Читать книгу "Ученица - Павел Давыденко"

— Я запутался, — глядя в окно, сказал Турка. — Ничего не понимаю. Чувствую себя лохом!

Аня подошла сзади, и ее легкое дыхание, пощекотало шею. Сквозь занавеску пробивался тусклый свет, день клонился к закату, так толком и не разгоревшись. Анина рука скользнула по его плечу, губы зашептали возле самого уха:

— Ты слишком напрягаешься с поисками. Тебе нужно почитать дневник, обдумать все. Тогда придет верное решение.

— Ты прочла там, — выдавил Турка в тон девушке, — что-то такое? Я… Поэтому и не хочу читать его. Потому что… Неважно.

Рука скользнула к шее, прошлась по волосам, чуть прихватила их. От этого по спине Турки пробежали мурашки, а к паху прилил жар.

Они не сговариваясь, впились друг в друга. Аня пискнула. Неловко стукаясь зубами, кусая друг друга за губы, они повалились на диван, прямо на стикеры, на тетрадку, на дневник и маркеры. Целовались жарко, исступленно. Аня тяжело дышала, а Турка сунул руку под халатик, гладя нежную кожу, тиская, сжимая. Он будто в марионетку превратился, разум вышибло напрочь.

После Аня оседлала его, и ритмично двигая бедрами, закусила губу.

Глава 12. ТУЗОВ ЖИВ

После секса они лежали, тяжело дыша. Потом выпили остывший кофе, и почти не разговаривали. Как будто бы их застигли взрослые, вогнав тем самым в молчаливый стыд. Аня пробормотала, что ей надо готовиться к экзамену, хотя вряд ли бы она смогла сейчас что-либо выучить. Они попрощались, Аня клюнула Турку в щеку, и тот вышел на лестничную клетку, гадая, это здесь так холодно или у него на душе?

От Лены он никогда в таких чувствах не уходил.

На улице по-прежнему царствовала слякоть. Возле подъезда ошивались те самые придурки, которых маячили днем. Сейчас их было трое, и один, в синей куртке и дурацкой шапке с помпоном, крикнул Турке:

— Э, сигарета будет?

Турка кинул на него взгляд, и пошел к остановке. Дневник он сунул во внутренний карман куртки — тот закрывался на молнию. Позади захрустел снег, в плечо Турку ощутимо толкнули:

— Сышь, чмо, ты оглохло что ли? Откуда ты такой нарисовался?

Турка развернулся и без лишних слов двинул кулаком в лицо Помпону, так что тот сразу сел на задницу, а одному из дружков засадил с «пыру» по голени, и тот согнулся. Еще одного придурка он встретил коленом в пах и тот повалился на четвереньки.

Турка сдержался от того, чтоб пробить «пенальти», используя голову одного из уродов как мяч. Посмотрел на корчащихся, изрыгающих мат придурков и таким же быстрым шагом пошел к остановке. Благо, заскочил в 67-ой автобус, который сразу отъехал от остановки.

Усевшись на свободное место, Турка поглядел на сбитую костяшку кулака. Потом вздохнул и уставился в окно, глядя как пробуждается желтоглазый ночной город.

* * *

— Ха, а мы там думаем, куда ты пропал… — сказал Шуля, здороваясь с Тузовым. Пацаны стояли на ступеньках перед входом в больничное отделение, от мокрого снега их спасал навес из поликарбоната. Тузов улыбнулся — впервые за долгое время, — и обменялся рукопожатием с Андраником.

— Тибе можно виходить?

— Нет, — показал крепкие желтые зубы Тузов. — Вообще, никому нельзя выходить сюда. А мне типа, надо только в постели валяться, — он криво ухмыльнулся. — Но разве тут долго вылежишь? Курить охота, да и вообще… Заживает, вот. Совсем скоро выпишут. Может, через недельки две.

— Ну ти визунчик, — сказал Андраник. — Все думали, что тибе яйца отстрелило, что ти инвалид, а ти…

Тузов двинул его кулаком в живот и Андраник согнулся.

— Ти… чево? — выдавил он, а Тузов сжал обросшие жидкими волосками щеки Андраника, как клещами: — Если еще раз назовешь меня инвалидом… сам уйдешь домой без яиц, понял?

— Да, — выдавил Андраник и отшатнулся от Тузова, глядя на него круглыми глазами. Однако, больше ничего не добавил, а Шуля тоже не знал, стоит ли еще что-то добавлять. Они общались с Тузовым по телефону, и уже тогда голос да и манера разговора товарища беспокоила Шулю, хотя он не сказал бы, чем конкретно. Собственно, раньше его вообще мало что могло вывести из равновесия.

Ровно до того случая с «обороной форта», летом. После Шуле даже снились кошмары, которые неизменно пробуждали жгучее чувство стыда. Он никому не растрепал об этом, никогда, но факт оставался фактом.

Ему снился бомж, вонючий и обгоревший, в лохмотьях, с отслаивающейся кожей. Бомж вползал прямо в комнату пацана, на ковер, шумно нюхал воздух, задирая голову, как собака, рычал, а Шуля замирал от ужаса, не в силах пошевелиться. А слепой бомж рычал, изо рта его текла кровь и слюна. Один раз после такого кошмара Шуля проснулся в кромешной тьме и закричал от ужаса — на мгновение ему почудилось, что он лежит в гробу под землей. Потом, когда первая волна страха схлынула, пацан понял, что во сне залез в шкаф.

Еще снилось, что Тузов отпускает его чуть раньше, и он падает головой под колеса поезда, которые с треском перерезают шею. Голова отлетает прочь и скачет по насыпи как мячик.

Но никому о своих переживаниях Шуля не говорил. Да и вообще, при свете дня кошмары не выглядели такими уж страшными.

Боли и крови Шуля сто процентов не боялся. Всегда с легкостью вступал в драки, и вообще, презирал неудачников, которые дрожат от каждого шороха и лишний раз промолчат, даже если их унижают.

От Тузова после того случая исходило здорово ощутимое напряжение, как от электро-силовой установки. Шулю иногда брал озноб в компании товарища, и волосы по всему телу вставали дыбом. Ну а после стрельбища даже Шуля, в общем-то, не обладавшей интуицией, чувствовал: приятель уже не тот, что был год назад. Это теперь совсем другой Тузов, не тот, что был летом. Все сильнее и сильнее им что-то завладевало, как в фильмах ужасов.

— Ты чего, Туз?

— Ничего. За словами пусть следит.

Повисла пауза. Шуля кашлянул:

— Тут это… новый препод в шкалке. Историк. Ну, вместо той сисястой телки, ты понял. Много на себя берет, осадить хотим. Пока не знаем, как. Мы ему короче петарды подкидывали, тряпку обсыкали, которой с доски стирать…

Все заржали, даже пришедший в себя Андраник. Они закурили, принялись рассказывать Тузову подробности, он кивал, посмеивался. Но флюиды исходящей от него враждебности никуда не делись.

— Ты как вообще, школу планируешь заканчивать? Аттестат там, все дела, — спросил Шуля.

— Планирую. Пока не знаю, когда. Как там Рамис?

— Да не поймешь. То ли лежит еще в дурке, то ли батя его на родину отправляет. Короч, вряд ли мы его уже увидим.

— Понятно. А как там наши дружки? Турка, ботан? — при этом Тузов крепко сжал перила, так что пальцы у него побелели. И Шуля и Андраник заметили, что костяшки на правом кулаке сбиты, притом ранки свежие.

— С Туркой общался… Бухали даже вместе. Ботан — хэ-зэ. Вроде бы дома, под подпиской. Это я от Сердюка узнал, он там через знакомых пробил. А, ну и еще телка пропала, Лена которая. Слышал?