Читать книгу "Момент перелома - Александр Михайловский"

Ну а Великая Княгиня, после мгновения внезапного испуга и беспомощного падения назад, вдруг впервые в жизни ощутила то, что женщины обычно называют надежным мужским плечом. И ей вдруг стало так приятно и спокойно от этого ощущения крепкой опоры и поддержки за своей спиной. Палуба катера дрожала под ногами от огромного напряжения и две больших белопенных волны разбегались в стороны, как крылья сказочной птицы. Великую Княгиню захватило ощущение полета и восторга, или восторга от полета… этого она и сама не знала. Аккуратно освободившись от удерживающих объятий, она выпрямилась, но продолжала ощущать в дюйме за свой спиной сильную руку, готовую в любой момент подхватить и поддержать, и от этого ей хотелось… она и сама не понимала, чего именно ей хотелось – наверное, чего-то странного и невозможного. А туго ударивший в лицо морской ветер рвал с ее головы шляпку, и если бы не туго завязанные подбородочные ленты, лететь бы изделию дрезденских шляпников над морем аки большой черной птице.

Великий Князь Михаил после секундного замешательства ощутил такой же восторг, как во время бешеной кавалерийской скачки. Вышедший на редан катер пожирал милю за милей, оставляя позади себя широкую вспененную борозду кильватерного следа. Вперед, вперед, и только вперед! Как во время кавалерийской атаки хотелось выхватить палаш… глупость конечно, но Михаилу показалось, что он что-то понял – десятки таких бешено мчащихся катеров с морской пехотой не остановить никакой артиллерией. Береговые батареи строят обычно на высотах, так что катера будут сбрасывать скорость уже в мертвой для них зоне. Почти беспроигрышная операция, потому что пехотного прикрытия у береговых батарей не бывает, а орудийная прислуга продержится против тренированных убийц не дольше, чем штоф водки на похоронах дьявола.

Сзади в первые мгновения гонки образовалась сущая куча-мала из морпехов, ахтырцев и заливисто смеющейся Аси. Пока там разбирались, поднимались на ноги, поправляя кителя и доломаны, впереди неумолимо вырастал грозный камуфлированный силуэт «Адмирала Трибуца». Вот уже видны большие цифры «564» а рулевой начал постепенно убирать газ. Обернувшись, Александр Михайлович поразился, как далеко за такое короткое время они ушли от Золотой Горы, и каким маленьким кажется дежурящий у входа на внутренний рейд крейсер «Диана». А опустивший нос катер уже подруливал к опущенному с правого борта парадному трапу. Четкие ряды выстроенной команды не оставляли сомнений – предстоит почетная встреча. Александр Михайлович встретился взглядом с раскрасневшейся от гонки Ольгой, со взъерошенным, возбужденным Михаилом и понял, что сейчас ему предстоит новое испытание. Эти двое сейчас подпишут любой договор, даже если он будет написан кровью, в зеркале и левой рукой. И только он сохранил хоть какую-то трезвость мышления.

Вот катер мягко ткнулся в трап, сверху доносится команда:

– Смирно! Равнение на середину! На караул!

Все, пора!

28 марта 1904 года 12:45 по местному времени. внешний рейд Порт-Артура, БПК «Адмирал Трибуц».

– Равняйсь! Смирно! Равнение на середину! На караул!

Больше двухсот человек замерли в едином строю, а по трапу уже поднимались те, ради кого затеян весь этот парад. Поднявшись на палубу, Великий Князь Александр Михайлович вдруг остановился как вкопанный – его поразила та мысль, что он стоит на палубе корабля, который будет спущен на воду только через пятьдесят лет после его смерти. Мираж, в погоне за которым он пересек полконтинента, вдруг облекся в осязаемую стальную плоть. И не только в стальную – за исключением небольшого количества его спутников, все окружающие родились на сто лет позже его. Вот эти матросы и офицеры, выстроенные на палубе, смотрят на него внимательно, но без особого подобострастия. Кто он для них – строчка в учебнике истории? Хотя какие тут матросы? Стараниями Наместника Алексеева самое младшее звание на этом корабле – это прапорщик по адмиралтейству. А вот и капитан Первого ранга Карпенко, вживую он кажется куда старше, чем на портрете; мешки под глазами и резкие морщины говорят о хронической усталости. Занятый этими мыслями, Великий Князь Александр Михайлович провел всю процедуру торжественной встречи на «автомате», при этом только краем сознания отмечая уставные несообразности для своего времени. Вот почти все закончилось, уже прозвучала команда «Вольно, разойдись!». В этот момент Карпенко поворачивается к Александру Михайловичу и говорит:

– Ваше Императорское Высочество, позвольте представить Вам Павла Павловича Одинцова, руководителя и вдохновителя всех наших действий в Вашем мире.

Немая сцена, как у Гоголя в «Ревизоре». Вот он стоит – массивный, широкоплечий. С упрямым подбородком и сплющенным как у боксера носом, по быстрому взгляду глаз понятно, что этот неуклюжий на вид человек может быть стремительным и смертельно опасным, как африканский носорог. На какое-то мгновение Александр Михайлович даже пожалел бедного Того, которого эти выходцы из будущего начали убивать, даже не дав и минуты на раздумье. Но потом чувство жалости прошло и осталось только злорадство – ведь в принципе японского адмирала досыта накормили кашей, сваренной по его же патентованному рецепту.

Не успели они обменяться молчаливыми рукопожатиями, как в разговор снова вмешался капитан первого ранга Карпенко:

– Ваши Императорские Высочества, время обеденное, и на правах командира позвольте пригласить вас отобедать чем бог послал. Вот капитан второго ранга Дроздов Степан Александрович, старший офицер этого корабля, он проводит нас в кают-компанию. Ну а в послеобеденное время мы с Павлом Павловичем сможем как поговорить с Вашими Высочествами на серьезные темы, так и показать вам наш корабль.

Путь к кают-компании ничем не напоминал для Великих Князей путь на Голгофу – скорее уж, путешествие по пещере Али-Бабы. Даже Великий Князь Александр Михайлович, который лучше всех из гостей контролировал себя, едва сдерживался от того, чтобы вертеть головой как гимназисту, на триста шестьдесят градусов. А что уж говорить об Ольге или Михаиле! Ужас! Тут даже запахи были другими, чем на кораблях Российского Императорского флота. Все это весьма походило на погружение с головой в неведомый двадцать первый век. Ахтырских гусар и горничную Великой Княгини пригласили отобедать вместе с командой. Кстати, Ася вынесла из краткого пребывания на борту «Трибуца» самые радужные впечатления. Ей даже не дали взяться ни за какие тяжелые вещи. Как из-под земли, появились четыре молодых человека с погонами прапорщиков по адмиралтейству и подхватили все баулы и чемоданы. Они бы подхватили бы и ее саму, но было ясно, что девушка решительно воспротивится такой фамильярности. А дальше с ней обращались как с какой-нибудь знатной дамой – по ее представлению, конечно. На ахтырских гусар произвело впечатление нечто иное – качество поданного обеда. Как мрачно заметил один из рядовых гусар: «Пусть сегодня и Пасха, но чтобы у нас в полку так кормили, надо перевешать всех интендантов через одного».

А в это время в кают-компании, за командирским столом, разыгрывалась своя мизансцена. Вообще-то это были два стола, сдвинутых вместе, и теперь волей капризной судьбы и товарища Карпенко на разных концах лицом к лицу сидели: Павел Павлович Одинцов и Великий Князь Александр Михайлович, Александр Владимирович Новиков и Великая Княгиня Ольга, Сергей Сергеевич Карпенко и Великий Князь Михаил. Под суровым взглядом победителя Того Михаил чувствовал себя слегка неуютно, это мешало ему сосредоточиться на обеде, который, честно говоря, был неплох. Великая Княгиня Ольга то и дело заливалась краской, хотя подполковник Новиков был вежлив, предупредителен и никоим образом не давал поводов к такому ее поведению. Все дело в том, что Великая Княгиня раз за разом переживала волшебные минуты полета на катере и такое непривычное ощущение крепкого мужского плеча за своей спиной. Ведь так хорошо, когда есть на что опереться в жизни. Таким был ее отец – Император-труженик, Александр III, но он ушел из жизни, когда ей было всего двенадцать лет. Последнее десятилетие она прожила без надежной опоры в жизни, а уж брак, заключенный по настоянию брата Ники, был воспринят ею чуть ли не как предательство. Великий Князь Александр Михайлович по ходу обеда обратил внимание на одно обстоятельство. Атмосфера в кают-компании, несмотря на праздничный день, царила молчаливо-деловая, и настроением сие собрание больше походило на будничный обед артели плотников, которым еще махать и махать топорами, пока не взметнутся ввысь украшенные затейливой резьбой царские палаты. Каким-то шестым чувством Александр Михайлович понял, что тон тут задает сидящий напротив него человек, что это именно его настрой заставляет этих людей менять историю. Также было понятно, что такое настроение вскоре распространится на всю страну, сменив безумный угар серебряного века, больше напоминающий пир во время чумы. Сказать честно, эта мысль ему даже нравилась, и он почти с нетерпением ждал конца обеда, чтобы иметь возможность пообщаться с господином Одинцовым тет-а-тет. Карл же Иванович, коллизией судьбы оказавшийся оторванным от своего шефа, столовался за одним столом вместе со старшим офицером, старшим штурманом и главным механиком. Именно так он перевел их должности на привычный ему язык. Люди все были солидные, в возрасте за сорок – как и сам Карл Иванович, капитаны второго ранга. А дед «Трибуца», командир БЧ-5, Владимир Николаевич Нестер, даже пообещал скорую экскурсию в низы, в машинное отделение, чтобы Карл Иванович убедился, что никаких котлов тут нет, и турбины на корабле не паровые, а газовые. Душа Карла Ивановича воспарила в эмпиреи – совсем скоро он прикоснется к краешку тайны, позволяющей фактически крейсеру первого ранга (как бы ни называли его потомки) бегать так же шустро, как и нынешние миноносцы. Переведя дух от открывающихся перспектив, Карл Иванович принялся с удвоенной силой отдавать должное мастерству здешнего кока.