Читать книгу "Пятое царство - Юрий Буйда"

Копия – окольничему Ивану Грамотину, думному дьяку, главе Посольского приказа.

* * *

Князь Афанасий Лобанов-Ростовский,

боярин, судья Стрелецкого приказа, Великому Государю и Царю Михаилу Федоровичу и Великому Государю и Патриарху всея Руси Филарету Никитичу доносит следующее:

Гриф «Слово и дело Государево»

Городовые стрельцы по доносам губных старост проверили подозрительные строения на Петровке, обнаружив в двух строениях 172 мушкета и 50 пистолетов с немецкими клеймами, а также порох в бочонках и свинец для пуль в прутках.

Особое беспокойство вызвала другая находка: в подвалах дома Еланского в Лучниковом переулке были обнаружены 11 бомб, заряженных порохом и картечью и готовых к применению. В том же подвале находились запасы пороха и поражающих элементов, а также шесть рогожных мешков с театральными масками – «козьими мордами», а всего масок было 1210.

На допросе дворянин Еланский, владелец дома с подвалами, поклялся на Святом Евангелии, что ничего не знает об этих бомбах и припасах. По его словам, к нему обратился некий человек в немецкой шляпе, который арендовал подвалы за хорошую плату. Арендатор заявил, что в бочках и ящиках закрыты скобяные изделия, и попросил за отдельную плату отдать товар галицкому купцу Ивану Жаринову, как только тот объявится.

По словам дворянина Еланского, человек в немецкой шляпе был мал ростом – не выше 12-14 дюймов.

Розыск купца Жаринова среди приезжих из Галича результатов не дал.

* * *

Максим Старостин-Злоба,

сын боярский, губной староста, окольничему Степану Проестеву, главе Земского приказа, доносит следующее:

Губной сыщик Охота Иванов просит довести до вашего сведения, что в июле-октябре текущего года на некоторых домах в Зарядье, Замоскворечье, на Петровке и в Толмачах появились знаки в виде треугольника с заломленной вправо вершиной, к которой прикреплен маленький кружок.

Знак этот напоминает шутовской колпак с бубенчиком.

Такой знак замечен, в частности, на воротах домов княгини Патрикеевой-Булгаковой и князя Ивана Хворостинина, а также рядом с дверью ночлежки, где был ликвидирован Якшай, торговец кровью и убийца.

Прикажите взять под наблюдение дома, отмеченные этим знаком.

Копия – Ефиму Злобину, дьяку Патриаршего приказа, главному следователю по преступлениям против крови и веры.

* * *

Птенец

Гнезду сообщает:

По достоверным сведениям из Кремля, на совещании высших сановников с участием Отца и Сына обсуждался проект государственного бюджета на следующий финансовый год.

Проектом предусмотрено значительное увеличение закупок для нужд русской армии оружия и военного снаряжения в германских государствах.

Посольскому приказу дано поручение о подготовке к переговорам с английской короной о займе на приобретение оружия и снаряжения.

Судя по имеющейся информации, в перспективе предполагается создать полки специального назначения по немецкому образцу и пригласить в эти полки на выгодных условиях опытных немецких и французских офицеров, в том числе военных инженеров. Численность армии планируется постепенно наращивать, доведя до 80-100 тысяч человек.

Кроме того, в проекте бюджета предусмотрена еще одна статья государственных расходов – восемь алтын на стрижку волос, бороды и усов патриарха.

* * *

Осленочек

с величайшим почтением Птичке Божьей написал:

Ваше сиятельство, если помните, я ассистировал Плутосу, когда нынешней весной он впервые назначил вам прием известного препарата. Мое положение не позволило мне тогда высказать свое мнение о лечении с использованием упомянутого препарата, но сейчас, не связанный этикетом, я считаю своим долгом сделать это.

Многие великие светила науки, – а Плутос, несомненно, к ним относится, – пытались использовать этот препарат для избавления от ряда заболеваний. Результат, однако, практически во всех случаях был отрицательным или ничтожным.

Самым известным опытом была попытка спасения умирающего римского понтифика – папы Иннокентия VIII, которому врач-иудей влил в жилы кровь, выкачанную из трех мальчиков, ради этого умерщвленных. Понтифику это не помогло – он умер.

Некоторые утверждают, что эта история от начала до конца вымышлена политиком-республиканцем и противником папства по имени Стефано Инфессура. Смею, однако, заметить, что, даже если это так, многие выдающиеся медицинские светила давно пришли к однозначному выводу о бессмысленности перорального введения препарата в организм больного, где живая кровь разрушается под воздействием желудочного сока – слабого раствора соляной кислоты – и теряет свою целебную силу.

Сообщая вам это, я вовсе не пытаюсь поставить под сомнение достоинства Плутоса. Хочу только напомнить, что алчность не раз толкала его на скользкий путь, о чем, впрочем, вы и сами наслышаны.

Многолетние опыты привели меня к твердому убеждению в том, что препарат не теряет своей силы только в одном случае – если его ввести непосредственно в кровь больного.

Для этой цели я использовал тончайшую медную трубку, заостренную с одного конца, которая вводится в вену пациента, и по ней в его организм поступает лечебное средство.

Убежден, что с моей помощью вы постепенно избавитесь от болезни, которая так долго и так жестоко терзает вас изо дня в день.

Если вы соизволите согласиться, плату я возьму вдвое меньшую, чем Плутос, поскольку для меня серебро является стократ меньшей наградой, чем успех науки и ваша благосклонность.

* * *

Конрад Бистром

дорогому другу и старому товарищу Матвею Звонареву написал:

В юности я смеялся над друзьями, которые искали эликсир бессмертия: мне казалось, что остаться в памяти потомков – цель гораздо более трудная и благородная. Иногда мне кажется, что я приблизился к этой цели, но сомнения всё чаще терзают меня, а в последние два-три года мрак заволакивает мой разум.

И дело не в старости, которая в шестьдесят девять лет – уже не самое страшное из пугал, но в болезни, доставляющей мне все больше страданий.

В прошлом году, как ты помнишь, я долго отсутствовал. С позволения нашего великодушного покровителя – Святейшего Патриарха Филарета – я побывал в Лейдене и Саламанке, перенес тяжелейшие операции, но в конце концов понял, что все бесполезно. Опухоль, которую Гиппократ сравнивал с крабом, медленно и неотвратимо убивает меня, лишая последних сил и надежды.

Но существует еще одна причина для моей меланхолии, и сегодня она кажется мне даже более важной, чем болезнь. Я говорю о Юте, о дочери, которая вскоре останется одна, без отцовской поддержки, хотя и с отцовским капиталом – немалым, поверь мне на слово.