Читать книгу "Древние боги славян - Станислав Ермаков"

«Чорт сотворил тело человека из глины, но не мог оживить его; Бог сказал чорту: „Отдай мне человека, я дам ему жизнь“; чорт отдал, чтобы посмотреть, как это сделать». Далее чёрт пропускает момент творения, и так и не узнает, как Бог оживил человека (Зеленин, 1914, с. 675–676).

«Тай він тогда злипиў з земли чоловіка и зачьнў на него хікати, плювати, харкати, аби его оживити, а далп телепае ним, шторцуе — не мож. Приходит Пан-бог и питае еп: — „А ти шо, мой, робиш?“ — „А, каже, я собі зробиў товарищ! бо ти, каже, маеш товариші, а я ни маю; хочу собі зробити также товариші“. — А Бог каже: — „А деж ти годен собі товариші зробити?“ — „Тай казаў ему ити від того гет и вівернуў того чоловіка, там шо він — оссина ему — обхаркаў у середину, и оживиў его и назвав его Адам“» (Матеріяли до гуцульської демонології, 1909, с. 66).

«Бог сотворил ангела по образу своему и подобию, а дьявол, как нечистая сила, стал ему завидовать и начал из земли и воды составлять тварь, которая во всем походила на ангела. И так он из земли создал человека, поставил его на солнце сушиться… Нечистый невесело смотрел на своё создание, которому не мог дать души. В это время пришёл Господь Бог и спросил его: — „Что это такое, что ты слепил из земли?“ — „Человек“, — отвечал дьявол. — „Так что же он не ходит?“ — „Не могу дать ему души“, — ответил дьявол. — „Э, хорошо, — сказал Господь. — Так я ему дам душу, и, пока он жив, пусть будет моим, а когда умрет — твоим“. Дьявол согласился на это условие. Тогда Бог, рад тому, что даст душу ещё одному созданию, усмехнулся и дунул в лицо человека. И вот человеческое лицо озарилось божеской светлостью, стало милым и улыбающимся, как у ангела, а очи тихонько открылись, и в них явился лик Божий, исполненный ангельским блаженством. И поэтому и теперь у человека, который ничего не имеет на душе, которого не мучит никакой грех, на лице видны душевная чистота и ангельская благость, как в тот момент, когда ему Бог своим духом дал душу» (Вольтер, Вукичевич, 1915, с. 101–114).

Всё перечисленное в точности соответствует образу Трикстера по выделенным выше второму, а отчасти пятому и шестому признакам.

ПАСТЫРЬ ДИКОГО МИРА

Любопытно заметить, что легенды о низвержении «Чёрного бога» и его помощников весьма часто включают объяснение возникновения во Вселенной многообразной «нечистой силы» — Иного народа (причём далеко не всегда на библейский манер): «На небе у Бога были андели. Их было много. Жили ладом, хорошо. Потом о чем-то застырили промеж собя — это андели и Бог-то. Бог-то взял и спихнул их с неба. Ну, они полетели вниз, на землю. Кто куда упал, тот таким и доспелся. Новой упал в лес, доспелся лешим, новой в баню — так банник, а другой на дом — тот суседка; на мельницах живут мельники, на гумне и ригах — рижники. В воде опеть же водные черти. А один упал в чан с пивом, баба наживила, ну там хмельник живет» (Фольклор Приангарья… с. 48) (см. Приложение № 2). Такая получается своеобразная смесь представлений языческих и христианских, воплощение самой сути народной веры, названной в науке двоеверием, но сохранившей всю глубинную суть древнего мироощущения.

Нечистая сила в русских сказках выступает в том же качестве, что и классические трикстеры эпосов других народов. «Антихристы прежде всего к таким подъезжают, таких желают поймать в сети, которые благочестивые и богомольные» (Соколовы, 1999, I, с. 33). Нечистый дух крадёт женщин или навещает их по ночам (Там же, с. 380).

Церковь упорно и бескомпромиссно приписывала чертовщину, шутовство или бесовство всем прежним языческим богам. «Куда же древле погании жьряху бесом на горах, ныне же паки туды святые цьркьви стоят», — отмечал новгородский летописец (ПНЛ, 1950, с. 103). Заметим здесь попутно, что ещё патриарх Иов хвалил царя Федора Иванновича за то, что он на севере России сокрушил идолов и «идежа быша ельлинская капища, тамо божественные церкви.(воздвигал)» (ПСРЛ, т. XIV, с. 9–10).

Вообще «шутовство», топоним «шутов» — понятия поры двоеверия, эвфемизмы, тесно связанные с местами почитания, обрядовыми действиями и собственно языческими божествами. Их сохранение в местных топонимах или этнотопонимах нередко свидетельствует о том, что в здешних местах находились культовые объекты дохристианского происхождения.;

В апокрифе «Хождение Богородицы по мукам» говорится: язычники — «это те, которые богами называли; солнце и месяц, землю и воду, зверей и гадов, кто в жестокосердии своём дал богам имена, как людям, и те, которые почитали Утрия, Трояна, Хорса, Велеса, превратив бесов в богов. И в этих злых богов верили люди».

Таким образом, чтобы обнаружить Трикстера или уж самого Чернобога в восточнославянском пантеоне, надо искать «беса из бесов». И есть лишь один бог, наиболее соответствующий описанию беса в «поганстве» — Велес (Славянские древности, т. I, с. 164–166)!

В. Н. Топоров соотносит с именем Велеса и слово «власть». Великость и власть — Велес — он велий есть. «Великий, церк. велий, превышающий обычную меру, сравнительно с другими обширный, большой; о человеке славный великими, знаменитыми подвигами; но, в сокращенном виде, иногда относится и к росту…

Велес м. ряз. (велец. велеть, великий) укорно, повелитель, распорядитель, указчик. Велибный, кур. высокий и сухопарый. Велебный» (В. И. Даль).

В реконструкции змееборческого мифа В. Н. Топорова и Вяч. Вс. Иванова Велес является противником Перуна, крадущим у Громовника скот. Как известно, приблизительно тем же занимался Гермес, воровавший коров у солнечного Аполлона. При этом почему-то обычно замалчивается, что среди балтских мифов, дошедших до нас, особое место занимает не столько миф о противоборстве Громовника и хтонического властителя мёртвых, сколько цикл дуалистических литовских преданий о Диевасе и Велсе (Велнясе), что продемонстрировано выше. Он перекликается со славянскими средневековыми богомильскими ересями и с дуализмом угро-самодийских народов. Велс (Велес) выступает как один из творцов мира, соперник культурного героя и Белого бога Диеваса, по сути как Трикстер и Чернобог. Велняс — литовский Велс. Образ Велняса широко распространён в фольклоре и народном декоративно-прикладном искусстве. Он рогат, иногда имеет копыта, связан с водой, глаз его — «окно в болоте». Велняс мудр, строит мосты, покровительствует музыке и танцам.

У тех же балтов Velu mate — мать мира мёртвых, a veles — души умерших (Славянские древности, т. I, с. 210). У литовцев существовал особый праздничный ритуал, посвящённый богу Виелоне. Для праздничного пира закалывали свинью и приглашали Виелону вместе с мёртвыми принять участие в этом пире. У литовцев в день поминовения усопших («время Велса») принято было сжигать кости животных (Мифы… т. I, с. 228–229). Это подтверждает, что балтийский Велс, как и славянский Велес, был властителем загробного мира.

Прусским аналогом Велса/Велняса был Патолс/Пеколс. Он входил в триаду Богов, наиболее почитаемую в Ромово (Ромуве). По сообщениям средневековых источников, это святилище выглядело следующим образом: посреди просторной равнины стоял огромный дуб. В нём имелись три ниши, в которых стояли изваяния Перкунаса, Потримпса и Патолса. Статуя Перкунаса имела вьющуюся чёрную бороду, огненно-красный лик и такого же цвета сноп лучей вокруг головы. Перед нею пылал неугасимый костёр. Справа от Перкунаса стояло изваяние приветливого безбородого юноши в венке из колосьев — Потримпса, бога рек и источников, подателя плодородия и хорошего урожая. Главным символом его была змея, обитавшая в глиняной урне, укрытой сеном. По левую сторону от Перкунаса находилась статуя Патолса — бога преисподней и ночных призраков, воплощения ужаса. Он имел вид бледноликого, седобородого старика с белым платком на голове (вариант: в рогатом шлеме). Символами Патолса были три черепа — человека, коня и быка.