Читать книгу "После долгих дней - Светлана Еремеева"

23

После того как строительство корабля под стенами царского дворца завершилось, Шуруппак опустел. На запыленных улицах города валялись обрывки одежды, потерянные на бегу женские украшения, детские игрушки. То здесь, то там можно было видеть большие и маленькие сандалии, браслеты из драгоценных металлов, головные уборы… Люди убегали, теряя впопыхах одежду, вещи, запасы еды. Вороны клевали лежащие на дороге ячменные лепешки, рыбу, сушеные фрукты. Сын Убар-Туту позвал всех желающих забраться в огромный ковчег, но многие предпочли занять места на своих кораблях, а некоторые, уйдя в сторону Тигра, перебравшись через реку, отправились в горы, рассчитывая спастись на возвышенности. В ковчеге царя разместились животные, птицы, работники и слуги из дворца, жрецы, члены царской семьи и сам сын Убар-Туту. В корабль перенесли запасы вина, пива, хлеба, рыбы, мяса.

В ночь перед восхождением в ковчег сын Убар-Туту устроил пир, на который созвал всех оставшихся в Шуруппаке горожан, вплоть до самых бедных его обитателей. До самого утра люди ели, пили, старались веселиться. Но пир больше напоминал поминки, прощание с прекрасным городом, с трудной, но наполненной важнейшим смыслом жизнью, которая вот-вот могла оборваться. Люди прощались друг с другом, не веря в возможность спастись и не понимая, за что боги гневаются на них, простых людей, вся жизнь которых была отдана нелегкому труду, рождению и воспитанию детей. Они ни в чем не обманули богов, ни в чем не прогневали их, они лишь трудились изо дня в день, воздавали дань богам, молились им, чтили их, были за все благодарны. В чем была их вина?

После того как на улицах города не осталось ни одной живой души, царь приказал задраить верхний люк и принялся ждать. Энки должен был дать сигнал, но лишь глухая тишина сквозила из всех закоулков ковчега, да и там, снаружи, властвовало молчание, насмешливое и злое. Все, кто был в ковчеге, замерли, застыли каждый в своем углу, молились и ждали. Сын Убар-Туту пытался разглядеть сквозь узкое отверстие, затянутое бычьим пузырем, пыльные дорожки родного Шуруппака, пытался последний раз взглянуть на дома, деревья, колодцы, кособокие постройки, расплывающиеся сквозь мутный пузырь.

Энки молчал, молчало все вокруг, молчало гудящим потоком леденящей тишины. От напряжения сын Убар-Туту прокусил до крови нижнюю губу, струйка крови потекла по подбородку и заскользила по жесткой черной кудрявой бороде. Неожиданно поднялся ветер, да такой сильный, что ковчег стало расшатывать в разные стороны, люди закричали от страха, животные забеспокоились в своих загонах, а птицы стали метаться под куполом корабля. Сын Убар-Туту призвал людей к спокойствию и заверил, что ничего плохого с ними не произойдет, ибо сам бог Энки обещал им спасение. Сквозь шум ветра, щебет птиц и мычание коров послышался отчетливый плеск воды, огромная волна ударила по кораблю, и в мгновение ока все, кто находился внутри, разлетелись в разные стороны, стало темно и холодно, сын Убар-Туту ощутил, как судно оторвалось от земли и поплыло в мощном потоке воды в невидимую бездну. Ковчег бросало в разные стороны, люди, коровы, овцы, быки, голуби и куры перекатывались с одного бока судна на другой, многие стонали от боли, но гул воды и ветра заглушал все звуки всепоглощающей симфонией; цунами, зародившееся, по-видимому, в заливе, где был расположен остров Дильмун, а затем пожирающее один город Месопотамии за другим, гудело, летя вперед, сметая все, что встречалось на его пути: дома, храмы, дворцы, лодки рыбаков и другие небольшие суденышки. Только маленький ковчег сына Убар-Туту плыл целый и невредимый по черным волнам смерти.

24

Закончив с регистрацией артефактов, Александр отправился во французское посольство, чтобы затем посетить все необходимые инстанции, связанные с оформлением документов для вывоза находок в Сорбонну: министерство культуры, различные таможенные службы, наконец, за получением разрешения в администрацию Саддама Хусейна. Были десятые числа марта, обстановка настолько накалилась, что с Александром почти не разговаривали, не задавали вопросов, стараясь как можно быстрее оформить бумаги.

В тот день, когда Александр поехал по инстанциям, началась наступательная операция коалиции. Они ударили по «Ферме Дора» – жилому комплексу на берегу Тигра, к юго-востоку от Багдада. Разведка НАТО сообщила, что Саддам пребывает в этом месте, но сведения оказались ложными. В тот же день на частоте багдадского радио стали вещать американские военные радиостанции. Появились сообщения о том, что две иракские дивизии, дислоцированные в Южном Ираке, якобы готовы капитулировать. Через несколько часов по телевидению и радио Ирака выступил Саддам Хусейн и опроверг эту информацию. В обращении к жителям государства он призвал к сопротивлению американской агрессии и заявил, что в развернувшейся войне Ирак неизбежно выйдет победителем. Министр информации Ирака заявил о начале джихада и призвал всех правоверных мусульман к бою.

Самым проблематичным в такой обстановке был документ, который выдавался администрацией Багдада, но без него вывезти артефакты законным путем было практически невозможно. Во французском посольстве сотрудники упаковывали вещи, вздрагивая при каждом подозрительном шуме; все шло к тому, что со дня на день нужно было вывозить женщин и детей хотя бы на территорию Иордании, чтобы оттуда они могли долететь до Парижа. Говорили, опираясь на проверенные источники, что бомбардировка Багдада может начаться со дня на день, несмотря на то что Саддам Хусейн уверял граждан по радио и телевидению Багдада, что Америка не посмеет бомбить столицу Ирака. Для обороны страны были мобилизованы четыреста тысяч солдат иракской армии, которая располагала двумя тысячами танков, тремя тысячами артиллерийских установок, тремя сотнями истребителей, в распоряжении армии были также сто пятьдесят вертолетов. Но была практически разрушена система ПВО, коммуникации были ненадежными, радары и командные центры – уязвимыми. Кроме того, Ирак был окружен военными аэродромами и складами дружественных США государств. В посольстве были уверены, что американцы, британцы и их союзники воспользуются выгодной для них ситуацией. Но в случае бомбежки смертельная опасность коснется всех: француз ты, англичанин, представитель российского консульства или коренной житель Багдада, вероятность оказаться под обстрелом была высокой для всех.

Александру объявили, что, скорее всего, ему и Жаку придется уезжать вместе с женами работников посольства в Иорданию. Им предоставлялась охрана, другого случая, возможно, еще долго не представится. Придется оставаться в Багдаде и ждать разрешения, но сколько именно ждать – никто ответить не мог. Александр решил во что бы то ни стало успеть выехать вместе с женами и детьми сотрудников дипмиссии. Но опасения оставались, так как оформление необходимых документов могло затянуться на неопределенный срок и ехать пришлось бы без вещественных источников, которые послужили бы неопровержимыми доказательствами для его отчета на кафедре. В связи с последними обстоятельствами в голову Александра закралась крамольная мысль, грозящая ему, возможно, последующим увольнением: отправить Жака и Наргиз вместе с сотрудниками посольства, а самому остаться и ждать документов, которые позволили бы перевезти в Сорбонну пять образцов артефактов из золота и драгоценных камней, найденных на месте раскопок зиккурата. Разрешения Александр мог так и не дождаться, а вот застрять в Багдаде в разгар военного конфликта и окунуться с головой в пучину народного противостояния мог вполне. Но он не допускал мысли о возвращении в Париж без артефактов. Он должен был выступить на кафедре с таким докладом, который заставил бы замолчать – не просто на какое-то время, а на годы – всех его оппонентов, иначе его ждали фиаско, увольнение, а то и судебное разбирательство за самоуправство и прогулы, ведь экспедиция давно уже была свернута и все участники были вызваны обратно в университет. И более того, Александр подвергал риску жизни участников экспедиции, прежде всего Жака Виктуара, и это могло закончиться для археолога судом.