Читать книгу "Испанская инквизиция - Виктория Холт"

Было немало узников, которым обещали милосердие в случае раскаяния; однако это «милосердие» на деле состояло только в том, что их удавили до сожжения, что было, конечно, гораздо менее мучительной смертью. Считалось, что светская власть, в соответствии с законом, должна предавать еретиков смерти. Это началось со времени действия буллы Иннокентия IV в XIII в., согласно которой представители светских властей обязаны были казнить еретиков под угрозой отлучения от церкви.

Приговоры еретикам оглашались публично, при большом стечении, народа. Эти варварские церемонии получили название «акты веры» — «аутодефе» (на испанский лад), или «аутодафе» (на португальский лад). Последний термин наиболее известен. Их старались проводить по воскресеньям, так как воскресенье считалось святым днем, и в этот день больше людей могли стать свидетелями казни. Считалось полезным, чтобы люди знали, что бывает с теми, кто против Святой церкви. Аутодафе рассматривалось как маленькое подобие Судного дня.

Инквизиторы обладали правом отпущения грехов, и, несомненно, многие из них пользовались этим правом, чтобы получить нужную им информацию. Нетрудно было убедить людей, которых угнетало бремя их грехов, чтобы они сообщили инквизитору нужные ему сведения об определенных людях, а в обмен на это получили бы полное отпущение грехов. Естественно, легковерные люди всегда были готовы к этому, а если у них не было реальной информации, они бы пошли и на то, чтобы сочинить ее.

Инквизиторов в силу их особого положения мог отлучить от церкви только сам папа римский. Однако папы, которые вели постоянную борьбу с монархами за власть и влияние, рассматривали инквизиторов как своих слуг и, конечно, склонны были их защищать. Эта защита распространялась и на тех, кто служил под началом инквизиторов, — викариев, компаньонов, фамильяров, нотариусов и многих других слуг инквизиции.

Викарии были своего рода заместителями инквизиторов. Викарии замещали инквизиторов, когда те отсутствовали или были заняты очень важными делами; кроме того, эти помощники инквизиторов делали рутинную работу.

Компаньоны сопровождали инквизиторов во время путешествий. Они не имели постоянного поручения, но выполняли при инквизиторах роль советников.

Фамильяры являлись полицией и охраной инквизиции. Они обычно не были духовными лицами, но представляли собой полурелигиозный орден. Фамильяры также нередко посещали узников в тюрьмах, чтобы, дружески беседуя с ними, уговорить их покаяться или заставить проговориться. Никого не интересовало происхождение фамильяров и их профессия до поступления на эту службу. Главное, что они были удобными шпионами. Они легко могли притвориться обычными мирянами. Если не считать самих инквизиторов, фамильяры из всех представителей этого ведомства выглядят наиболее зловеще.

Нотариусом хотел быть далеко не всякий слуга инквизиции, так как эта должность была очень скромной, но в то же время требовала достаточного уровня образования. Нотариусы должны были записывать все вопросы и ответы во время допросов, причем по-латыни, что создавало для них дополнительные трудности, так как допросы, естественно, велись на испанском или португальском языках. Записи следовало сохранять и для того, чтобы раскаявшиеся и прощенные еретики, повторно впавшие в ересь, не могли бы избежать наказания. Благодаря нотариусам Льоренте смог узнать так много об инквизиции. Помогали инквизиции также епископы, аббаты, а иногда и юристы. Но у епископов с самого начала были напряженные отношения с инквизиторами. Епископы некогда сами были духовными судьями, и власть инквизиторов их не устраивала.

Инквизиторы были большими формалистами и любили подробно расписывать различные правила и установления. Законы, по которым жила инквизиция, создавались и пересоздавались веками, приспосабливаясь к меняющимся условиям. Важно было продемонстрировать, что это — действенная организация, а ее жестокость служит будто бы общему благу. Этому же служила и терминология вроде «оставить светской власти».

Еретиков инквизиторы разделяли на несколько разрядов. Тех, кто прямо признавал, что он впал в ересь или исповедовал нехристианские обряды, они называли «желающими сотрудничать», тех же, кто не желал сознаваться в ереси или утверждал, что впал в ересь «по неведению», называли «противоречащими». Были также и «предполагаемые», которые общались с настоящими еретиками или высказывали сочувствие лишенным состояния или приговоренным к сожжению. Таким людям следовало сделать официальное заявление, что они — не еретики и в дальнейшем никогда не попадут под влияние еретиков.

Те, кто чинил препятствия инквизиции, также считались виновными. В эту категорию входило много людей, в том числе те, кто даже в небольшой мере проявляли доброту к еретикам.

Как подобное отношение к людям сочеталось с призывом Христа, согласно Евангелию от Иоанна (XIII, 34–35)? Там сказано: «Возлюбите друг друга, как Я возлюбил вас. Ибо все узнают Моих учеников по этой любви».

Каким же образом христианское милосердие могло стать грехом против церкви? Это — указание на расхождение между церковью и учением Иисуса. Не была ли эта церковь христианской лишь по названию?

Инквизиторы значительно расширили понятие ереси. Фактически они всегда могли утверждать, что тот или иной грех направлен против церкви, а значит, так или иначе является ересью.

Камеры в тюрьмах инквизиции также были разного класса, в зависимости от условий содержания. В наиболее удобные камеры помещали тех, кто совершал грехи вроде многоженства. Классом пониже были камеры для слуг инквизиции, которые, по мнению хозяев, не исполняли должным образом своих обязанностей. Худшие из камер — темные, грязные, с крысами и паразитами — предназначались для еретиков.

Само по себе многоженство инквизиция не наказывала слишком сурово. При искреннем раскаянии виновного его наказывали довольно мягко. Только если он отрицал брак как одно из церковных таинств, он оказывался на грани ереси и подлежал более жестким наказаниям. С грехом прелюбодеяния разобраться было нелегко. Ведь этому греху предавались и представители духовенства, и, случалось, даже папы. Поэтому считалось, что прелюбодеяние подпадает под юрисдикцию инквизиции только тогда, когда совершившие его не считают это грехом, тем самым выступая против учения церкви, что уже могло расцениваться как ересь. С целью оправдания действий инквизиции Людовико Парамо провозгласил, будто первым инквизитором был сам Господь, сославшись при этом на книгу Бытия. Адам и Ева, вкусившие плоды древа познания добра и зла, были изгнаны из Эдема, то есть лишены мирских благ. Они носили шкуры, наподобие позорных нарядов еретиков. Похоже, инквизиторам был ближе карающий Яхве Ветхого Завета, нежели любящий Христос Нового Завета, хотя они и называли себя христианами. Так что непонятным выглядит их презрение к религии иудеев и ненависть к тем, кто исповедовал ее и после принятия христианства. Религия для них нередко сводилась к тому, есть ли свинину, к проблеме обрезания и другим ритуалам. Ритуалы и догмы заместили для них подлинное христианство.

Позорное одеяние еретиков именовалось «санбенито» (искаженное в разговорной речи «saco bendito»1). Оно было введено еще св. Домиником.