Читать книгу "P.S. I Hate You - Уинтер Реншоу"

– Не знаю. Просто когда ты будешь там и почувствуешь себя одиноко, ты сможешь посмотреть на эту звезду и вспомнить этот вечер.

– Прекрати, – хмуро обрываю я ее. – Только жалкие кретины делают такую чушь. И мне кажется, что ты вроде как начинаешь нарушать свои собственные правила…

Марица пожимает плечами.

– Завтра наша последняя суббота вместе. Полагаю, это задевает меня, хотя я сама такого не ожидала. Неделя прошла слишком быстро.

– Да. – Мы идем бок о бок, медленно, молча, наслаждаясь нашим ускользающим временем вместе.

Когда мы возвращаемся к машине, Марица складывает руки на груди и прислоняется к пассажирской дверце.

– Я не устала. А ты?

Мой взгляд падает на ее губы, прежде чем подняться к ее мерцающим глазам.

– Ничуть.

– Хочешь выпить?

* * *

– Почему эта дурацкая штука не работает? – Уже почти два часа ночи, и Марица прижимает пульт к воротам с такой силой, что мне кажется, будто «дурацкая штука» сейчас треснет у нее в руках.

– Наверное, батарейка села.

Взглянув на ворота через лобовое стекло, она прищуривается.

– Как ты думаешь, мы сможем через них перелезть? Может быть, если ты меня подсадишь…

– Ты пьяна в дугу. Я не позволю тебе перелезать через железные девятифутовые ворота. Ты упадешь и покалечишься. – Я начинаю растирать виски.

Я устал.

Она пьяна.

И все заигрывания, которыми она занималась последние несколько часов, всего лишь вызвали у меня жестокий неутоленный стояк.

– Проверим, не спит ли еще Мелроуз. – Марица достает свой телефон и роняет его на пол. Потом хихикает и в конце концов нажимает номер своей кузины. – Мел! Ты можешь выйти к воротам? Мой пульт не работает, а нам нужно войти… да, я сказала «нам»… Исайя, кто же еще?.. Знаю… просто впусти нас.

Я наполовину разбираю то, что говорит ее кузина: кажется, делает Марице выговор за то, что та приводит домой посторонних мужчин, но сейчас мне уже все равно. Пройдет два дня, и я никогда больше не увижу ни Марицу, ни ее кузину, и изрядную часть последних двух часов я потратил, убеждая себя, что в этом нет ничего страшного лично для меня.

– Спасибо, солнышко. – Марица вешает трубку. – Мел уже идет, через минуту будет здесь.

Мы сидим в машине, двигатель работает на холостом ходу, и мне кажется, будто проходит не меньше десяти лет, прежде чем ворота отворяются и перед нами возникает Мелроуз в прозрачном топике, красных клетчатых шортах, с растрепанным пучком белокурых волос на голове и с мятно-зеленой маской на лице. Сложив руки на груди, она сердито взирает на меня, как будто я виноват в том, что Марица так набралась.

Честно говоря, я понятия не имею, как так получилось.

Я следил за тем, сколько пью, и думал, что она делает то же самое.

– Боже, я умираю с голоду, – стонет она, когда мы проезжаем в ворота. – Надо было все-таки поужинать. Я ничего не ела с самого завтрака.

А, вот и объяснение. Теперь ясно, как это случилось.

– Закажем пиццу? – спрашивает она, ее лицо озаряется, как будто это лучшая идея, пришедшая ей в голову за весь вечер.

– Хочешь – заказывай, я провожу тебя только до двери, потом уеду.

Она кладет ладонь мне на предплечье.

– Ты не останешься?

Я паркуюсь на круговой подъездной дорожке перед домом ее бабушки, рядом с журчащим фонтаном, окруженным стратегически размещенными лампами подсветки.

– А зачем мне оставаться? Я просто хотел убедиться, что ты благополучно доберешься домой.

– Что это ты так вдруг? – Она отстегивает ремень безопасности и наклоняется ко мне. – Я думала, что мы сегодня хорошо провели вечер.

– Да, – соглашаюсь я. – Хорошо. Но вечер закончился.

– Я тебя раздражаю? В этом все дело? Ты можешь ответить честно, – говорит она. – Клянусь, Исайя, я выпила всего три бокала, ты же видел. Я не собиралась так набираться. Просто сегодня я была ужасно занята на работе, а потом поехала домой и готовилась к прогулке и просто забыла поесть. Что в этом такого?

– Все отлично.

– Нет. – Она сжимает полные губы. – Не отлично. Мне следовало остановиться несколько часов назад или переключиться на воду, что-то вроде того. Извини. Я надеюсь, что не испортила тебе вечер.

Я протягиваю руку к замку зажигания и выключаю двигатель.

– Я провожу тебя до дома.

Я вылезаю из машины и встречаюсь с Марицей возле переднего бампера. Она молчит и всматривается в меня, стараясь не потерять равновесия. Парадная дверь гостевого домика открыта. Полагаю, Мелроуз оставила ее для нас.

– Идем. Я отведу тебя. – Ухватив Марицу под локоть, я привлекаю ее к себе и веду в дом, пытаясь пореже вдыхать мягкий калифорнийский бриз, напоенный ароматом цветов из сада ее бабушки и цитрусовым запахом духов Марицы.

Возле двери она останавливается, поворачивается лицом ко мне и расправляет плечи.

– Это было весело – смотреть на звезды, – говорит она. – Спасибо, что показал мне Льва.

Я киваю.

– Конечно.

Марица медлит, словно ждет, что я завершу вечер поцелуем, но я не желаю этого делать. Это было забавно в предыдущие дни недели, но где-то по пути вся эта хрень начала становиться угрожающе настоящей, и теперь мне нужно твердо поставить точку.

– Завтра наша последняя суббота, – говорит Марица. Она поднимает этот вопрос уже во второй или третий раз за вечер, как будто я мог забыть об этом. Но как бы сильно мне ни хотелось провести с ней еще день, какая-та часть меня полагает, что это сделает ситуацию еще сложнее… И это может разрушить весь смысл того, чтобы провести неделю с девушкой, с которой мы потом сможем без сожалений расстаться.

Начав узнавать ее и проведя несколько дней с нею, со всеми ее особенностями, я понял, что она забавная, умная и саркастичная. Она искренняя, честная и добрая. Она непримиримая и харизматичная.

Если бы я был другим, я бы завел с ней настоящие отношения.

Она стала бы моей, и я ни за что не расстался бы с нею.

Но это так не работает. Я уеду, а она останется здесь. Мы окажемся за полмира друг от друга. Преданность другому человеку – это то, чего мне не хватало целую жизнь назад, но теперь она ничего для меня не значит.

– Мне было весело с тобой в эту неделю, – негромким мягким голосом произносит она. – Мне немного грустно, что она заканчивается.

– Доброй ночи, Марица. – Я заставляю себя коротко улыбнуться и ухожу, прежде чем это успевает зайти слишком далеко.

Вернувшись к машине, я завожу двигатель и уматываю отсюда ко всем чертям, пока не успел сказать или сделать что-то, о чем потом могу пожалеть.