Читать книгу "Ревизор: возвращение в СССР 5 - Артем Шумилин"

об этом предупреждал. Говорил, что после такого рода событий месяцами может полоскать, и некоторым имеет прямой смысл к психологу или психотерапевту сходить. Мол, никто из нас не железный, и стыдиться такого нет смысла.

Правда, говорил, что некоторым неплохо и водка помогает, особенно если выговориться есть с кем под нее. Напиться, что ли, вечером, в компании деда Ариста? Он один знает о моей зарубе с Зауровыми, так что можно ему рассказать все без утайки, да стресс снять. Одна беда — потом пьяным домой возвращаться, а если меня в этот момент Зауровы снова прихватят??? Подумав, решил, что к черту такую психотерапию — напиваться мне сейчас не с руки.

Школа еще больше помогла — готовились к экзаменам, и я теперь не мог игнорировать ту же химию, как раньше. Так что голову мне забили на уроках как следует, и стало не до переживаний по поводу стычки с урками.

Затем прибежать домой, натаскать воды и бегом на завод.

К моему приходу на работу уже чай был разогрет, а на столе я обнаружил новую коробку с теми же самыми дефицитными конфетами. Однако, Изольда представала передо мной в новом свете! Советская энциклопедия дома, доступ к птичьему молоку постоянный, похоже. И только спустя несколько секунд вдруг понял, к чему эта коробка. Похоже, это аванс за профилактическую беседу о преступности с Валентиновым пацаном. Ну да, совсем уже и забыл из-за этих событий, что его сегодня в любое время могут привести.

— Павел Тарасович, — сказала Изольда голосом сладким, как мед, — Валентина своего Валерия через минут десять приведет. То же самое скажем — что мебель надо помочь подвинуть, но уже не ей, а ее хорошей подруге.

Прыснул — организм все еще реагировал не совсем адекватно после пережитого стресса. Смотрел как-то с внуками мультик про бурундуков — засела в памяти фраза «Работают за орешки». А я, получаются — за птичье молоко детским психологом подрядился… Хотя и не по своей воле.

Пацана привели в назначенный срок. Такое же лопоухое чудо, как я сам в его возрасте, судя по фотографиям из бабушкиного альбома. Но, похоже, более тяжёлый случай, чем Андрей — взгляд более озлобленный, и чувствуется какой-то транслируемый негатив ко всем вокруг.

Снова поиграли в перестановку мебели. Снова зацепил пацана на спор. Только для этого пришлось взглядом намекнуть мамаше, чтобы вышла — в ее присутствии он вообще был невероятно молчалив и зажат. Валентина вышла, стало полегче наладить коммуникацию.

Когда обговаривали эту встречу, боялся, что буду зажат. Неудобно как-то похожие вещи, что недавно говорил одному пацану, почти слово в слово другому повторять — я все же не актер, чтобы раз за разом одно и то же талдычить, меня дежавю напрягает. Но, на удивление, меня несло, как Остапа однажды в бессмертной книге Ильфа и Петрова. Я разливался соловьем, я был намного более красноречив, чем при беседе с Андрюхой. Я чувствовал, что очень убедителен… А какая совершенно искренняя и незамутненная ненависть из меня лилась в отношении тех, кто избрал уголовный путь своей профессией! Ничто так не способствует готовности говорить гадости о зэках, как предпринятая недавно ими попытка тебя убить.

Глава 14

13 апреля 1971 г. Механический завод

Выговорившись, отпустил совершенно ошалевшего к тому времени пацана к матери. Посмотрим, что выйдет. Вроде его неплохо так проняло, но важно, насколько этого заряда хватит. Прежнюю картину мира я ему сломал точно, так что теперь у него есть все возможности что-то новое выстроить.

Быстро переделал свою работу. Отпросился у Ирины Викторовны пораньше домой, объяснив, что малышка болеет, помощь моя бабушке нужна. Главбух прониклась, пожелала малой быстрее выздороветь и отпустила.

Забежав к Галие и, предупредив, что не смогу проводить ее сегодня, рванул домой. Помощь бабушке действительно требовалась, правда, как оказалось, не совсем та, о которой я думал.

— О, Паша, хорошо, что пораньше пришел, — воскликнула она, едва меня увидев, — а то я уж не знала, что делать. Не раздевайся, сбегай на базу к Никифоровне срочно. Скажи ей, чтобы отпрашивалась и прямо сейчас в горком к кадровику шла, она его знает. О месте для нее я договорилась, быстро надо все сделать.

Ух ты, бабуля дает. Ну и темпы! И как она умудрилась и когда? Дома ведь почти все время сидит с малой.

— Отлично! — обрадовался я, — сейчас все сделаю. Молодец ты у нас!

Бабуля зарделась от похвалы и махнула смущенно на меня рукой.

— Беги давай, — сказала бабушка, — а я пока поесть тебе чего-нибудь придумаю.

— Не суетись, — остановил я ее, — лучше отдохни хоть немного. Я на работе в столовой поел хорошо. Не голодный.

Чмокнул бабулю в щеку, полюбовался пару мгновений новой лестницей и побежал на базу. На входе встретил курившего Степана. Поздоровались.

— Как жизнь? — поинтересовался у него. — Как начальство новое?

— Уволить хотел, — усмехнулся Степан. — Как узнал, что я сидел, раскричался, с Никифоровной поругался, что та меня на работу взяла.

— Так и что в итоге? — немного напряженно спросил я, не понимая его веселья.

— Да что в итоге, — улыбнулся Степан, — машина как раз пришла, разгружать надо было. А я-то один работаю грузчиком. Спрашиваю его, так мне вещи собирать и валить или все же поработать?

— А он что? — нетерпеливо спросил я.

— Ну я же все еще здесь, — снова заулыбался Степан. — Не сам же он будет машины разгружать своими холеными ручками. Пригрозил, что как наймет грузчиков, чтоб я сразу уходил. Но Никифоровна припугнула его, что фиг он кого сюда нормального найдет. Работа тяжелая и пить нельзя, продукции дорогой много. То своруют грузчики, то разобьют что. А со мной таких проблем нет. Так что вроде начальничек новый призадумался. И пока что могу спокойно работать.

— Ну дела, — покачал я головой, — прислали вам барина, нечего сказать.

— Эт ты точно сказал, барина, — хмыкнул Мишкин дядька, — тип тот еще, ходит везде, нос морщит и платочком руки все время вытирает. Одеколоном его после ухода потом полчаса еще воняет.

— Понятно. Ну бывай. Увидимся еще, — пожал я руку Степану и пошел искать Никифоровну.

В кабинете ее не оказалось, пришлось шататься по базе. Идя по одному из коридоров, почувствовал сильный запах дорогого одеколона.

— Вы кто такой? Почему посторонние на базе? — раздался сбоку резкий высокий мужской голос.

Обернувшись, увидел достаточно молодого, с иголочки одетого мужчину. Высокий, худощавый, аккуратные усики, холеные руки и привычно недовольно-презрительное выражение лица. Что-то в его манерах и внешности мне показалось очень знакомым. Я его точно уже видел, но не мог вспомнить, где именно.

— Добрый день! — вежливо поздоровался я, — я ищу Анну Никифоровну.

— Что значит ищу? Вы не имеете права здесь находиться! Немедленно покиньте территорию базы, — рявкнул мой собеседник. — Если еще раз здесь увижу, задержу и вызову милицию.

Я спокойно смотрел на нового завбазой. Типичный самодур, корона такая большая и тяжелая, что на мозг сильно давит, похоже. Где же все-таки я его видел? Откуда знаю? Из задумчивости меня вывел очередной вопль нового здешнего начальника:

— Вы оглохли, что ли? Быстро вон отсюда, — он сделал движение, будто хотел толкнуть меня, но не дотронулся, на полпути отдернув руку. После чего начал судорожно вытирать ее платочком.

— Что за шум? О, Паша, здравствуй! — вышла из-за стеллажей Никифоровна, — ты чего здесь? Случилось что?

— Анна Никифоровна, почему посторонние на базе? — переключил свои вопли на нее новый начальник.

— Это Павел. Он не совсем посторонний, — с тщательно маскируемой брезгливостью начала объяснять Никифоровна, — он здесь подрабатывал при покойном Цушко, и позже, во время расследования тоже. — Это Царев Лев Алексеевич, новый заведующий базой, — представила она мне свою будущую замену.

Лев Алексеевич не произнес ни слова, делая вид, что меня не существует. Я, глядя на его реакцию, тоже не стал любезничать, едва заметно кивнув на представление. От такой наглости с моей стороны, у завбазой задергался глаз. Привык он, видимо, к тому, что перед ним лебезят все старательно, а тут какой-то молодой пацан знаков уважения не выказывает.

— Впредь, Анна Никифоровна, соблаговолите со своими знакомыми и родственниками встречаться вне базы и в нерабочее время, — ядовито процедил Лев Алексеевич, — благо через неделю этого времени