Читать книгу "Война начинается за морем - Рю Мураками"

Когда-то в детстве он поймал муравья и посадил его в стеклянный флакончик из-под одеколона, который дала ему мама. Всего лишь одного муравья… Он придумал для него забавное имя — какое, сейчас и не вспомнит. Муравей стал его любимцем: он специально ходил на гору, чтобы накопать для него чернозема, собирал хлебные крошки… Он подолгу разглядывал насекомое, переворачивая флакончик, и совершил открытие: муравьиное тело состоит из трех частей. За такие познания его особо отметили в школе. Он продолжил свои научные изыскания и обнаружил, что на голове муравья имеется пара челюстей, способных прокусить кожу ребенка. Он сам был не раз нещадно покусан, но все же не убил муравья. Наоборот, он восхищался отвагой, которую проявляло маленькое насекомое, бесстрашно атакуя человека… За несколько дней муравей нарыл в земле множество ходов, чем доставил немалое удовольствие своему хозяину. Но как-то раз он показал своего любимца одному из школьных товарищей. Тот скептически заметил, что таких муравьев «до фига», и он знает место, где находится огромный муравейник. Через несколько дней ребята отправились за муниципальное кладбище, где на выжженной солнцем земле увидели тысячи маленьких дырочек, из которых выбегали муравьи… (Утирая пот со лба, портной с усмешкой думает, что сегодняшнее столпотворение на городской площади чем-то напоминает тот муравейник.) Увидев тысячи и тысячи насекомых, он вдруг воспылал яростью и принялся топтать их ногами. Товарищ удивленно смотрел на него, а потом сказал:

— Ты не так делаешь. Налей лучше в дырки воды, это гораздо прикольнее. Представляешь, ты наливаешь воду, а когда муравьи полезут наружу, ты их давишь. Так ты сможешь задавить их несколько тысяч сразу…

К молодому человеку подходит маленькая девочка и внимательно разглядывает его шею. Сзади слышится голос ее матери, которая велит ей вернуться. Оказывается, девочку зовут так же, как и английскую королеву И в тот момент, когда мать берет дочку за руку, портной вдруг подпрыгивает на месте и испускает дикий вопль. Потом он падает и начинает кататься по земле, неистово скребя шею, грудь, живот и спину. Вокруг сразу же собирается толпа зевак. Девочка объясняет матери:

— Мам, на него с дерева попадали такие противные волосатые гусеницы!

Молодой человек извивается как червяк, он так кричит от боли, будто его ударило током. По всему его телу пробегают судороги, и он мечется из стороны в сторону. Ощущение такое, будто бы его положили на крошеное стекло. От боли у него не выдерживает мочевой пузырь, и на брюках растекается темное пятно; на его глазах выступают крупные слезы, а подбородок трясется, как у немощного старика. Но чем больше он чешется, тем страшнее становится зуд. «Проклятые гусеницы!» — шипит он сквозь зубы. Недалеко должен быть медпункт, но где именно, черт возьми?! Наконец молодому человеку удается справиться с болью и подняться на ноги. Сквозь слезы он видит кабинки общественного туалета и устремляется к ним.

Но какая нее там стоит вонь! Все писсуары и сиденья загажены до невозможности. Молодой человек закрывает дверь и, невыносимо мучаясь от сортирного амбре, осторожно стаскивает с себя рубашку. Так и есть — он весь покрыт мелкими желтыми пятнышками. Видимо, катаясь по земле, он раздавил почти всех гусениц. То тут, то там видны многочисленные укусы. Кожа раздражена и зудит.

На своем ремне он замечает уцелевшую гусеницу, берет ее двумя пальцами и бросает об стену Гусеница приклеивается к чьей-то блевотине и корчится, пытаясь освободиться.

Скребя попеременно то грудь, то спину, портной вспоминает мать. Наверно, она испытывает похожие ощущения от этого зуда, хотя как знать? Может быть, ей еще хуже, бедняжке. На затылке и на шее от напряжения вспухли вены; при каждом ударе сердца молодой человек снова и снова видит отражение своего лица в падающем на пол карманном зеркальце. Он продолжает остервенело чесаться, царапая ногтями покрытую потом кожу.

Прямо перед собой он видит на кафельной плитке потеки блевотины, смешанной со спермой. От отвращения едва не теряет сознание. Больше всего чешется грудь. Его выворачивает наизнанку, но от рвоты кожа зудит еще сильнее. «Нужен дождь, гроза… И пусть разверзнутся хляби небесные!..» Он проклинает праздник, забитую народом площадь, и этот парк, и туалет, и сперму на стене, и свою тошноту, и мерзких гусениц, и выделяющуюся из них желтую гадость, и гнойные выделения собственной матери — готов проклясть все. Он с удовольствием перебил бы сейчас всех: и того сопляка, которому чуть не попал зонтом в глаз, и свою мать. Честное слово, он бы не задумался ни на секунду! «Только бы начался дождь! Нет, пусть лучше с неба полетят снаряды!» Не дыня ему нужна, а бомба!.. Зуд от бесчисленных укусов переместился куда-то внутрь тела, отчего портной испытывает желание вскрыть себе живот и выдернуть наружу кишки. Из соседней кабинки кто-то мерно постанывает женским голосом. «Нет, ну надо же! Нашли место и время трахаться! Да я бы вздернул их на ближайшем дереве! Черт, сейчас бы той мази, которую прописали для матери… Ах, если бы можно было перебить всех этих кретинов, что запрудили всю площадь, разметать их, как тот муравейник! Все это мерзость, блядство, дерьмо! Всех их порвать на части! Содрать с них кожу живьем, четвертовать к чертовой бабушке! Какой, к дьяволу, праздник! Война!.. Чтобы всех… всё раздолбать в пух и прах!.. Мать, наверное, еще жива… Да, да, пусть начнется война!.. А как же она теперь без зеркала? Может, она уже потеряла рассудок… Бедняжка все ждет и ждет меня…»

Мучимый адским зудом, молодой человек блюет себе на брюки. Его лицо перекосилось от боли, расцарапанная кожа кровоточит. Из последних сил он шепчет себе под нос:

— Дыню… я должен купить дыню.

В небе плывут тысячи воздушных шаров самых разнообразных форм и расцветок. Ответственный за их запуск озабоченно смотрит вверх. Никто не верит в то, что шары смогут подняться выше облаков. Кажется, что стоит им коснуться облачного покрова, как они тут же полопаются все до единого.

Будь сейчас хорошая погода, можно было бы увидеть, как шары сверкают на солнце: к каждой веревочке привязана серебристая бумажка.

Отражаясь в больничных окнах, шары пролетают над церковью и вскоре исчезают за трубой, что вырисовывается на вершине горы.

Теперь они летят над морем, вернее, над сплошной жирной пленкой, затянувшей всю акваторию порта. Солнце садится, и горизонт становится похож на натянутую сверкающую нить.

— А ты когда-нибудь привязывал к шарику свои пожелания?

Фуини аккуратно покрывает лаком ногти, чтобы песок их не поцарапал. Несмотря на то что я недавно выкупался, во всем теле ощущается странная тяжесть. Фуини не отстает:

— А я разок привязала, но шарик зацепился за электрические провода… И один мой приятель прочитал, что я там понаписала… Для меня это было очень важно. Вообще шарики часто либо лопаются, либо застревают где-нибудь.

Оранжевый лак на ее ногтях кажется белым на солнце.

— А кому ты писала?

— А?

— Ну, то письмо, что ты привязала к шарику…

— Это было любовное послание.