Читать книгу "Волшебные миры Хаяо Миядзаки - Сюзан Нейпир"

Таинственное видение нарушает внезапное изменение настроения омов. Глаза их краснеют, когда появляется огромное облако крылатых насекомых с красными глазами. Поняв (по-видимому, с помощью своей связи с насекомыми), что Асбер еще жив и каким-то образом разозлил насекомых, охраняющих Лес, Навсикая взлетает на своем планере и отправляется на его поиски. Она оставляет мужчин с Ксяной, и те забирают у Ксяны оружие, а ее настойчивое стремление взяться за него на протяжении всей встречи с омами подчеркивает разницу между двумя девушками-лидерами.

Теперь насекомые занимают центральное место в ходе сюжета, который становится динамичнее и тревожнее и резко контрастирует с предыдущей сюрреалистически спокойной сценой. Навсикая возвращается в образ активной героини и спасает Асбера из пасти существа, похожего на гигантскую чудовищную стрекозу. Потом они вдвоем падают в самую глубину Леса, и Навсикая теряет сознание.

В следующей сцене Миядзаки снова замедляет движение, создавая таким образом, пожалуй, самый мистический эпизод фильма. Навсикая просыпается ниже уровня Леса и понимает, что может дышать без маски. Пейзаж напоминает своды собора. Высокие алебастровые деревья тянутся вверх, и их кроны образуют крышу, а рядом плавно несет свои воды широкая и чистая голубая река. Время от времени из пестрого мира наверху осыпаются струйки золотого песка. Если Долину ветров можно считать человеческим представлением об утопии, то земля под Лесом – это утопия природная, свободная от человеческого вмешательства. Миядзаки впечатлили последствия отравления залива Минамата, и в этом фильме он воплотил свое понимание самоочищения природы в образе Леса, удаляющего ядовитые вещества из воздуха на поверхности земли и создающего чистое, незагрязненное пространство внизу. Лабораторные эксперименты Навсикаи уже говорили ей о том, что такое возможно, но теперь, когда она видит это воочию, ее сердце переполняется и радостью, и грустью, а на глаза наворачиваются слезы.

Навсикая снова вспоминает эпизод из детства, который приведет нас к самой внеземной сцене в этом фильме. Этот эпизод снимали с помощью фильтров, создающих атмосферное желтое свечение, и здесь же звучит жутковатая детская песенка, которая состоит лишь из повторяющихся слогов «ля-ля-ля». В этом видении Навсикая предстает девочкой пяти-шести лет, которая играет на золотом поле, где дует ветер. Ее тихое веселье прерывает взрослый мужской голос, и во главе группы людей, напоминающих воинов, она узнает своих отца и мать. Взрослые ведут сопротивляющуюся Навсикаю к огромному дереву, которое уже мелькало в ее прошлом воспоминании, и мы видим, что в дереве прячется маленький ом. Навсикая пытается спрятать насекомое, но ее отец говорит: «Люди и насекомые не должны жить вместе». Взрослые вырывают ома у нее из рук, а она плачет: «Пожалуйста, не делайте ему больно». Маленькая девочка стоит в траве на коленях, и ее тело сгибается от боли до такой степени, что напоминает насекомое, которое она сама только что укрывала.

Этот невероятный эпизод можно рассматривать как сцену, объясняющую особую связь уже взрослой Навсикаи с омами. Здесь содержатся и другие мысли. Ее детское горе из-за насекомого, показанное, объективно говоря, довольно преувеличенно, рождает в ней пронзительную печаль, благодаря которой выросшая Навсикая относится к насекомым с принятием и состраданием. А несколько кадров с чудовищными руками взрослых, которые тянутся то ли к Навсикае, то ли к ому, показывают огромную разницу между ее миром и миром взрослых, настаивающих на том, что «люди и насекомые не могут жить вместе».

Миядзаки часто использовал детский взгляд на мир, в том числе в фильмах «Тоторо», «Унесенные призраками» и «Поньо», но эта краткая сцена, возможно, самая пронзительная иллюстрация пропасти между детьми и взрослыми. Возможно, она также объясняет и чувство одиночества, которое выражает образ взрослой Навсикаи. Несмотря на способность к состраданию и бодрость духа, счастливее всего Навсикая выглядит в одиночестве, когда танцует на панцире ома и тихо прогуливается по собору подземного Леса. В этих кратких спокойных сценах Навсикая, похоже, отражает сложную личность своего создателя, который временами не хотел быть ни лидером, ни мессией, а мечтал спокойно наслаждаться красотой природы.

Если эпизод с воспоминанием Навсикаи и сцены в Лесу анимистичны или даже синтоистичны в плане связи человека с природой, то заключительные сцены явно имеют христианский уклон. Навсикая жертвует собой, чтобы остановить нашествие омов, пришедших в ярость от того, что одного из их детенышей украли и мучили. Навсикая компенсирует их утрату собственной гибелью.

Принося себя в жертву, подобно Христу, подобно Христу она и воскресает. Омы окружают ее и поднимают к небу, где она оживает и идет по золотому полю из усиков насекомых. В синем платье, с развевающимися золотыми прядями, она напоминает мужскую фигуру спасителя, чье пришествие предсказала слепая пророчица в начале фильма. Это отсылка к андрогинности буддийской фигуры бодхисаттвы Гуань Инь. «Это чудо, чудо!» – восклицает один из жителей Долины.

Но последнее настоящее «чудо» этого фильма не относится ни к христианству, ни к буддизму – это чудо анимистическое. Когда люди Долины радостно смотрят на Навсикаю (эта сцена была показана на свитке в начале фильма), они замечают, что вернулся ветер. В самом конце фильма мы видим, что ветер – сама жизнь, он соединяет землю с небом, когда Навсикая взлетает на своем планере.

Некоторых критиков такая «чудесная» концовка разочаровала. С течением времени фильм стали критиковать за чрезмерную оптимистичность, банальную концовку, идеализацию главной героини и чересчур манихейское представление о морали. В своем эссе через несколько лет после выхода фильма один японский критик назвал его своего рода метафизическим «пластырем от боли», обезболивающей повязкой, которой мы оборачиваем свои души, чтобы унять психическую боль[134].

Сам Миядзаки признался, что «по шею окунулся в религиозную тему, которой всегда старался избегать»[135]. Но он так и не объясняет, зачем ему понадобилось в нее погружаться. Возможно, ему нужно было «завязать фуросики» и показать нетерпеливой аудитории готовый фильм.

Представление режиссера о воскрешении Навсикаи интригует, если рассматривать его в контексте его собственной жизни. Когда Миядзаки работал над этим фильмом, у него умерла мать. Позднее, рассказывая о смерти матери, он упомянул кремацию, широко распространенную в Японии, и несколько неожиданно заявил, что предпочел бы похоронить ее, а не кремировать. «Тогда на ее могиле распустились бы цветы, и я бы подумал: «Смотрите, моя мать превратилась в эти нежные цветы»[136]. Возможно, неслучайно, что финальная сцена «Навсикаи» напрямую связана с такой формой перерождения – дыхательная маска (Навсикая?) рядом с маленьким ростком в пустыне.

«Навсикая» стала вторым аниме, которое я посмотрела. Первым был фильм «Акира» Кацухиро Отомо. Оба фильма появились в экспансивные 1980-е, и в них представлены постапокалиптические картины мира, вышедшего из-под контроля технологий и человеческого высокомерия. Оба фильма – шедевры, показавшие всему миру японскую анимацию в новом свете. Я веду занятия со студентами по этим фильмам, и они прошли проверку временем. Всё-таки, на мой взгляд, «Навсикая» задевает более глубокие чувства и темы и запоминается надолго. И не только благодаря красоте картинки и незабываемой главной героине, но и за счет поистине радикальной идеи о том, что и растение, и девушка, и насекомое – все заслуживают жить на этой земле.