Читать книгу "Торговец - Леонид Кондратьев"

Давно уже разменявшие четвертый десяток сорвиголовы, пахнущие порохом и кровью. Надежные, но чуточку сумасшедшие друзья, с которыми были выпиты реки спиртного, расстреляны горы патронов и переведено немало километров бинтов. Способные в считаные недели с помощью отборного мата и зуботычин сделать из любого быдла (повстанцев, борцов за справедливость или просто задуренного пропагандой стада обывателей) более или менее приличное пушечное мясо. Или, в противоположном случае и за немного другие деньги, вырезать, не отвлекаясь на душевные терзания, тех же самых повстанцев, будучи на стороне «всенародно признанного» команданте или президента. Обычно отличающегося от вождя «истинно демократических» сил лишь степенью ожирения и тем, что смог заплатить больше.

В общем, хорошие и надежные парни. Хоть и наемники. Практически универсалы, особенно О'Лири.

Именно такие мне сейчас и нужны. Для того чтобы прикрыть спину и обеспечить весомость моего голоса на предстоящих переговорах. Конечно, это только в том случае, если мне удастся договориться со стариком Лю. Иначе разговора с представителями моих заказчиков о возврате средств и о компенсации потерь можно даже не начинать. Причем не только не начинать, а вообще ни словом, ни делом не давать им понять о моем реальном местонахождении. Во избежание…

Вот примерно такими мыслями и была заполнена моя голова по пути к магазинчику старого китайца. Путь к которому из-за столь углубленных и животрепещущих размышлений был мной практически не замечен.

– Здравствуйте, молодой господин! С моей стороны нескромным будет поинтересоваться причиной, по которой вы захотели вновь увидеть старого Лю. Надеюсь, это не оттого, что мои нерадивые племянники перепутали что-нибудь в отгруженном вам грузе. – С удобством разместившись в том же огороженном ширмами закуточке, Лю опять устраивал свое представление «старый сирый китаец», не переставая искоса и с интересом бросать в мою сторону взгляды, в которых было крупными буквами написано: «Парень, чего тебе тут надо? Все свои претензии по поводу груза можешь заткнуть себе очень далеко и глубоко. Ты пока тут никто, и звать тебя никак».

– Ну что вы, господин Лю! Как столь неразумный отрок, как я, может сомневаться в кристальной честности столь достойного, убеленного сединами человека, как вы. Причина моего визита связана с моим восхищением оказанной мне честью и той большой мерой внимания, коей я, по моему мнению, недостоин. Вы метко заметили в нашей прошлой беседе, приведя мне, неразумному, бесценные слова учителя Куна: «Не печалься, что люди не знают тебя, но печалься, что ты не знаешь людей». Именно поэтому, узнав вас ближе и испытав искреннее восхищение вашей кристальной честностью, я посмел попросить вас о беседе, чтобы преподнести достойный вашей мудрости дар.

С этими словами, заставившими Большеухого Лю загадочно сощуриться, я передвинул лежащий передо мной подарок по полированной поверхности чайного столика к старику. На этот сверток из небольшого отреза голубого шелка, символизирующего чистоту моих помыслов, глава семьи Лю бросал взгляды с самого начала нашей беседы. А его племянники хоть и не сделали попытки его отобрать, но смотрели в его сторону крайне подозрительно, особенно после услышанного ими звука при соприкосновении свертка и поверхности столика. Еще бы, я чуть не вспотел, пытаясь пристроить сверточек поаккуратнее, да так, чтобы не было с первого взгляда понятно, что в нем находится.

Отставив в сторону тончайшую фарфоровую чашечку, наполненную ароматным зеленым чаем, Лю протянул старческую, покрытую пигментными пятнами ладонь и попытался придвинуть к себе дар. Что закономерно у него не получилось. Даже с учетом ничтожного трения шелковой упаковки по полировке столика значительный вес подарочка не позволял обращаться с ним с такой уж легкостью.

Надо отдать должное старому китайцу – развязав сдерживающую сверток тесьму, он не вздрогнул и вообще ничем не показал своего удивления. А оно, скорее всего, было – ведь не часто же в гости к Большеухому Лю заявляются культурные молодые люди, знакомые с трудами Конфуция, с подарком в виде почти десятикилограммового слитка золота. Надо сказать, что со стандартами у короля-призрака в отношении норморазмеров слитков драгоценных металлов было не все в порядке. Примеченный мной в хранилище толстенький поросеночек двадцать на десять на десять весил почти сорок килограммов и никоим образом не годился к переноске. Благо чуть ниже в стеночке из слитков обнаружились более удобные для переноски образцы. Не имеющие никаких клейм или других видимых отметин длинные стержни прямоугольного сечения с немного скругленными ребрами, весом как раз десять килограммов. Вот один из таких прихваченных с собой образцов и был мною предложен старому Лю в качестве подарка.

Медленно поднеся чашку к морщинистым губам, старый китаец пригубил находящийся в ней, к слову очень недурной, чай и кинул на меня пристальный, оценивающий взгляд.

– Не поговорить с человеком, который достоин разговора, – значит потерять человека. – При этих словах Лю отставил в сторону чай и, буквально пронизывая меня взглядом, добавил: – Чем же старый торговец заслужил столь почетный подарок, несомненно достойный самого небесного императора.

«Подарочек тебя все же из колеи выбил. Просто так небесного императора ты бы упоминать не стал. Эх, большое спасибо тебе, Чжи Хо, маленький хитрый любитель трудов Конфуция, не расстававшийся при любых обстоятельствах с парочкой затертых чуть ли не до дыр томиков и к месту и не к месту цитировавший учителя Куна на привалах, а иногда прямо в бою. Пусть твое посмертие будет легким. Ведь той самоубийственной атакой ты совершил поступок, достойный действительно благородного мужа. И спас не только мою шкуру. Так что твоим предкам есть за что гордиться тобой. Хоть мне часто хотелось запустить в тебя чем-то тяжелым, а то и дать в морду, но твои нудные нравоучения с каждым прожитым днем моей непутевой жизни кажутся мне все более и более разумными. Вот и сейчас, вдали от жаркого пекла африканской саванны, удобренной кровью и потом, я с добротой вспоминаю твой скучный голос и хитрый прищур. Но пора заканчивать воспоминания, ибо старый контрабандист продолжает пристально сверлить меня взглядом и всем своим видом требует объяснений».

– Как говорил учитель Кун: «Три пути у человека, чтобы разумно поступать: первый, самый благородный – размышление; второй, самый легкий – подражание; третий, самый горький – опыт». Именно поэтому, многоуважаемый господин Лю, больше всего я жажду припасть к неиссякаемому роднику вашей мудрости и с помощью вашего опыта и бесконечного кладезя жизненных знаний исправить некоторые допущенные мной в прошлом ошибки. Ведь правильно говорили древние: «Единственная настоящая ошибка – не исправлять своих прошлых ошибок».

Прищуренные от столь изощренной лести глаза старого Лю заполнились интересом и благосклонностью. Видимо, нечасто ему попадаются посетители с таким вот способом ведения беседы. Порадовал я дедушку, порадовал – по глазам вижу. И заинтриговал тоже. Причем последнее намного сильнее.

– И чем же столь благородному мужу, коим, несомненно, является сидящий предо мной молодой человек, может помочь старый Лю?