Читать книгу "Творческая эволюция - Анри Бергсон"

Является ли это «разделением труда» в собственном смысле слова? Это выражение не дает точного понятия об эволюции, как мы ее себе представляем. Где имеется разделение труда, там имеется также соединение и совпадение усилий. Наоборот, развитие, о котором мы говорили, всегда идет в смысле не соединения, а разъединения и никогда не направлено к совпадению усилий, а всегда – к их расхождению. Гармония между дополняющими друг друга в некоторых пунктах свойствами создастся, по нашему мнению, не в течение развития путем взаимного приспособления, а наоборот, она бывает полной только вначале; гармония происходит из первоначального тождества. Она вытекает из того, что эволютивный процесс, распускаясь, как сноп, отделяет, по мере одновременного роста, одни свойства от других, сначала так хорошо дополнявших друг друга, что они друг с другом сливались.

Необходимо, впрочем, чтобы элементы, на которые разделяется тенденция, были одинаково важны и в особенности – одинаково способны к развитию. Мы только что указали три различных царства органического мира, если можно так выразиться. В то время как первое из них заключает в себе только микроорганизмы, оставшиеся в первобытном состоянии, другие два – растения и животные – достигли очень высокой степени развития. Обыкновенно так и бывает, когда тенденция разлагается на части. Среди порождаемых ею расходящихся линий развития одни уходят в бесконечность, другие приходят более или менее быстро к концу своего пути. Эти последние происходят не прямо от первоначальной тенденции, а от одного из элементов, на которые она разделилась. Это остатки развития, законченные и сложенные в процессе развития какой-нибудь настоящей элементарной тенденции, продолжающей развиваться. Такие тенденции легко узнаются, по нашему мнению, по их признакам.

Таким признаком является заметный след первоначальной тенденции, основное направление которой они представляют. Элементы тенденции нельзя сравнивать с точками пространства, взаимно-исключающими друг друга, а скорее – с психическими состояниями, из которых каждое, будучи в начале самим собою, связано, однако, с другими и заключает в скрытом состоянии всю личность, которой оно принадлежит. Мы уже говорили, что нет ни одного существенного жизненного явления, которое не имело бы в зародыше или в скрытом состоянии признаков других явлений. Наоборот, когда мы встречаем на одной линии развития, так сказать, воспоминание о том, что развивается на других линиях, мы заключаем, что здесь мы имеем дело с разъединенными элементами одной и той же первоначальной тенденции. В этом смысле растения и животные вполне представляют две великие расходящиеся линии развития жизни. Хотя растения отличаются от животных неподвижностью и нечувствительностью, но способность к движению и сознание спят в них, как воспоминания, которые могут пробудиться. Притом рядом с этими обыкновенно спящими воспоминаниями есть бодрствующие и живые. К ним принадлежат те, деятельность которых не мешает развитию первичной тенденции. Мы можем так формулировать этот закон. Когда тенденция, развиваясь, разлагается на части, каждая из возникнувших таким образом частных тенденций стремится сохранить и развить все то из первоначальной тенденции, что совместимо с ее специальной работой. Этим хорошо объясняется факт, с которым мы встретились в предыдущей главе, – образование одинаковых сложных механизмов на независимых друг от друга линиях развития. Некоторые глубокие аналогии между растениями и животными, вероятно, не могут быть объяснены иначе. Половое размножение, может быть, для растения только роскошь, для животных оно – необходимость, и растение получило его в силу того же самого первоначального стремления, которое привело к нему и животных и которое существовало раньше разделения на два царства. То же мы скажем и о тенденции растения к возрастающей сложности. Эта тенденция существенна для животного царства в силу потребности в действиях все более широких и сильных. Растения же, обреченные на нечувствительность и неподвижность, обладают этой тенденцией только потому, что они получили сначала тот же самый импульс. Недавние опыты показывают нам, что растения в периоде изменений (mutations) изменяются в неопределенном направлении, тогда как животные развиваются, по-видимому, гораздо более определенно. Мы не будем более останавливаться на этом первоначальном раздвоении жизни и перейдем к более интересному для нас развитию животных.

* * *

Мы сказали, что существенным признаком животного является его способность воспользоваться разрядным механизмом для превращения во взрывчатые действия возможно большего количества ранее накопленной потенциальной энергии. Сперва взрывы производятся как попало, не заботясь об определенном направлении; так амеба вытягивает разом во все стороны свои ножки. Но чем дальше мы идем в ряду животных, тем яснее мы видим, что самая форма тела обрисовывает известное число точно определенных направлений, вдоль которых идет энергия. Эти направления отмечены целыми рядами соседних нервных элементов. Нервный же элемент выделился понемногу из едва дифференцированной массы органической ткани. Можно думать, что именно в нервном элементе и его придатках с момента его появления концентрируется способность быстро освобождать накопленную энергию. В сущности, всякая живая клетка непрерывно тратит энергию для поддержания своего равновесия. Растительная клетка, замершая с самого начала, целиком поглощена этой заботой самосохранения, как будто ее целью является то, что сперва было только средством. У животных же все сосредоточено на деятельности, то есть на использовании энергии для передаточных движений. Несомненно, что всякая клетка животного также тратит на жизнь значительную долю своей энергии, часто даже всю, но организм в целом стремится сосредоточить ее как можно больше на тех пунктах, где выполняются движения для перемены места. Поэтому там, где имеется нервная система с органами чувств и двигательными аппаратами, представляющими добавление к ней, все происходит так, как будто остальное тело имеет главной задачей приготовить для нее и передать в любой момент ей ту силу, которая освобождается ею посредством взрывов.

«Самая живая мысль замерзает, выраженная в необходимую для нее формулу. Слово обращается против идеи, буква убивает дух.»

Роль питания у высших животных чрезвычайно сложна. Во-первых, оно восстановляет ткани, затем оно дает животному необходимую теплоту, чтобы сделать его по возможности независимым от колебаний внешней температуры. Тем самым оно сохраняет и поддерживает организм с находящейся в нем нервной системой, живущей за его счет. Но нервные элементы для своего существования должны получать для самих себя и для мускулов, которыми они действуют, известное количество энергии для траты, и можно даже предполагать, что в этом вообще и заключается существенное и главное назначение питания. Это не значит, что наиболее значительная часть питания идет на эту работу. Так государство иногда тратит огромные суммы для взыскания налогов; быть может, чистый остаток будет очень мал, но отсюда нельзя отвергать необходимость налогов и затрат для их получения. То же относится и к энергии, необходимой животному в виде пищи.

Резюмируем: если мы условимся для краткости называть «чувствительно-двигательной системой» спинномозговую нервную систему вместе с аппаратами внешних чувств, в которых она продолжается, и с управляемыми ею мускулами движения, то можно сказать, что высший организм существенным образом характеризуется чувствительно-двигательной нервной системой, связанной с органами пищеварения, дыхания, кровообращения, выделения и так далее; роль этих последних состоит в том, чтобы ее восстановлять, чистить, защищать, создать ей постоянную внутреннюю среду и, наконец, главным образом в том, чтобы передавать ей потенциальную энергию для превращения в движение[15]. Чем более совершенствуется нервная функция, тем более должны развиваться поддерживающие ее функции, которые вследствие этого сами становятся все более требовательны. По мере того как нервная деятельность выступала из заключавшей ее протоплазматической массы, она должна была вызвать за собой различные виды деятельности, чтобы опереться на них, а они могли развиться только за счет других видов деятельности, которые связывались с новыми и так далее. Именно таким образом сложность функций высших организмов растет до бесконечности. При изучении какого-нибудь из организмов мы как будто вращаемся в кругу, где все служит средством для всего. Но у этого круга есть центр: система нервных элементов, связывающих органы чувств и двигательный аппарат.