Читать книгу "Женщина-трансформер - Елена Нестерина"

Я каталась на мотоцикле один раз в жизни – лет двадцать назад. Лихо, конечно – но на машине удобнее. А лететь приятнее.

Мы пронеслись с Глебом мимо Ключей и рванули сразу на ферму. Мне не хотелось светиться перед его односельчанами – хоть в человеческом обличье, хоть в каком. А здесь, на ферме, если доярки нас и заметят, так ничего страшного. Глеб уже зарекомендовал себя юным дамским угодником, так что их интерес вполне мог исчерпаться. Думаю, в моё отсутствие они над ним вдоволь насмеялись.

Главное, чтобы доярки не заметили, как я буду оборачиваться.

Первым делом мой маленький доктор потребовал показать раны, шрамы, увечья. Я с удовольствием всё показала – по частям. Ничего, кроме руки, кстати, не болело и не тянуло. Бок был гладким, бедро оставалось со шрамом, который Глеб так аккуратно погладил, что прямо какая-то волна мурашечного восторга у меня по всей ноге пробежала.

– Сровняется, – смущаясь и явно извиняясь за недоработки, произнёс Глеб, как-то особо сильно картавя.

Да я по-прежнему из-за шрама не переживала. Правда, рука вот ныла, особенно к дождю. Но я, наверное, всё-таки была мазохисткой. Потому что эта боль мне нравилась. Она являлась воспоминанием о смутно-приятном времени моего лечения. О первом полёте. И потому доставляла удовольствие.

Мы уселись на улице пить чай. Глеб вынес стол, чайник и посуду.

Было начало октября. Светило послеобеденное солнце – и как-то так нежно, что всё вокруг казалось удивительно милым. И застенчивым каким-то, что ли. От этого щемящего чувства даже перехватывало дыхание и непонятно щекотало в горле – то ли плакать хотелось, то ли, наоборот, по-щенячьи тихонько поскуливать, радуясь.

Я смотрела в небо – в то самое небо, которое не знаю, помнило и ждало ли меня. Но которое до боли и ломоты во всех частях тела ждала я. Тихонько трепетал пожелтевшими и чуть осыпавшимися вершинками деревьев берёзовый лес, в безоблачном голубом пространстве где-то на многих тысячах метров шёл сверхзвуковой самолёт, оставляя за собой белую полосу. Сразу за ним она была тонкой и концентрированной, а затем расширялась и становилась жиже. Кружка с чаем зависла в моей руке. А я всё смотрела и смотрела. И, мне казалось, вот-вот – и белая полоса сложится в какую-то надпись. В слова. Я прочитаю их – и всё пойму. Знак. Это будет мне знак.

Но самолёт уходил прочь. Прочерченная им линия уже начала растворяться. Всё такая же прямая. Не буквы. Не символ. Не знак.

Глеб отвлёк меня. Предложил мёда. Мать купила у пасечника.

Подарки!

Я бросилась к сумке. Вернула Глебу его одежду – в которой я ходила у него и приехала в Москву. Правда, чудесные панталоны сохранила зачем-то дома – для истории. А вот и подарок: я купила Глебу новый спортивный костюм – настоящий Adidas. Он тут же нарядился. Хорош! Мальчишка не отличался богатырским телосложением, такой он был, обычный, среднего роста. Правда, пресс, руки, спина – сплошные функциональные мышцы. Это я ещё давно разглядела. А что будет, когда он вырастет! Кому-то повезёт: нет никакой мохнатости на груди и, видимо, не предвидится, склонности к ожирению тоже не намечается (если, конечно, он своей специальности не изменит и не перейдёт на офисный труд, фаст-фуд и регулярное пиво). Меня от толстых и мохнатых просто передёргивает. Но это только меня – кому-то они и нравятся. Я иногда смотрю на мужчин – и на тех, кого давно знаю, и вообще на мелькающих перед глазами в транспорте и на улицах. И думаю: жизнь специально к тридцати годам и дальше делает их пузатыми-мордатыми. Это так запланировано – что они расплываются, наливаясь жирком. «Раздобрел» – говорят про такого. Кто-то меньше, кто-то больше, кто-то вообще теряет свой прежний облик и превращается в свиное рыло – в потного, пыхтящего, с пожизненной «зеркальной болезнью», пусть всё такого же доброго и хорошего, но убийственно жалкого и комичного. Так почему же, почему?! А потому – чтобы женщины не расслаблялись. Не обольщались, не велись на дешёвую внешнюю оболочку, не бросались только на упаковку. А чтобы любили своих мужчин за их внутреннюю мужскую сущность, чтобы тщательно её у них выискивали и всячески поддерживали. Силу духа там, твёрдость и непоколебимость, другие чисто мужские черты характера. А то конечно – любить мужественного красавца (сто пятьдесят-восемьдесят-девяносто) каждая горазда… Наверное, так. А как ещё объяснить?

Да, юный Глеб. Всё равно – пусть ему не грозят обрастание гадким мужиковским мехом, пузцо и заплывшая жиром ряшка! Пусть он останется таким, как сейчас, и даже лучше, милый человек! Я не раз наблюдала, как он метает в машину фляги с молоком: хвать за две ручки, рывок, бамс. И фляга уже в кузове. Я как-то примерилась – и эту самую флягу даже на пять сантиметров от земли еле оторвала. Её доярки вдвоём волоком обычно таскают. А парень легко так кидает. Всё-таки до чего же на пользу физический труд! Только бы Глеб не надорвался.

В Adidas-е из фирменного магазина он выглядел стильно – как спортсмен на отдыхе. Хотя, мне кажется, Глеб даже не догадался, что это не подделка. Потому что неподделок он, скорее всего, никогда не видел. И поэтому не знал, что к ним нужно относиться по крайней мере с должным почтением. В его мире дешёвых вещевых рынков подобное никогда не продавалось. И никому не было нужно.

Кстати, а зачем ему вся эта лицензия? Глеб в своих китайских штанах и быстро скатавшейся куртке «Сделано в Хрен-знает – гдееве» выглядел неплохо. К тому же в деревне наверняка костюмчик не оценят. Но это было важно в первую очередь для меня – если уж благодарить, так только самым лучшим. Adidas показался мне соответствующим этому.

Пока Глеб косноязычно меня благодарил, я вела сама с собой философский спор на тему правильного отношения к нелицензионным товарам и имитациям. Недолго. Я-пофигистка быстро победила себя – дамочку из общества потребителей. Правда – мне стало как-то тоже всё равно.

Ого! Я менялась. А раньше заставь меня купить что-нибудь неопределённое – нельзя! Боялась, что засмеют. Многое в моей жизни зависело от реакции окружающих. А теперь что же? Я окончательно свободная личность? Я даже вне модных тенденций и буржуазных ценностей? А кто к ним так стремился когда-то? Кто боялся отстать от общего модного потока? Удивляла я себя, удивляла…

Поэтому роскошные кроссовки всё той же фирмы я презентовала Глебу уже с меньшим пафосом. Хоть и хорошие кроссовки были, качественные. Та вещь, которую подделать трудно. Да и грех. Потому что обувь – это святое.

Это, в смысле, про кроссовки, кажется, даже Глеб понял.

Он не стал проситься меня поцеловать, только как-то так сморщился, схватил мою руку, отпустил и пробормотал «Спасибо».

Я не умею целоваться с подругами, с просто людьми – в знак приветствия или прощания. Даже с мамой и папой не люблю. А почему-то только с мужчинами и животными. Мама и папа – свои, моя любовь к ним не имеет сексуального подтекста. С мужчинами понятно. А животные: кошка моя старая, собаки – такие хорошие, ну вот взять и расцеловать их, да и только! Может, и странная я личность, но всё же вот так…