Читать книгу "Никаких принцев - Мария Сакрытина"

И смех прекрасной королевы…

Тем временем семейный обед продолжается. Смеющаяся королева интересуется у Ромиона, нравится ли ему невеста. Ромион заверяет мачеху: нравится, он влюблен, буквально с первого взгляда. «Что же ты ее не поцелуешь?» — смеется королева. Ромион бледнеет и говорит, что не смеет: до свадьбы — ни-ни.

У Дамиана спрашивают, как там демоны? Тут же выясняется, что королева знает про анималия, который Дамиана чуть не съел. Ах, какой кошмар, какой ужас…

Я пьяно улыбаюсь. Жалостливая королева…

Потом ее величество изволит поделиться своими мыслями по поводу летнего фестиваля. Ну, разумеется, бал. Что еще? Турнир? Да, пожалуй. Розалинда, ты любишь турниры?

Я хочу сказать, что не люблю и не умею прясть и у меня нет ленты для Дамиана, то есть Ромиона, то есть… Но я могу только, улыбаясь, кивнуть. Да, все-все, лишь бы королева смеялась.

Она и смеется.

Потом вслух думает, что еще можно было бы провести во время праздника? Может быть…

Ромион довольно тихо вспоминает, что раньше во время цветочного фестиваля проводили конкурсы красоты. Восхищались женщинами, а особенно самой красивой из них, которую сами же и выбирали…

После этого за столом наступает затишье — только я смеюсь. Какой смешной обычай, какой смешной праздник, какое все смешное!

— Зачем выбирать первую красавицу? — изгибает бровь королева, глядя на Ромиона. — Разве не очевидно, что нет никого краше меня?

И снова тишина. Только я хихикаю. Ой, ну это же так смешно! Особенно когда Дамиан вдруг бросает на Ромиона предостерегающий взгляд, а принц витиевато рассказывает, что королева, конечно, красива, но обычай…

На какое-то малюсенькое мгновение черты королевы так искажаются от злости, что теряют всю красоту. Я вздрагиваю, но мгновение проходит, и все снова мило, смешно и замечательно.

Улыбаясь, королева щелкает пальцами, и перед ней возникает зеркало, наверное, волшебное, потому что не может же оно просто так висеть… И светиться… И говорить…

Королева, поглядывая на Ромиона, интересуется, она ли всех краше на этой земле?

«Ой, пародия на „Белоснежку“!» — улыбаюсь я, но ничего не говорю. Я не могу говорить, только улыбаться и тихо посмеиваться…

Зеркало мигает. И тут же сообщает, что да, королева хороша собой, но другая затмила ее красой. Королева меняется в лице — паника и ужас. И с паникой и ужасом в голосе она спрашивает, кто эта другая?

И зеркало показывает. Меня.

Причем меня днем — что намного смешнее, чем покажи оно меня ночью. Безумно «прекрасная» лягушка вращается вместе с зеркалом и улыбается — тоже безумно «прекрасно».

Я смеюсь. И не понимаю, почему не смеются остальные? Почему Ромион так вцепился в подлокотники. Почему Дамиан стоит рядом с таким видом, будто меня надо защищать? Кстати, а где Габриэль?

— Сломалось, — спустя паузу говорит королева. И ловит падающее зеркало. — Точно, сломалось.

И в доказательство грохает его об пол.

Я пытаюсь сказать ей, что бить зеркала — к неудаче, но получается один только смех.

— Ну никто же не назовет ее красивой! — беспомощно восклицает королева, глядя на меня.

Я киваю. Нет, никто. Я, дневная, красива? Да это же смешно!

Ромион делает попытку уйти. Дескать, спасибо вам за обед, пирог очень вкусный (вкусный? Он же ни кусочка не попробовал — а зря!), но что-то мы засиделись, не пора ли нам…

Королева поворачивается к нему, и всю ее напускную беззаботность будто рукой снимает. Особенно когда Ромион серьезно говорит, что раз мы с ним (мы с ним?) так любим друг друга (любим?!), то почему бы не сыграть свадьбу пораньше? Например, завтра.

Королева снова улыбается, но совсем не радостно.

— Завтра? Не успеешь! — и вдруг бросает на стол какую-то не то подвеску, не то склянку. Не знаю, да и неважно — оно тут же разбивается, и в комнате наступает не просто гнетущая тишина… Это мрак, только почему-то невидимый. Как будто бывает невидимый мрак! Но, очевидно, бывает, потому что он крадется к бледному, сжавшемуся Ромиону — не тень, не туман. Просто ощущение. Зато очень яркое: опасность, зло.

А королева вдруг встает, разводит руки и торжественно объявляет, что когда Ромиону минет семнадцать, он уколет руку веретеном и навсегда заснет мертвым сном.

Проклятие окутывает принца, Ромион в отчаянии закрывает глаза, тут же открывает и пусто, как смертник, смотрит на счастливую королеву, которая смеется: не бывать тебе королем!

Мне тоже смешно: не так же в «Спящей красавице» все было! И заснуть должна принцесса, а не принц. И не навсегда, а…

— Пока не разбудит тебя поцелуй настоящей любви! — вырывается у меня, и королева замирает с улыбкой на губах, а нити проклятья гнутся и окрашиваются в розовый — под цвет любви. И уже нет гнетущего ощущения смерти, потому что сон — это же совсем не смерть…

— Фея! — выдыхает вдруг королева, и ее руки дрожат. — Звезды, фея!

А Ромион поднимает голову, и на мгновение в его глазах такая благодарность, как будто я его от смерти спасла, как минимум.

— Я не фея, — улыбаюсь я королеве. — Это моя мама — фея, а я человек…

Но королева безутешна.

— Я так долго готовила это проклятие! Как ты могла все испортить?! — обиженно кричит она, ломая руки.

— Простите, — покаянно говорю я.

А потом как-то вдруг оказываюсь на руках у Дамиана и вовсе не на веранде, а в коридоре. И Ромион шагает рядом… Где Габриэль?

Потом стучат колеса… Мы в карете, и недовольный — вечно чем-то недовольный! — Ромион кого-то отчитывает:

— …Наелась отравленного пирога, напилась мачехиного сока! Ты что, не рассказал ей про знаменитые королевины яблочки, которыми она уже отравила всех красавиц в королевстве?

— Прекрати на нее кричать! — тоже зло отзывается Дамиан. — Она тебе жизнь только что спасла!

Да? Когда?

— Какая ей разница, ты только посмотри на нее, — но голос принца смягчается. — Что ты смешал в своем противоядии? Сонницу?

Дамиан что-то бурчит в ответ. Ромион хмыкает.

— А объясни-ка мне, братец, почему вся столица в курсе, что ты с моей невестой провел ночь?

Чего?!

— У тебя всегда были странные вкусы, — продолжает Ромион. — Но, допустим, ты разглядел в ней золотое сердце. Но почему в ее доме? Не мог тихо и незаметно, чтобы без разговоров и грязных слухов?

Возня, вспышка — я с трудом поворачиваю голову. Дамиан сидит рядом, сжимая кулаки.

— Если ты и дальше будешь говорить о ней в таком тоне, я выкину тебя из кареты, братец, и твои амулеты меня не остановят!

Какое-то время братья сверлят друг друга взглядами. Потом Ромион почти миролюбиво говорит: