилках уносили, синего… Брр… Допьетесь все!

Сосед ушел, а Эдя подхватился и помчался в соседнюю парадную – искать Люську, которая когда-то дружила с бывшей женой Стаса. Люська – фря и сука редкостная – сначала обругала Эдю, а потом поверила и сама позвонила Ирке. Ирина засела за телефон и стала искать бывшего мужа. Но не нашла его ни в больницах, ни в моргах. К вечеру она приехала в дом, где еще недавно жила вместе со своим непризнанным поэтом. Ключами, которые сохранились у нее еще из той жизни, Ирина открыла квартиру барда, отшатнулась от мерзкого табачного смога, который вырвался на волю, и тут же нашла следы пребывания в доме медиков. В спальне, на прикроватной тумбочке в пепельнице, полной окурков, лежали три ампулы со сколотыми носиками и клочок ваты с капельками крови.