Читать книгу "Однажды звездной ночью - Елена Арсеньева"

Никто не знает, чего стоило Анне сдержаться, не наброситься с кулаками на эту тварь, которая цинично вспомнила дело своих рук. Петр и в самом деле тогда едва не умер – если б не Марина, так и умер бы, а разве нынешнее его существование можно в полном смысле назвать жизнью?! «Она у тебя в доме живет», как бы не так! «Она» не в доме живет, а рядом идет – лесной тропой, колышет своими дурацкими юбками!

– Хочешь, чтоб ты жива осталась и муж твой жил, тогда прогони ее вон, слышишь? – сказала цыганка, и в голосе ее появились истерические нотки.

Кого прогони? Смерть, что ли? Что она несет, эта девка?

Анна взглянула на цыганку – и вздрогнула испуганно. Никогда ей не приходилось видеть, как человек впадает в транс, но, похоже, на ее глазах происходило что-то подобное.

Румяные щеки цыганки побледнели, ее трясло так, что груди прыгали в вырезе кофточки, будто яблоки в корзинке. Она странно поводила перед собой руками, вперив взор в не зримые Анной дали, и бормотала, едва размыкая челюсти, которые, чудилось, сводило судорогой:

– Волосы как золото, а сердце – как сталь. Не дрогнет рука, не дрогнет! Берегись, берегись ее, пока она тебя и мужа твоего со свету не сжила! Ищете в доме яд, а того не знаете, что он у нее на кончиках пальцев, чего ни коснется, то и отравит! Первая очередь твоего мужа, вторая – твоя!

И цыганка, пошатываясь, словно бы ноги ее не держали, побрела вперед, не оглядываясь более на Анну, точно ей было все равно, следует ли за ней ошарашенная женщина или стоит на месте, будто бы вросшая в землю, из которой тут и там вздымались стрелки ландышей и клубились голубые облака незабудок.

…Ах, сколько же в этом году наросло незабудок и ландышей! Говорят, к суровой зиме, но разве можно думать о зиме, когда лес дрожит от птичьих трелей, лиственница клонит долу нежные зеленые ветви, а на озере стонут в любовной истоме лягушки?..

Анна встряхнулась.

Ее словно бы какой-то морок накрыл, вдруг погрузил в оцепенение. А впрочем, нет – это, наверное, сработал инстинкт самосохранения: слишком уж много страхов и страданий навалилось на нее, чтобы спокойно перенести еще одно, пусть даже это всего лишь пророчество, бредни какой-то неопрятной цыганки, которым можно верить, а можно – и не верить.

Верить или не верить?

Верить? Во что верить-то?!

Волосы как золото… в твоем доме живет… это она о Марине, что ли? Тварь, которая довела Петра почти до смерти, чернит ту, которая спасла ему жизнь? Очень мило… Какие-то у нее очень целенаправленные пророчества, почему-то касаются именно той семьи, которую она своей рыбешкой чуть не искоренила.

Пророчества? Вот умора! Да если бы эта немытая пифия и в самом деле обладала вещими свойствами, она бы сразу смекнула, что Анна ее узнала и замыслила расставить ловушку.

А если и в самом деле – смекнула, если и в самом деле цыганка узнала Анну? И разыграла для нее целое представление?

Но зачем? Для чего ей клеветать на Марину?

А ведь похоже, эта грудастая деваха объявилась нынче в поселке не случайно. То есть, очень может быть, возникла она здесь не сегодня, а несколько дней назад. И, бродя в поисках легкой добычи, какой-нибудь доверчивой дачницы, которой вдруг приспичит погадать, увидела Анну. И вспомнила ее! И почувствовала себя в опасности. И решила устроить этакое шоу…

Зачем? Что ей до Марины?

Строит из себя вещую сивиллу, в транс, видите ли, впадает! А на самом деле…

Что? Что на самом деле? Зачем ей нужны Петр и Марина? Почему она так старается их извести – не физически, так клеветнически?

Мысли неслись в голове безумным хороводом, Анна едва успевала разбираться в их стремительном мелькании.

Что, если эта цыганка – не настоящая цыганка? Если это – убийца по найму?

Мысль об организованном убийстве не так уж безумна. Какого-то французского журналиста, Анна читала недавно, уничтожили уколом зонтика, конец которого был смазан постепенно действующим ядом. Спустя несколько дней после укольчика журналист скончался в больнице, и только тогда окружающие смекнули, что он был отравлен. То есть убить можно самым невероятным образом, и чем этот способ невероятнее, тем труднее вычислить потом киллера и догадаться, что покушение носило преднамеренный характер. Сэкономили какие-то сволочи на соли и вымочили лещей в селитре – таков был единогласный милицейский вердикт. А Петр Манихин такого лещика случайно покушал, ну, не повезло, это бывает.

Бывает? Да? А почему больше ни с кем не было? Неужели из всей партии лещей только один был отравлен? И надо же такому сбыться, что он попал именно Манихину?

Ладно, в такой жуткий «перст судьбы» еще можно поверить, если очень сильно поднапрячься. А вот в то, что цыганка случайно оказалась в Зеленом Городе, случайно встретила Анну и случайно оклеветала спасительницу Петра, заменившую ему и его жене дочь…

Вот это уже не случайно.

Анна пристально уставилась в удаляющуюся спину цыганки. Ее алая блузка видна издалека, отличная мишень! Эх, будь в руках хоть какое-нибудь оружие, Анна не замедлила бы выстрелить в эту тварь, ни мгновения не колебалась бы!

Но оружия у нее нет. Она может только смотреть, смотреть в эту удаляющуюся алую спину, бессильно стискивать руки и жалеть – отчаянно жалеть, что невозможно убить взглядом…

АВГУСТ 2001 ГОДА, НИЖНИЙ НОВГОРОД

Вызов был в Высоково, в новые дома. Почему-то Александр всегда любил этот район. Летом здесь было так классно гулять по совершенно, ну абсолютно деревенским улочкам, прилепившимся к «Голубому Дунаю» – так называли замусоренную речушку, источавшую самые гнилостные запахи. Кстати, летом запахи как-то не так чувствовались, да и горы пластиковых бутылок и всяческого барахла скрывались в зарослях тальника. Склоны покрывались высокой травой, в которой там и сям сквозили сине-фиолетовый журавельник (герань луговая – насчет лекарственных растений у Александра все было в порядке!) и темно-розовый иван-чай (правильнее будет сказать, кипрей малиновый). На округлом холме стояла Высоковская церковь – но она, даром что красивая и величественная, почему-то не вызывала у Александра никаких трепетных чувств.

Однако самым интересным местом в Высокове был, понятное дело, ипподром. Иногда, когда у Александра вдруг заводились свободные деньги, он приходил сюда – отвести душу. Час езды стоил сотню. Это была роскошь, которую Александр не часто себе позволял! Но совсем недавно, прикинув отпускные, он понял, что вполне сможет раз пять побывать на ипподроме – без ущерба для планируемой поездки на теплоходе вниз по матушке по Волге – аж до Астрахани. Теперь, конечно, после встречи с Манихиным, все его планы пошли кувырком. С другой стороны, это кувырок из тех, которые Ваньку-дурака превращали в Ивана-царевича! Грянулся оземь – и… Хотя нет, чтобы превратиться в богатыря и красавца писаного, Ванюша должен был залезть в ушко то ли Сивке-Бурке, то ли Коньку-Горбунку или же искупаться в трех котлах.