Читать книгу "Homo Deus. Краткая история будущего - Юваль Ной Харари"

Только в 1950-х и 1960-х годах специалисты начали отказываться от жестких бихевиористских теорий и признавать первостепенную важность эмоциональных потребностей. В ряде знаменитых (и шокирующе жестоких) экспериментов психолог Гарри Харлоу отнимал новорожденных малышей у их матерей-макак и запирал в маленьких клетках. Когда им предоставлялся выбор между двумя искусственными «мамами» – проволочной, к которой была прикреплена бутылочка с молоком, и мягкой, покрытой махровой тканью, но без бутылочки, – маленькие макаки вцеплялись мертвой хваткой в бесполезных махровых «мам».

Эти малютки макаки знали что-то, чего не сумели понять Джон Уотсон и эксперты из «Ухода за ребенком»: у млекопитающих не одна еда на уме. Они нуждаются в эмоциональной близости. Миллионы лет эволюции заложили в макак безграничную жажду эмоционального общения. Эволюция также вдолбила в них представление, что эмоциональная близость возникает с мягкими мохнатыми существами, а не с твердыми металлическими предметами. (По той же причине маленькие дети проникаются нежностью к куклам, пледам и пахучим тряпочкам, а не к ложкам, камням или деревянным кубикам.) Потребность в эмоциональном общении настолько сильна, что обезьянки Харлоу бросали кормящих проволочных «мамаш» и переключали внимание на единственный объект, который казался способным удовлетворить эту потребность. Увы, махровые «матери» не отвечали на их любовь, и у маленьких макак развились тяжелые психические и социальные отклонения.

Сегодня рекомендации по воспитанию детей, обычные в начале XX века, вызывают недоумение. Как могли специалисты не сознавать, что у ребенка есть эмоциональные потребности и что его духовное и физическое здоровье в не меньшей степени зависит от удовлетворения этих потребностей, чем от еды, комфорта и лекарств? Но мы продолжаем отрицать очевидное, когда речь заходит о других млекопитающих. Подобно Джону Уотсону и экспертам «Ухода за ребенком» на протяжении всей истории скотоводства люди заботились о материальном довольстве поросят, телят и ягнят, пренебрегая их эмоциональными запросами. И мясная, и молочная индустрии строятся на разрыве самой сущностной эмоциональной связи в мире млекопитающих. Фермеры вновь и вновь осеменяют свиноматок и дойных коров. Но новорожденных поросят и телят забирают у матери, не дав им порой даже приложиться к ее соску и ощутить теплое прикосновение ее языка и тела. То, что Гарри Харлоу проделал с несколькими сотнями макак, мясная и молочная индустрия из года в год проделывает с миллиардами животных[87].

Аграрная сделка

Как же фермеры оправдывают свое поведение? В то время как охотники-собиратели вряд ли догадывались о том, какой вред они причиняют экосистеме, скотоводы очень даже ведали, что творят. Они знали, что эксплуатируют домашний скот, подчиняя его человеческим желаниям и прихотям, и находили себе оправдание в новых теистических религиях, которые зародились и распространились на заре аграрной революции. Теистические религии стали изображать вселенную не парламентом всех существ, а теократией, которой правит сонм великих богов или, возможно, один Бог с прописной буквы «Б» (по-гречески «Теос» – «θεός»). Обычно мы не ассоциируем возникновение теистических религий с сельским хозяйством, но их истоки находятся именно там. Теология, мифология и ритуалы таких религий, как иудаизм, индуизм и христианство, поначалу вращались вокруг отношений между людьми, окультуренными растениями и одомашненными животными[88].

Библейский иудаизм, например, угождал крестьянам и пастухам. Бóльшая часть его заповедей была связана с сельским трудом и бытом, и главными днями отдыха в нем объявлялись праздники урожая. Древний Иерусалимский храм представляется сегодняшним людям чем-то вроде большой синагоги, где священники в белоснежных одеждах приветствуют набожных паломников, сладкоголосые хоры распевают псалмы и благовония насыщают воздух. На самом деле он был больше похож на комбинацию бойни с шашлычной. Паломники приходили не с пустыми руками. Они вели за собой овец, коз, кур и прочих тварей, которые приносились в жертву на алтаре, а потом приготавливались и съедались. Псалмопение заглушалось мычанием телят и блеянием ягнят. Священники в окровавленных хламидах резали жертвам глотки, собирали в сосуды хлещущую струями кровь и лили ее на алтарь. Аромат благовоний смешивался с запахами запекшейся крови и жареного мяса, повсюду тучами вились черные мухи (см., например: Числ., 28, Втор., 12, 1 Цар., 2). Современная еврейская семья, которая по субботам жарит у себя в садике шашлыки, гораздо ближе к миропониманию библейских времен, чем ортодоксальная семья, проводящая время в синагоге за изучением священных текстов.

Теистические религии типа библейского иудаизма оправдывали сельскохозяйственную деятельность, опираясь на новые космологические мифы. Анимистические религии представляли вселенную китайской оперой с бесчисленным множеством разнообразных действующих лиц. Слоны и дубы, крокодилы и реки, горы и лягушки, духи и феи, ангелы и демоны – каждый играл в этой космической опере свою роль. Теистические религии переписали сценарий, превратив вселенную в блеклую ибсеновскую драму с двумя главными героями: человеком и Богом. Ангелы и демоны чудом уцелели в этой передряге, став посланниками и слугами великих богов. Но остальные анимистические персонажи – все звери, растения и прочие создания природы – были сведены до уровня немой декорации. Правда, некоторые животные считались священными в культе того или иного бога, и многие боги наделялись звериными чертами: древнеегипетский Ану-бис носил на плечах голову шакала и даже Иисус Христос часто изображался агнцем. Однако древние египтяне прекрасно осознавали разницу между Анубисом и обычным шакалом, повадившимся в деревню воровать кур, и ни один христианский священник никогда не принял ягненка, что был у него под ножом, за Иисуса.