Читать книгу "Чужая роль - Дженнифер Уайнер"

— Ой, ты только посмотри… ну и потеха!

Теперь уже Грендел наступал на противника. Филиминатор снова поднял лезвие и пронзил врага.

— Молодец! — обрадовалась Мэгги.

Роботы сцепились, намертво соединенные лезвием. Грендел бешено извивался, не в силах освободиться.

— Ну давай, ну же, — бормотала Роуз. Колесико Грендела вертелось, рассыпая вокруг искорки. Филиминатор поднял лезвие для смертельного удара, но Гренделу удалось ускользнуть.

— Вперед, Грендел! — завопила Роуз, вскакивая. — Ура! Ура!!

Мэгги надулась, видя, как Грендел бросился на врага, поддел носом гораздо более высокого Филиминатора и опрокинул на спину.

— Не-е-ет, — взвыла Мэгги, но было уже поздно: робот Роуз переехал Филиминатора раз, другой, третий, пока от несчастного не осталась горстка раздавленных деталей и обломков.

— О да! Да! — возразила Роуз, потрясая кулаком в воздухе. — Вот так!

Именно так выражались парни, сидевшие позади нее на матче «Иглз», после особенно впечатляющего гола. Правда, она тут же пришла в себя, смутилась и обернулась к сестре, ожидая увидеть на ее лице плохо скрытую ехидную улыбочку. Уж Мэгги не упустила бы случая показать, какими жалкими находит эмоции старшей сестры. Но Мэгги не злорадствовала. Раскрасневшаяся, растрепанная, она сияла и, горячо пожав руку сестре, протянула ей шампанское. Роуз, поколебавшись, все же сделала глоток.

— Хочешь, закажем пиццу? — предложила Роуз, вдруг представив мирно проведенный вечер: в пижамах, с пиццей и свежим поп-корном, на диване под одеялами и перед телевизором.

И тут Мэгги наконец злорадно ухмыльнулась, но только слегка. Ее голос был почти добрым.

— Вот теперь ты живешь по-настоящему, верно? Тебе следовало бы почаще выходить из дома.

— С меня выходов хватает, — отрезала Роуз. — Это тебе следовало бы почаще оставаться дома!

— Я и так все время сижу дома, — возразила Мэгги, грациозно поднимаясь с дивана и направляясь в ванную, откуда вышла полчаса спустя в выцветших, облегающих ее как вторая кожа джинсах, низко сидевших на бедрах, красном топе, обнажавшем плечо и руку, и ковбойских сапожках Роуз, вышитых перцами халапеньо. Вышитых вручную ковбойских сапожках Роуз из красной кожи, купленных во время уик-энда в Нью-Мексико, куда Роуз ездила однажды на семинар по страховому праву.

— Надеюсь, ты не возражаешь? — спросила Мэгги, взяв ключи и сумочку. — Я нашла их в твоем шкафу. Выглядели ужасно одиноко.

— Ладно уж, — вздохнула Роуз, глядя на сестру и гадая, каково это: идти по жизни такой худенькой и хорошенькой. Каково это, когда мужчины смотрят на тебя с явным одобрением и неприкрытым вожделением. — Веселись на здоровье.

— Как всегда, — кивнула Мэгги и выпорхнула за дверь, оставив Роуз наедине с поп-корном, выдохшимся шампанским и кучей разбросанной на постели одежды. Роуз щелкнула пультом, повергнув телевизор в привычное молчание, и принялась разбирать завал.

14

— Чем я могу вам помочь? — спросила Элла. Сегодня она дежурила в благотворительном магазинчике секонд-хэнд, где проводила немало приятных, тихих, по большей части одиноких часов, разбирая одежду и вешая ярлычки с ценами на мебель и посуду.

Молодая женщина в ярко-оранжевых легинсах и грязной майке нерешительно плелась по проходу, декорированному перед праздниками искусственными сосновыми ветками и золотой и серебряной мишурой.

— Простыни, — выговорила покупательница, нервно кусая губы. Элла разглядела на скуле успевший побледнеть синяк.

— Сегодня вам повезло, — кивнула Элла. — Мы получили целую партию белья из «Баллокс». Нестандартные, конечно, зато в прекрасном состоянии, только вот цвета… Словом, сами увидите.

Она поправила приколотый к белой блузке бейдж и бодро зашагала в глубину магазинчика.

— Вы посмотрите, — показала она на шкеты с простынями для кроватей «королевского размера» и двуспальных. — Все бирюзовые или розовые, хотя совершенно новые. Пять долларов каждая. Какие вам?

— Э… две двойных.

Женщина подняла пластиковые пакеты, перевернула, снова положила.

— К ним полагаются наволочки?

— К сожалению, нет. Пять долларов пара.

Женщина, с облегчением вздохнув, выбрала пару наволочек, подошла к кассе и вынула из кармана пятидолларовую банкноту и три смятых бумажки по доллару. А когда принялась набирать мелочь, осторожно выкладывая на прилавок каждую монетку, Элла решительно сунула простыни и наволочки в большой пакет.

— Этого достаточно.

— Вы уверены? — удивилась женщина.

— Вполне. Берегите себя и заглядывайте почаще. У нас каждый день что-нибудь новенькое.

Женщина улыбнулась — очень вежливо — и вышла, шлепая «вьетнамками». Элла долго смотрела ей вслед, жалея, что не сумела незаметно сунуть в пакет несколько полотенец, и раздраженно покачала головой. С Кэролайн было точно так же: Элла всегда старалась сделать как можно больше, облегчить жизнь дочери, как можно чаще звонить, посылать открытки, письма, деньги. Заманивать обещанием поездок и путешествий, повторяя одно и то же, десятки, сотни раз, всеми способами: позволь мне помочь.

Но Кэролайн не хотела помощи, потому что принять помощь означало признаться, что сама она не в состоянии что-то сделать. И взгляните, чем все кончилось!

Дверь снова распахнулась, и в магазин вошел Льюис с пачкой газет под мышкой.

— Свеженькая пресса! — объявил он. При виде собственного стихотворения Элла попыталась улыбнуться.

«НЕ невидимка я!» — прочла она.

Не невидимка. Всего лишь обреченная и проклятая.

Льюис внимательно посмотрел на нее.

— Все еще хотите пойти на ленч? — спросил он, и когда Элла, кивнув, закрыла кассу, предложил ей взять его под руку.

Она вышла на палящее солнце, по-прежнему жалея, что не смогла ничем помочь этой бедной, хорошо воспитанной женщине. Наверное, стоило заговорить, спросить, не нужна ли ей помощь, а потом сообразить, что можно сделать. И еще… хорошо бы Льюис так и не узнал, что она собой представляет на самом деле. Пока Элла не заговаривала о детях, а он и не спрашивал… но обязательно спросит, и что тогда? Что ответить? Что сказать, кроме того, что когда-то она была матерью, а теперь больше не мать и в этом ее вина? А он уставится на нее, не в силах понять, и она не сумеет ничего объяснить, хотя знает правду… Но эта самая правда была камнем, который нельзя проглотить, рекой, которую нельзя пересечь. И как бы она ни старалась загладить свей грех теми маленькими добрыми делами, которые пыталась сотворить, — ей суждено нести этот крест до самого смертного часа.

15

— К вам посетитель, — сообщила секретарь. Роуз подняла голову от компьютера и увидела сестру, совершенно неотразимую в черных кожаных укороченных брюках, коротком джинсовом жакете и красных ковбойских сапожках.