Читать книгу "Резкое похолодание. Зимняя книга - Анна Старобинец"

Она взяла его за руку.

– Посмотри, – сказал Антон. – Снег.

– Ну и что?

– Снег, – сказал Антон и улыбнулся. – Снег. Понимаешь, снег! Все изменилось! Снега не было. Когда мы шли туда – снега не было!

– Ну да, не было, – рассеянно сказала она. – Но пока мы там сидели, он выпал.

– Что-то много нападало, ты не находишь? – Он засмеялся.

– Почему ты смеешься?

– А разве не смешно? Так много снега – за такое короткое время! Это же смешно!

– По-моему, не очень, – сказала она.

– У меня совершенно не болит голова, – сказал Антон.

– Это хорошо, – сказала она.

Милая Настя!

Сколько времени я уже здесь – не знаю. Сколько дней, сколько месяцев или лет? Сколько я здесь – без тебя?

Я не знаю. Здесь время идет по-другому. Очень быстро. Невероятно быстро: только просыпаешься – и уже вечер… Ты бы, наверное, испугалась. Ты же пугливая у меня…

Здесь я чувствую себя нормально. Я чувствую себя хорошо. Черт, я чувствую себя просто отлично, но я жалею, поверь, пожалуйста, я страшно жалею, что я оказался здесь. Один, без тебя.

Наверняка можно было все исправить там. Лечь в больницу. Подлечиться. Не совершать сразу таких резких… виражей. Я ведь даже с тобой не попрощался.

И даже если ничего нельзя было исправить – все равно мне не стоило сюда лезть! Я скучаю. Я так скучаю!

Я ведь даже не попрощался с тобой…

А знаешь, здесь все примерно так, как я думал. То есть очень похоже на наш мир – но все же другое.

И кстати, здесь есть девушка… как ты. Почти совсем как ты. Ну, не ревнуй, не ревнуй… Я ее прогнал. Кроме тебя мне никто не нужен.

Прости, что я не попрощался с тобой. Ничего не объяснил. Не предупредил. Прости, что в последнее время я все время тебе грубил. Прости… Я был не в себе.

Я очень хочу вернуться. Хочу повернуть обратно. Я жду, каждый день жду, что снова окажусь в точке пересечения. Но пока ничего не происходит. Никаких дежавю.

Может быть, ты сама сможешь повернуть? Сюда, ко мне? Я жду тебя. Я очень надеюсь, что ты не забыла тот наш ночной разговор и догадаешься повернуть, если будет такая возможность. Я верю. Ты все сделаешь правильно.

Оставляю письмо на столе на кухне. На случай, если мне нужно будет куда-то отойти, а ты как раз в это время появишься. Оставляю письмо на кухне.

Здесь время идет очень быстро – но ты не пугайся. Здесь это нормально.

До скорого, милая!

P.S. В любом случае, если я и выхожу, то очень ненадолго. Ходить мне здесь, в сущности, некуда.

Твой,

Антон.

Резкое похолодание

I

– Дальше не поеду.

Острием палки я аккуратно дотрагиваюсь до тяжелой, покрытой сугробом ветки, которая нависает над головой, и мелкая снежная труха тихо осыпается на мое лицо. От этого – целую секунду – приятно. Но кожа у меня на лице красная и горячая: соприкоснувшись с ней, снег сразу тает, смешивается со слезами, соплями и каплями пота.

Взопревший лоб под челкой и шапкой чешется нестерпимо. Шея тоже очень чешется, и уши, и подбородок. У меня шапка-шлем. Такая шапка, из которой торчит только лицо, а все остальное закрыто. Очень кусачая.

Я нерешительно стягиваю ее с головы и замерзшей рукой начинаю отдирать от розовой шерсти маленькие льдистые шарики.

– Ну-ка надень, – говорит отец, – и варежки тоже. Простудишься.

Он даже не смотрит в мою сторону.

Я покорно натягиваю шапку обратно и просовываю руки в варежки. Варежки мокрые от растаявшего снега: я несколько раз падала, и снег попал внутрь.

Естественно, он не смотрит в мою сторону. Ему неприятно. У меня красное, распаренное лицо, а на щеках наверняка большие белые пятна с синюшной окантовкой. Щеки у меня обморожены: каждую зиму, если температура опускается ниже минус пяти – а каждую зиму она обязательно опускается ниже, – на них появляются плотные белые отметины. Это совсем не больно – наоборот, я вообще ничего не чувствую, как будто кожа чужая: потом, в тепле, она размораживается и снова становится моей – опухшей, горячей… По-хорошему, мне вообще нельзя долго находиться на морозе. С обмороженными-то щеками. Но отец хочет, чтобы я занималась зимними видами спорта. Так и говорит: «зимними видами»… А обмороженные щеки? Отговорки. Нытье. Симуляция. Обмороженные щеки? Чушь собачья! Он просто не хочет этому верить. Так же, как не хочет верить тому, что я вообще не гожусь ни для каких видов спорта – ни для зимних, ни для летних…

Осторожно прикасаюсь к щеке варежкой – и, ну да, ничего не чувствую.

Я заметила, что с каждым разом мои пятна становятся чуть больше и держатся на щеках чуть дольше. Когда-нибудь, в один прекрасный день, я приду домой, я попью чай, я согреюсь – а щеки так и останутся чужими. Уродливые бело-зеленые пятна застынут на моем лице. Они всегда будут холодными. Всегда, всю жизнь – холодными. А потом они вообще…

– Хватит реветь, – брезгливо командует отец, – и поехали.

– Дальше не поеду, – повторяю я тихо.

– Поедешь.

– Нет.

– А я говорю: поедешь.

– А я говорю… нет.

– Что мне, оставить тебя здесь?

Он улыбается. Он взбешен.

– Оставь.

– То есть мне уйти?

Над нами – заснеженные еловые лапы, сверкающее морозное небо, свинцовая тишина. Холодно, красиво, противно.

– И он ушел куда-то вбок… – фальшиво напевает отец. – Я отпустил, а сам прилег…

Он задумчиво смотрит вправо – в том направлении, куда уходит наша лыжня, – потом косится на меня. Кажется, действительно прикидывает, не поехать ли ему, в педагогических целях, одному – авось я потащусь следом.

– …Мне снился сон про наш веселый оборот…

У отца в голове целая куча всяких стихотворных и песенных обрывков. Но петь он не умеет. Зря он поет.

– …Он был мне больше чем родня… Он ел с ладони у меня… Тра-та-та-та, тра-та-та-та, тра-та-та-та…

Это фальшивое пение в зимнем лесу звучит так глупо и так беспомощно, что мне сразу становится его жалко – но я все равно не отвечаю, молчу. Сейчас не время для жалости. Он мой противник, у нас борьба. Его раздражение – против моего упрямства. Его отвращение – против моего отчаяния. Его отличная физическая форма – против моей усталости и моих жировых отложений.

– Размазня, – шипит на меня отец, и мне ясно, что победили упрямство, жир и отчаяние. Я победила.