Читать книгу "Легенда о Гвендолин - Морвейн Ветер"

Я сама не заметила, как он появился за моей спиной и обнял.

Руки его теперь согревали мой живот, и в голове начинало мутнеть от этой близости, снова по всему телу разгорался жадный огонь.

– Почему ты сбежала? – спросил он.

Я улыбнулась и откинулась назад, вглядываясь в его лицо. Мне не хотелось врать. Не хотелось уловок. Не хотелось строить между нами стену, которую мы строили каждый день до сих пор. Каждый опасался другого, каждый боялся передать власть, и кто-то должен был сделать первый шаг, передать другому ключи от разделивших нас ворот.

– Я пришла посмотреть, могу ли нравиться тебе. Или ты просто выполняешь свой долг.

Лицо Физэна стало серьёзным, а взгляд – задумчивым.

– Можешь, – без колебания заявил он.

– Физэн считал, что нет.

– Физэн был дураком. Потому сейчас его с нами и нет.

Я опустила глаза, одновременно прислоняясь к его плечу виском.

– Радагар… Сколько тебе лет?

– Не помню, – его слова звучали искренне, – думаю, что больше шестисот. В разных мирах время идёт по-разному.

– А из какого мира пришёл ты сам?

Радагар снова улыбнулся.

– Как я могу рассказать? Нет единой системы координат.

– Как он выглядел? Что было там?

Радагар разомкнул объятия, укладываясь боком на траву, а я осталась сидеть, всматриваясь в него сверху вниз.

– Ты ведь видела его, – произнес он.

– Я видела осколки. Пышные юбки… нарядные дамы… и музыка, какой нет у нас…

– И камзолы мужчин с безумными брыжжами жабо… в остальном он похож на ваш. Там так же борются за власть, так же есть ненависть и любовь. Все миры похожи один на другой.

Я повела плечом. Я бы предпочла, чтобы его слова не были истиной.

– Если бы это было так… Зачем было бы нужно столько миров?

– Не знаю, – Радагар пожал плечами, – я ведь демон… а не Господь.

– Ты веришь в богов?

– Я думаю, что кому-то пришлось сотворить те миры, в которых мы живём.

– А ты веришь… – спросила я, – что есть истинный мир?

Радагар задумался.

– Нет, – ответил он, – все миры равноценны. Возможно, все они порождены фантазией какого-то безумно могущественного существа, и на самом деле нет ни одного.

– Грустная мысль, – после долгого молчания произнесла я, – тогда выходит, всё, что мы делаем, не имеет значения.

– Тогда выходит, мы можем делать всё что угодно, – губы его вдруг приблизились к моим, но прежде чем втянуть в поцелуй, он продолжил: – любой наш поступок отразится миллионом бликов в миллионе миров. И в одном из миллиона этих волшебных пузырьков всё сложится правильно – так, как и должно быть.

Его губы коснулись моих и принялись ласкать мягко и настойчиво, заставляя огонь в животе запылать ещё сильней.

Он опрокинул меня на себя, и руки его отправились в путешествие по моей обнажённой спине.

Потом я вдруг обнаружила, что уже прижата лопатками к земле, и он ворвался в мое тело одним толчком, выбив из груди оглушительный вздох.

Я царапала ногтями его спину, силясь втянуть, вжать его в себя ещё плотней.

– А есть ли мир… – выдохнула я, когда набрала достаточно воздуха, чтобы говорить, но была прервана новым толчком, – в котором… мы… с тобой… одно?..

– Может быть, – его губы накрыли мой рот, принуждая замолчать. И я сдалась, окончательно растворяясь в нём, превращаясь в букет отражений и цветных брызг, рассыпавшихся по множеству миров, в поисков того одного, где он вечно будет со мной.

Глава 18

Возможно, напрасно я не дала Радагару однозначный ответ, хотя не уверена, что могла что-нибудь изменить.

Пока мы проводили время, отдыхая от городских интриг, его слуги раздобыли доказательства связи Эрики Аустайр, верховной жрицы храма Солнца, которой, кроме прочего, было уже несколько за пятьдесят, с одним из сыновей Мариши Эйх – Руду Эйхом – которому было двадцать два.

Возраст, безусловно, имел в этом деле наименьшее значение, потому что даже будь им обоим по тридцать, это был бы скандал.

Эрике правила храма запрещали вступать в брак.

Руду никто не был в состоянии запретить ничего, но в городе он славился манерой менять женщин каждую ночь.

Была ли Эрика его разовой любовницей или что-то между ними было всерьёз – стало интересно даже мне.

– Мир сошёл с ума, – констатировала я, – зачем женщине её положения так рисковать? Она не зря занимает свой пост, не могла не понимать, к чему подобное приведёт.

Радагар, валявшийся на траве во внутреннем дворике нашего дворца, закинул в рот виноградину, привезённую с южных островов.

– Когда у женщины есть всё, ей обычно начинает «чего-то не хватать». Однажды ты это поймёшь.

Мне не понравился его покровительственный тон.

– У женщины? – с насмешкой спросила я, подзывая собственную служанку и отбирая у неё поднос с виноградом целиком. – Хочешь сказать, мужчины таких глупостей не творят?

Улыбка заиграла на губах Радагара. Не поднимая головы с подушек, он смотрел на меня.

– Я бы не стал.

Я переместилась ближе к нему, поставила поднос на траву и, взяв виноградную гроздь, слега поддразнила его, проведя самым её кончиком по губам моего партнёра.

Радагар попытался поймать одну из ягодок, но не смог, и лишь облизнул разочарованно губу.

Тогда я подхватила одну ягодку с грозди собственным ртом и, наклонившись, передала губами ему.

Поцелуй вышел сладким, как и сам спелый виноград, и продлился куда дольше, чем жизнь разделенной надвое ягодки.

Я замерла над ним, вглядываясь в красивое лицо.

– Ты бы не стал рисковать репутацией ради меня? – спросила я.

Радагар пожал плечами.

– У меня её нет. Так что вряд ли ты сможешь испортить её.

– Я ведь чародейка. Когда ты станешь императором, Орден Луны не одобрит такую связь. А теперь ещё и Аустайры… которые будут на твоей стороне.

– В этом суть, – рука Радагара легла мне на бедро и слегка скомкала ткань. – Если бы мы заключили союз с Эйхами, нам пришлось бы отдать им письма, довольно откровенные, кстати. Чтобы они постарались использовать их против Эрики, шантажируя её. А так… Мы сможем делать это сами, и верховная будет полностью зависима от нас.

Что-то смущало меня в его плане. Мне по-прежнему не нравились Аустайры. Но рука Радагара продолжила путешествие по моему бедру, а другая протянулась к моей груди, стиснула, почти причиняя боль, и мне способность соображать покинула меня.