Читать книгу "Отпущение без грехов - Евгения Михайлова"

Моя машина была припаркована на въезде в наш двор.

Я не успела открыть дверцу. Незнакомая женщина, которая оказалась рядом, вдруг поздоровалась:

– Здравствуйте, Ирина.

– Добрый день. Мы соседи?

– Нет, я не живу в этом доме. Я приехала, чтобы познакомиться с вами. Мы можем где-то поговорить? Я – Галина, бывшая жена вашего отчима.

Женщина выглядела интеллигентной, спокойной, мирной. У нее было худое лицо с сосредоточенным взглядом, твердые губы с веером тонких морщин над ними – так выглядит след спрятанных горестей. Я мельком взглянула на ее джинсовую юбку, серый джемпер и черные туфли – все по много раз стиранное, чищенное. Но выглядит неплохо, в стиле модной «состаренности». В моих самых дорогих джинсах между дырками совсем узкие полоски лохмотьев.

Я прикинула, сколько денег у меня сейчас на «Визе», и открыла перед Галиной дверцу с пассажирской стороны.

– Давайте уедем со двора, по дороге расскажете, в чем ваша проблема.

Когда наш дом остался позади, Галина посмотрела на меня с интересом:

– Необычная вы девушка. И внешне, и реакции. Вы сразу решили, что я приехала попросить у вас денег? В общем, не ошиблись. Тут проблема в том, что все ваши деньги вряд ли помогут мне что-то решить. Но у меня такое предложение. Сегодня праздник, мы, можно сказать, родственники, давайте съездим к нам? Я живу с дочерью Мариной, ей девятнадцать лет. Это не очень далеко, почти в центре. У меня праздничный ужин. Если не торопитесь домой, конечно.

– Не тороплюсь. Вообще рада всему, что меня задержит. Такое настроение. Поехали.

«Почти в центре» – примерно этим и оказалось. Но никогда не догадаешься, что такие допотопные дома могли уцелеть в Москве, пока случайно на них не наткнешься. Может, в каких-то описаниях это старинный доходный дом дореволюционного купца, раритет, но без реконструкции и каких-либо ремонтов это мрачное, потрепанное строение. Одна надежда, что внутри люди сами привели что-то в порядок.

Я припарковала машину в углу двора, мы вышли, и Галина сказала:

– Сразу должна извиниться. У нас с Маринкой не отдельная квартира. Это коммуналка, еще семь комнат. В принципе люди ничего, приличные, живут постоянно. Только две комнаты купил какой-то риелтор, сдает всякий раз другому набору странных личностей. За них не поручусь. Могут и напиться, и орать. Я к тому, что вам может показаться непривычно.

– Галина, обращайтесь ко мне на «ты», пожалуйста. Сами говорите: мы, можно сказать, родственники. Что касается моих привычек, то я как раз стремлюсь к их разнообразию. С удовольствием посмотрю на вашу коммуну.

Квартира была на втором этаже. Широкая лестница, огромная площадка, длинный полутемный коридор, двери по разные стороны, запах не сильно съедобной еды из общей кухни…

Мама дорогая, такое впечатление, что сейчас выкатятся герои Зощенко и устроят пролетарскую драку из-за ершика.

В комнате Галины стерильная чистота, довольно красивая мебель, штора из плотной кружевной ткани серебристых тонов. И узкое, бледное лицо девочки с огромными серыми глазами. И тонкая белая шея, и неожиданно сильные, мускулистые руки, сжимающие подлокотники кресла. Это инвалидное кресло.

– Здравствуй, Марина, – сказала я.

Лицо девочки как будто зажглось изнутри: просветлело и порозовело без улыбки.

– Привет, Ира, – ответила она. – Добро пожаловать к нам.

Галина пошла на кухню разогревать ужин.

Я присела на диван, мучительно думая, что сказать, можно ли спросить о чем-то. И в чем интерес этих людей? Зачем они на самом деле позвали меня?

Но Марина заговорила сама, просто, легко. У нее был приятный голос с едва заметной хрипотцой. Я, кажется, поняла, что с ней.

– У меня боковая спинальная атрофия, – сказала она. – Ты знаешь, что это?

– Читала. Отмирание мышц, со ступней и выше…

– Да. Я могу еще ходить, просто в кресле удобнее. Без него заваливаюсь и промахиваюсь. – Она виновато улыбнулась. – Но я целый день одна, много тренируюсь. Руки у меня очень сильные. Веришь, я ремонт одна почти сделала. Убираю тут два раза в день полностью.

– У вас очень красиво, – подтвердила я. – Со вкусом, я бы тоже так подобрала цвета.

Галина вошла с большим подносом. Накрыла большой стол белой скатертью, расставила тарелки, достала из холодильника бутылку вина.

– Ира, у нас за той ширмой свой санузел – туалет, раковина и душ. Можешь помыть руки, – Галина протянула мне чистое полотенце.

В этом закутке, на полке перед маленьким зеркалом я обнаружила дорогую помаду и несколько флаконов с очень дорогими французскими духами. Остатки былой роскоши, похоже.

Еда оказалась вкусной, вино легким и приятным, пироги вкуснее, чем у мамы.

«Выпечка сама выбирает себе хозяйку», – где-то я слышала такую ерунду.

Мне было хорошо с этими людьми. Они обе оказались образованными, продвинутыми, информированными. Увлеченно вспоминали о разных странах, в которых успели побывать.

– А жили мы за квартал отсюда, – сказала Галина. – Мы с тобой проезжали эту башню с зеркальными стеклами на террасах, с черной узорной оградой.

– Да ну! – поразилась я. – Это же очень блатной дом. Министры, мэрия и все такое.

– А где, ты думаешь, работает твой отчим? – улыбнулась Галина.

– Понятия не имею, – пожала плечами я. – А что: большой начальник?

– Не маленький. Один из замов мэра. Неужели ты правда не узнала, не читала ничего о нем? Фамилию, надеюсь, знаешь?

– Редкая, что и говорить, фамилия, – рассмеялась я. – Васильев. У нас в институте таких как минимум треть. Ой, а Коля не тот Васильев, который в Москву радиоактивный реагент завез? Этот скандал я знаю, сама подписывала против него петиции.

– Это папа, – с детской гордостью и взрослой насмешкой сказала Марина. – Я даже сохранила расследование фонда коррупции, сколько миллионов он на этом заработал. Забываю только всегда, в рублях или долларах.

– Теперь я ничего не понимаю, – изумленно произнесла я. – С какой стати он поселился в нашей трешке. Сколько у вас там комнат было в той квартире?

– Восемь, – ответила Галина. – Плюс терраса сто пятьдесят метров с бассейном. Но там уже третий год идет колоссальная реконструкция, читала, что Коля на это потратил уже триста пятьдесят миллионов, вроде рублей. А развелись мы четыре года назад, Марине тогда было пятнадцать, она только начала болеть, диагноза окончательного не было. Ты не поверишь: инициатором развода была я. Не потому даже, что изменял. Просто разлюбила, терпеть больше не могла. И хотела жить своей жизнью, а не обслуживать мужа за деньги, которыми меня каждый день попрекали. Вот теперь мы и хлебаем мою независимость полными ложками. Сначала мы с Маринкой снимали квартиру, судились по поводу раздела той, нашей, три года. Да и сейчас я еще не сдалась. Я юрист по профессии. А у Коли армия юристов, купленный суд. Короче, раздел он меня до нитки. И продавил решение, по которому я вынуждена была согласиться на денежную компенсацию нашей доли. Эта доля все таяла и таяла у его экспертов. В результате я поняла, что, если не соглашусь хоть на что-то, мы на улице окажемся. И дело даже не в этом, а в том, что он пригрозил лишить меня материнских прав и отправить Марину в специальное учреждение. Сказал, что обвинит меня в ее болезни, в не должном уходе… Короче, все было более чем реально. Вот и купила я эти хоромы. Ты, конечно, подумала, что я у тебя деньги просить собираюсь. Так вот: это так. Лекарство, которого нет в России, я заказываю в Швейцарии, вот сейчас выкупить не могу. Но речь только о долге, я верну обязательно. Если скажешь, что не надо возвращать, ты типа нас пожалела, тему закрываем.