Читать книгу "Рассказы о природе и животных - Михаил Михайлович Пришвин"

пролёта очередного вальдшнепа. Они токуют в полёте — «тянут», как говорят охотники. В токовом полёте вальдшнеп цвиркнет, потом два раза хоркнет, потом пауза, опять цвиркнет и два раза хоркнет, и так летит он невысоко над лесом и лесными полянами, хоркая и цвиркая. Привлекает самок.

Долгая запись тяги вальдшнепа у меня никак не получается, быстро он пересекает поляну: всего три-четыре серии цвирканья и хорканья удаётся записать. Хорошо бы для качественной записи бесшумно лететь с ним рядом, да пока никак не научусь.

Иногда вальдшнеп встречает в полёте самку, и тогда они начинают оживлённо и беспорядочно цвиркать, весело даже цвиркать, я бы сказал. А тут с этим весёлым цвирканьем налетели на меня сразу четыре вальдшнепа и упали камнем в траву всего метрах в десяти от моего бревна. А я-то и так весь во внимании. И началась у них кутерьма, они на земле тихо, почти шёпотом, делают так — «кась-кась-кась» и гоняются друг за другом, потом встанут столбиками как солдатики. Постоят и опять забегали, зашуршали травой, и снова «кась-кась-кась», а самочки, наверно всё-таки они, ещё и то ли постанывают, то ли похрюкивают.

Вот вальдшнепы гонялись и шебуршились в траве, а потом, наверно, заметили меня и опять встали как вкопанные солдатиками, опустив клюв. А может, это ритуал у них такой?

Я поглядывал, поглядывал на ближайшего застывшего. Плоховато видно уже в темноте, но стоит, не двигается. Через пару минут — стоит столбушком. Ещё через минуту — стоит. Потом забыл про него, отвлёкся на пролетающих свиязей. Возвращаюсь глазами к вальдшнепу — растворился в траве. Ну и мне пора.

13 апреля

Липовая Гора

С самого рассвета загудела с Оки самоходка. Она медленно шла против течения по разливу. Я её не видел, зато слышал хорошо. Целых три часа гудели её дизеля, и я не мог записывать голоса птиц. Вот и не верь после этого про тринадцатое число. Но зато можно было просто без наушников посмотреть на апрельское утро.

А утро было самое тёплое и звонкое из всех пока. Всё — ранняя весна позади. Начинаются настоящие весенние хоры. Ещё ни разу этой весной лес не пел так, как сегодня.

Тёплой ночью снег окончательно ушёл с поляны и остался только кое-где в лесу, да у нас за домом в тенёчке. Перед рассветом по поляне разлился густой туман. Такой низкий, что был мне по пояс или кое-где даже по колено. Такой, что только ёжик и мог бы в нём заблудиться. Старые дубы и липы торчали из тумана, как из воды. А выше деревьев цветная утренняя заря. Казалось, это разлив за ночь подкрался вплотную к кордону.

С восхода посреди Липовой горы на старых дубах и липах запели скворцы. Они здесь перепевают луговых, лесных и приречных птиц и, в отличие от деревенских скворцов, не знают голосов кур, петухов и галок. Поэтому звучат местные скворцы особенно. У некоторых я даже нашёл в песнях подражание овсянке-дубровнику. Красавец дубровник, к сожалению, пропал с окских лугов уже больше 15 лет назад, а песня его вот сохраняется в перепевах скворцов. Не смогли скворцы пролететь мимо такой звучной и яркой песни и теперь учат ей своих птенцов.

После обеда мы с прибывшим сегодня орнитологом Колей спустили на воду вёсельную лодку. И я сразу же уплыл во всё растущий разлив. Ничего особенно там не видел, полежал на сухой траве у Агеевой горы. Посмотрел на лосиху с годовалым лосёнком на острове. Два почти чёрных больших зверя на русой с рыжиной прошлогодней траве, и ноги у них белые, так что казалось, лоси летели над травой.

Потом просто шёл в болотных сапогах по неглубокой воде и тащил за собой лодку. Лодка двигалась легко, сама почти. Ветра не было. Было тепло, а солнце уже клонилось к горизонту. Токовали надо мной черныши, с подтопленных дубов пели чёрные дрозды. И была такая тишина, что только плеск моих сапог и птицы. И огромный разлив, отражающий светлый мир. И я там в отражениях иду с лодкой, качаю себя, ясное небо и красные ягоды шиповника на воде, которого тут в лугах уйма.

14 апреля

Липовая Гора

И опять тепло и тихо днём, и не слишком холодно утром. Какой-то классический апрель настал. Распустились серёжки на осинах, зацветает ива пепельная. Такой аромат утром стоит от этой ивы, пахнет пчелиным воском и сотами с мёдом. Как у моего дедушки в пчельнике. Детский такой запах, давно им не дышал, а тут ива напомнила. Я на ивовые ароматы всё время удивляюсь, что не вид ивы — свой узнаваемый запах. Верба, ракита, козья — все ивы пахнут по-своему. Теперь вот по запаху сот и воска буду вспоминать апрельскую Мещёру, заросшее кустами озеро Большие Сады и рогача косули с меховыми рогами, стоящего в зацветающих ивах.

Ещё утром нашёл классное место в лесу, сухой взгорочек, а дальше разлив в дубах. Кряквы там дуром орут, остромордые лягушки в разливе булькают как пузырики — турлычут, а сверху дятлы барабанят, кулики-черныши летают, дрозды, зяблики, зарянки поют.

Пока я всю эту красоту записывал, проплыла между дубов мимо меня выдра, ловкая, со светлыми низом и подбородком. Ровно между деревьев прошла. Интересно, рыбы, наверно, сейчас тоже в лесу плавают.

15 апреля

Липовая Гора — Брыкин Бор

Вот это звук на рассвете, вот это мощь! Поют дрозды по-настоящему, с эхо, и они весь концерт ведут. Я от дрозда к дрозду иду, но то у тетерева постою, то у зарянки задержусь. Подышу ивовым запахом.

На Барском колодце два больших лося с пеньками от рогов — самцы. А дальше лосиха с годовалым шумно кусты объедают. Годовалый почему-то прошлогоднюю засохшую дубовую листву с дубков лопает.

А лес поёт! Удод какой-то, чудом залетевший на поляну, дудит, совы даже ухают, журавли кричат с болота, а дятлы что творят!

Зелень только-только пробивается из-под прошлогодней травы, и на черёмухе, наверно, только сегодня лопнули почки, а так лес голый, весь цвет сейчас в древесной коре. При боковом утреннем свете кора древесная играет всеми красками, то красными кораллами сверкнут кусты шиповника, то зеленью ивы, дубы древние — кирпично-красными боками от какой-то водоросли, живущей на коре. А осины сейчас жёлто-зелёные. В общем, красота. Но только рано утром и под вечер. Днём, когда солнце поднимется, краски-то померкнут. Лес станет посерее, почернее. Куда-то денется вся