Читать книгу "Хозяйки судьбы, или Спутанные Богом карты - Мария Метлицкая"

– Наплюй на них, проживем, – утешал он жену. – Жили же раньше без этих богатеев, не померли. – В своей нищете он был великодушен.

Назавтра Лариска обзвонила всю родню и знакомых и получила полную поддержку и абсолютное осуждение сестры. Этим хотя бы утешилась. Вот только доктор, благородный старший сын, запретил своей молодой жене участвовать в этих дрязгах. Человек он был негромкий, но слово его было веско. Жена с неудовольствием притихла.

Грета позвонила своим родственникам спустя неделю и предложила вечером того же дня собраться. Весь прежний запал по поводу «знать не желаем» и «видеть не хотим» был тут же утрачен. Все явились как миленькие, притихшие и взволнованные, все в своих тайных мечтах и ожиданиях. Грета даже не предложила чаю, обвела всех взглядом и негромко сказала:

– Тебе, Саша (старшему брату), здесь деньги на трехкомнатный кооператив. Тебе, Лариса, то же. Еще вы можете взять из дома любую вещь, кроме мебели и картин, а также что-нибудь себе из черного китайского ларца.

Все молчали, переваривая информацию. С одной стороны, все, конечно, понимали, что все это ничтожно мало, жалкая подачка, но, с другой стороны, лучше так, чем никак.

– С паршивой овцы, – прошипела Лариска.

Деньги взяли и пошли по квартире, жадно перебирая глазами, а потом руками, мучаясь и боясь прогадать. Доктор с женой забрали серебряный чайный сервиз – четыре чашки, сахарница, молочник, подносик. Все – середина девятнадцатого века. А из китайского лакированного ларца золовка взяла длинную жемчужную нить (три раза вокруг шеи). Потом, к слову сказать, на этот вот жемчуг были куплены «Жигули» и построен финский домик на шести сотках в Жаворонках.

Лариска долго металась по квартире – схватила бронзовые часы с амурами, конец восемнадцатого века, в ларце долго копалась и вытащила серьги и кольцо, бриллианты с сапфирами, объявив это гарнитуром и одной вещью, впрочем, это была правда. На улицу вышли вместе и, отдышавшись, продолжали обсуждать Гретину жадность. Разговор не поддержал старший брат и жестко оборвал сестру и жену:

– Все вам мало! Она же осталась одна, и кто ухаживал за стариком, забыли? Неблагодарные вы и алчные люди. – И, махнув рукой, быстро пошел к метро. Испуганно засеменила рядом его беременная жена.

С Гретой не общались долго, лет шесть. Изредка ей звонил старший брат – двухминутный разговор, так, ни о чем. Она знала, что у него родилась дочка, Анюта, что квартиру они купили в Черемушках и что с Лариской он почти не общается, но что та сильно прибаливает. Примирила всех, как ни странно, геологиня Нинель, пропавшая на несколько лет по причине проживания «на северах», как выражалась она.

Приехала в Москву в отпуск, остановилась в Камергерском, еще больше постарела, седая, почти без зубов, все в такой же робе, но оживленная, жизнью своей довольная. Осела теперь в Тынде, вышла там замуж за молодого парня, строителя, моложе ее на четырнадцать лет. Вместе и пили, и пели, и мочили морошку, и солили грибы. А летом ездили в Сочи – гулять. Денег было предостаточно. Получив свою денежную долю, небрежно сунула ее в чемодан – не такие это были для нее деньги. От сервизов и ваз отказалась.

– Куда я это в Тынду попру, что ли? – Рассмеялась. А в ларец даже не заглянула. – Я и бриллианты, не смешно ли?

Грета пожала плечами. Она Грету не осудила, а даже похвалила за сделанный шаг навстречу оскорбленной родне и, будучи человеком простым, без затей, но с благородным сердцем, сказала Грете, что надо бы всех собрать, ведь столько лет не виделись, и что это все плохо и неправильно. Как просто быть мудрой, когда тебя не волнует ничто материальное!

Нинель всех обзвонила, и странное дело – все с удовольствием приняли приглашение. Доктор пришел с женой и маленькой дочкой Анютой. Лариска детей оставила дома – надоели! Все встретились смущенно, но радостно, обнялись, забыв старые распри, – все уже пережили эту историю, разглядывали друг друга с интересом, показывали фотографии, хвастались квартирами и успехами. Заметили, что Грета еще больше расцвела и похорошела, Нинель состарилась, а Лариска «расползлась».

Грете очень понравилась дочка брата – маленькая Анюта, с прелестным смуглым лицом и яркими черными глазами. Девочка чуть припадала на одну ножку.

– Что с ней? – спросила Грета у брата.

– Последствия родовой травмы, но есть шанс исправить после того, как пройдет бурный рост костей.

Грета ужаснулась: такая красивая и умная девочка, и несколько операций, костыли, год в гипсе. Кошмар. И еще больше прониклась к девочке.

Все много ели, шумно перебивали друг друга. И было видно, что все равно это семья, единый, пусть и больной организм. И все чувствовали, что находятся сейчас в старом родительском доме. Грета порозовела, оживилась, а на прямой Ларискин вопрос, что, дескать, замуж не выходишь, развела руками – не берут! Больше о личном ей вопросов не задавали. Расходились за полночь, довольные друг другом. Маленькая Анюта спала в Гретиной комнате, будить не стали.

Утром Грета старательно варила племяннице манную кашу и взбивала вилкой омлет. Потом они гуляли в сквере у Большого театра, и девочка собирала с земли красивые желто-красные райские яблочки – для кукольного компота. Обедать отправились в «Националь».

Девочка ела плохо, но старалась не обидеть Грету и была вообще потрясена всем происходящим. От смущения много болтала и опрокинула бокал с яблочным соком. Грета тоже мало ела, пила кофе с берлинским печеньем, много курила и уже почти влюбленно смотрела на девочку.

Уезжала домой Анюта вечером, с переполненным благодарностью и любовью сердцем. Теперь у нее был кумир и предмет обожания на всю жизнь – Грета. И почти каждые выходные, как «Отче наш», Анюта ездила к Грете в Камергерский. Сначала ее возил отец, потом, лет с десяти, она добиралась сама, на метро. Мать ее даже слегка ревновала и все надеялась, что когда Грета устроит свою жизнь, увлечение Анютой пройдет само собой. Просчиталась.

Грета замуж так и не вышла. О ее личной жизни в семье никто ничего не знал. Хотя, естественно, конечно, личная жизнь у такой красивой и богатой женщины должна быть непременно. Хотя, зная эту «снежную королеву» и молчунью... Даже Лариске, пытавшей Анюту на эту тему, ничего не удавалось узнать. Да и что она могла знать? Никаких мужских следов в квартире Анюта не замечала.

Грета жила одна, и только три раза в неделю к ней приходила убирать и готовить пожилая женщина, служившая у нее уже добрый десяток лет. Работала Грета немного в издательстве какого-то журнала, о работе своей говорила одно – скучно. С подросшей Анютой часто вечерами ходили на «лишний билетик» в театр, который они обожали обе. Раз в год Грета уезжала в Ялту, в санаторий и, конечно, при первой возможности покупала путевки за границу. Побывала всюду, куда пускали в те годы.

Племянницу баловала, но в меру: норковых шуб и бриллиантов не дарила, а вот джинсы, туфли на платформе, магнитофон у Анюты были первые в классе. В Камергерском собирались два раза в год – на день рождения отца и в годовщину его смерти. С годами Грета как-то потускнела, ссутулилась, как будто немного усохла, и даже завистливая Лариска ей уже не завидовала. Чему завидовать? Одиночеству, бездетности? Теперь она чувствовала свое бабье превосходство над Гретой. Понимала, что та от одиночества прилепилась к Анюте, злилась, что не к ее детям, хотя чувствовала, что прикипеть к ее невоспитанным и хамоватым отпрыскам было откровенно трудно.