Читать книгу "Дочь того самого Джойса - Аннабель Эббс"

яростно замотала головой, что у меня чуть не выскочили глаза. Во всем виновата миссис Флейшман, твердо сказала я себе. Все, о чем я подумала, просто немыслимо. Немыслимо!

Октябрь 1934 года

Кюснахт, Цюрих

– Меня не интересует ваш брат. – Доктор Юнг машет рукой, словно отгоняя муху. – Вся проблема заключается в вашем отце.

– Баббо вовсе никакая не проблема. Он – единственный, кто понимает меня, единственный, кто оставался со мной в течение этого… этого crise de nerfs[10]. – Я стараюсь отодвинуть свое кресло подальше, но оно слишком тяжелое. Доктор Юнг сидит в кресле рядом, так близко, что я чувствую его кислое дыхание.

– А почему, мисс Джойс? Почему? – Он наклоняется еще ближе, я делаю еще одну попытку отодвинуться и, когда мне это не удается, вжимаюсь в кресло как можно глубже, пытаюсь слиться с обивкой, исчезнуть в ней.

– Потому что только он один теперь меня любит.

Доктор Юнг сердито поднимается с кресла и начинает расхаживать по кабинету, вздыхая и хмурясь.

– Нам нужен перенос. Вашему отцу необходимо покинуть Цюрих, покинуть вас. До тех пор, пока вы не сможете перенести, передать свои чувства к отцу мне, я не в состоянии вам помочь. И то, что он сидит в Цюрихе и издалека наблюдает за вами, делу совсем не помогает.

– Он уехал, – говорю я, поглаживая мех пальто. Хоть бы доктор перестал кричать на меня и выклевывать, выдергивать из меня мои секреты!

– Нет, не уехал! – Доктор Юнг подходит к столу, берет мою рукопись и издевательски трясет ею. – Это бесполезно, если ваш отец не перестанет вмешиваться в лечение.

Я вздрагиваю. Я провела много часов, много дней, описывая историю своей жизни, а теперь великий доктор Юнг говорит, что все это бесполезно?

– Значит, мадам Бейнс снова шпионила за мной, не так ли?

– Она не шпионка. – Доктор Юнг тяжело вздыхает и опускает свои толстые ляжки в крутящееся кресло. – Она помогает вам. И мне. Все видели вашего отца в Цюрихе. Он слишком хорошо известен, мисс Джойс. – Он старательно записывает что-то в свою тетрадь, закрывает ее и опять встает.

Я смотрю в окно, на серебристо-серое зимнее небо и холмы. Как же все так вышло? Как получилось, что Джорджо в Нью-Йорке и собирается вскоре выступать на радио? Что у него есть личный шофер, жена и сын? Как вышло, что я, гораздо более талантливая, чем он, всегда работавшая на износ, сижу здесь, вынося оскорбления толстого швейцарца с часами-луковицей… шпионство… без друзей и без надежды… запертая в клетке. Как это случилось, боже?

Доктор Юнг следит за направлением моего взгляда.

– Вам нравятся холмы, мисс Джойс? Что они вам напоминают? Отца?

Я хмурюсь.

– Отца? Это единственное, о чем вы способны думать?

– Я должен настоять на том, чтобы он оставил Цюрих. Теперь у меня просто нет выбора. – Он медленно поворачивается в кресле, не сводя с меня глаз.

Я пожимаю плечами.

– Можете делать все, что вам заблагорассудится. Мне уже все равно.

– Мисс Джойс. – Доктор медлит, угрожающе барабаня пальцами по толстой обложке тетради. – Я думаю, что все это – способ привлечь внимание отца. Притворяясь, что вам нужна психиатрическая помощь, вы таким образом и получаете это внимание.

Я молчу и раздумываю над его словами. Он хочет сказать, что я лишь притворяюсь, что чувствую все это? Что пустота в голове, страх и безнадежность, которые так часто охватывают меня теперь, – это лицедейство? Только чтобы обратить на себя внимание баббо?

– То самое внимание, которое он вам уделял, когда вы спали в одной спальне, возможно? – мягко спрашивает он.

Не в силах произнести ни звука, я смотрю на него, и мои пальцы леденеют на меху.

– Я вижу, что ошарашил вас, мисс Джойс. Что ж, если вы хотите поговорить о своем брате, полагаю, вреда от этого не будет. Почему вас так огорчил его роман с миссис Флейшман? – Доктор Юнг тычет в рукопись толстым пальцем.

Я с силой закрываю глаза, чтобы отогнать его глупые теории, несколько раз моргаю, затем снова опускаю веки и представляю себе Джордже Его образ медленно, вкрадчиво вплывает в мою память, как человек, возвращающийся из долгого путешествия по океану. Тощее долговязое тело – соломинка, да и только, длинные ноги, зачесанные назад волосы и очки, от которых глаза становятся похожи на совиные. Живой портрет отца, как все говорили. Я глажу мех пальто, сильно прижимая к нему ладонь.

– Потому что нечто между нами изменилось. Мы были неразделимы, лучшие друзья. Двадцать лет мы делали все вместе, присматривали друг за другом в новых школах, заботились друг о друге, играли вдвоем, когда оставались без друзей. Даже баббо говорил, что любовь, что нас связывает, – это необычная любовь. – Я делаю паузу и смотрю на доктора Юнга.

– Продолжайте, мисс Джойс.

– Я думала, что подвела его, когда отказалась выйти замуж за Эмиля. Думала, что он пытается спасти нашу семью, вытянуть нас всех из финансовой ямы, став любовником миссис Флейшман и получив таким образом доступ к ее деньгам и связям.

– Предполагалось, что вы сделаете то же самое, выйдя замуж за Эмиля Фернандеса?

– Да. – Я грустно киваю. Добрый милый Эмиль… всегда бодрый, всегда с улыбкой на устах. Почему я не стала его женой? Почему я поняла все так неправильно?

Доктор Юнг встает и снова начинает шагать по кабинету, размахивая при этом своими огромными руками.

– Мне никогда не удается сделать зарядку или хотя бы размяться, так что я рад, когда могу немного подвигаться. Прошу прощения, если вас это отвлекает, мисс Джойс. Но вернемся к Джорджо. Ревновал ли он вас к мистеру Беккету? Могла ли миссис Флейшман быть его своеобразной местью вам?

Я опять быстро закрываю глаза, призывая воспоминания, которые еще на прошлой неделе были так свежи, так остры… прозрачны, как стекло.

– В то время ему еще ничего не было известно. Только Киттен знала все обо мне и мистере Беккете.

Доктор Юнг огибает меня. Сейчас его руки засунуты глубоко в карманы.

– Все дело было в деньгах, – продолжаю я. – Я заметила – ив Париже, и в Цюрихе, и в Триесте, – что богатые люди совсем другие. Они иначе движутся, держатся прямее, более грациозны. Миссис Флейшман так по-особенному держала голову… ни я, ни мама так не умели. И Джорджо это тоже видел.

– Ваши проблемы не имеют никакого отношения к деньгам! – невежливо обрывает меня доктор. – Прекратите нести чушь и винить в своих бедах совершенно посторонние вещи! Недостаток средств ведь не остановил вашего отца? Он никогда