Читать книгу "Так любят люди - Андрей Максимов"

— Ваша жена знает про Лизу?

— Какой! Если б узнала, думаю, очень обиделась бы… Может, даже развелась бы… Хотя мы венчаться хотели идти… Я говорил, да? Не, не знает ничего.

— А Лиза знает про жену?

— А как же?! Я же все по-честному. Я же не из тех, кто обманывает там, подличает… Я ей все рассказал.

А она — что? Значит, Николай, говорит, карма у меня такая. Знаете, что такое? Вроде как судьба. Это она про свою, это самое, карму говорила, не про мою. Вроде как испытание у нее, и надо страдать. Разойтись со мной не может, потому что, это самое, любовь у нее, вроде как, ко мне. Ну, она так утверждает. «Но семью твою разрушать, Николай, не могу», — говорит. Ну, это самое, приличный человек потому что.

Вообще, если честно, жизнь вроде как устаканилась. Никто прям особо не переживает. Лиза страдает немножко, только, это самое, мне кажется, что больше говорит про страдания, чем на самом деле переживает. Ну и вот. И вроде всем нормально. Перед Ксюхой, конечно, неловко, это самое. Но как Лиза появилась, я с ней даже лучше как-то стал, это самое, с Ксюхой. Раньше мне от нее одно надо было, ну, вы понимаете. А теперь так вот сядем, говорим… Мне Лиза что расскажет, я Ксюхе пересказываю. Она радуется, говорит: «Вот ты такой умный у меня, Колька! Когда только успеваешь все это найти, прочесть». Я ж говорю: смешная какая. Наивная.

И Лизой я не устаю восторгаться. Женщине, это самое, надо, чтобы ею восторгались, верно? В общем, неплохо все устроилось.

— А ко мне вы тогда зачем пришли?

— Неловко как-то, понимаете? Неудобно, это самое. Как-то неспокойно. Вот не понимаю почему. Вроде все нормально, всем вроде хорошо. И мне неплохо.

А, это самое, неловко. Неприятно отчего-то, сам не разберу отчего. Живи, казалось бы, да радуйся. А вот оно как все.

Тут, это самое, я, знаете, какую закономерность заметил. Жизнь вроде как все лучше. А вот это вот… это самое… ну, внутри — все хуже. Отчего — не понимаю. Душа чего-то, это самое, болит. А может, не душа. Кто разберет? Может, у меня карма такая, это самое, судьба… Только я с кармой не разобрался еще до конца. Пока.

Дай, думаю, это самое, к вам приду. Мне друг говорил, что вы советы даете. Может, думаю, поможете чем…

* * *

Всю жизнь я хотел так влюбиться, чтобы не видеть других женщин. Я думаю, это самое большое счастье, которое только может испытать мужчина.

Есть она — и больше никого не существует. Другие как бы исключены из жизни. Не то что изменить — увидеть не получается другую.

Ходят какие-то ноги, груди, глаза… А женщин нет. Не соединяется все это в женщину.

Люди есть. Мужского пола, женского. Но все — люди. Женщин нет.

Ты превращаешься в мужчину, который исключает. Не потому, что ты прям такой верный, а потому что не видишь больше никого.

Это, понятно, вечно длиться не может. Потом что-нибудь случается обязательно — с ней, или с тобой, или с вами вместе. Что-то такое происходит.

Но есть это прекрасное время — время исключения.

Ты исключаешь. Ты знаешь, что женщина все делает в связи с тобой, а ты все делаешь в связи с ней. Вы вместе всегда, даже когда не вместе. И у тебя в жизни существует основа, и ты можешь горы свернуть.

Такое бывало, но редко.

Чаще все-таки я бывал мужчиной, который не исключает. Не то чтобы я хотел с каждой встречной-поперечной. Это нет, конечно. Просто я не исключаю.

И женщины это чувствуют! Ах, до чего же прекрасно они это чувствуют всегда!

Он смотрит на женщину — и не исключает.

Нет, он не бросается, не хватает, не извергает потоки слов, не заламывает свои и чужие руки…

Он просто не исключает.

И женщина это видит. Это видит любая женщина, если только захочет присмотреться.

Мужчина как бы открывает дверь и спрашивает:

— Зайдешь?

Как они чувствуют эту открытую дверь, я не знаю. Но они чувствуют ее всегда.

И они всегда могут отличить бабника, который хочет всех, от мужчины, который не исключает.

Мужчина, который не исключает, готов к истории, готов к протяженности.

Он открывает не дверь спальни, а дверь мира.

— Зайдешь?

Она сомневается, конечно, вдруг все-таки только в спальню зовет. Она не верит своим ощущениям.

Люди вообще нелепы: они мыслям верят больше, чем ощущениям, хотя мысли часто обманывают, почти всегда, а ощущения — редко, почти никогда.

Но она чувствует: вот мужчина, который не исключает. Может случиться история, протяженность может возникнуть.

Потому что и она, и он больше всего на свете хотят не просто сильной, но протяженной любви.

Когда любовь приходит, больше всего радует, что пришла, и больше всего пугает, что будет не протяженной.

Но любовь приходит, только когда есть мужчина, который не исключает, и женщина, которая хочет протяженностью уничтожить свое одиночество.

Тот, кто исключает, — не бабник, совсем не бабник.

Бабник — это мужик, который ждет от женщины удовольствия. Тот, кто не исключает, ждет от нее протяженности. Вот в чем дело. И вот в чем разница.

Я уже много лет не исключаю. Я мечтаю встретить такую, которая заставит меня исключить…

* * *

Такое весьма назойливое появление Ирины-такистки было хорошо уже хотя бы потому, что я забыл про Ту, Которая Не Звонит.

Ну правда же, нелепо помнить про человека, который не звонит, не пишет, вообще не дает о себе знать.

Но именно о таких, черт возьми, мы думаем больше всего и именно таких-то и помним, именно такие нас и изводят, заставляя думать о себе.

Они, собственно, не звонят и не пишут именно для того, чтобы мы о них думали и помнили. И добиваются своего, разумеется.

* * *

Ира закончила свой рассказ. Рассказ был неожиданный и увлекательный — что уж тут говорить?

И предложение заманчивое. Все равно ведь я хотел куда-нибудь пойти. Почему не в этот клуб?

— То есть это какой-то особенный клуб? — спросил я. — На другие не похожий?

Ирина чиркнула зажигалкой. Она много курила. Что косвенно свидетельствовало о том, что она мало целовалась. А может, и нет.

— Да это не клуб никакой. Обычный ресторан. Вкусный. Недорогой. Там музыка играет тихая. Вы ведь не любите, когда музыка грохочет?

Я удивился:

— Откуда вы знаете? У меня это что на лице написано?

— У человека вообще все написано на лице. Надо только захотеть прочесть. — Ира улыбнулась, как ей, наверное, казалось: доверительно. — Обычный ресторан. Там просто посетители необычные. И посетительницы. Вы же хотите с кем-нибудь познакомиться, правильно я понимаю, Пушкин?