Читать книгу "Государева избранница - Александр Прозоров"

– Мария Хлопова? – святитель кивнул. – Марфа рассказала о ней. Лекари признали ее бесплодной. Тебе нельзя жениться на хворой супруге, ты обязан продлить царский род!

– Она здорова, отец!

– Насколько мне ведомо, Михаил, самые лучшие лекари Москвы признали ее больной.

– Вот уже три года она живет в ссылке, отец, и по сей день у нее нет ни единого признака недомогания!

– Мы не можем рисковать благополучием царского дома, сынок. Слишком много горя и крови принесло нам всем бесплодие царицы Ирины, нельзя допустить повторения подобного. Твоя жена должна быть безупречна!

– Моя невеста безупречна, отец! Я знаю, я верю ей. И я ее люблю.

– Но лекари…

– Разве матушка не рассказала тебе, отец, как ломали меня все эти годы митрополиты, игумены, князья и дьяки, Боярская дума и Земский собор полным составом? – повысил голос молодой государь. – Что ни день, то кто-то один, то другой речи о сем заводили! Тебе трудно придумать отговорки, каковые я еще не успел услышать. Но я повторю тебе то же, что и им всем: рабе Божией Марии поклялся я в любви и верности и иную не приму! Не будет вам всем никакой государыни, покуда мне мою любую не вернут!

– Коли так уверен в правоте своей, сын, отчего сам ее за все эти годы не возвратил? Ты же царь!

– И ты туда же, отец… – откинув голову на спинку трона, тяжело вздохнул Михаил. – Я токмо зовусь правителем, хотя все вокруг мне в верности и клянутся. Однако же при всем при том мне никто не подчиняется! Самое большее, что я могу истребовать от слуг своих, так это вина перед сном али пирогов на завтрак. Но едва речь о делах более важных заходит, как все тут же на свой долг ссылаться начинают, на решения Думы, на заботу о делах державных али моем благополучии. Бормочут, бормочут нечто невнятное, однако же никогда ничего не исполняют!

– Ты царь всея Руси! Ты должен был проявить свою волю!

– Покажи мне, как сие делается, отец. Прикажи вернуть мою Марию в Москву!

Патриарх задумался. С горечью покачал головой:

– Прости, сынок. Вестимо, я погорячился.

– Ты о чем, святитель? – наклонился вперед Михаил.

– Увы, но правитель действительно способен приказывать токмо то, что его подданные готовы исполнять, – вздохнул Филарет. – Иначе царь ничего не добьется и лишь потеряет доверие своих слуг.

– Ты не станешь ее возвращать?

– Твоя невеста сослана решением Земского собора и Боярской думы, Михаил. Сослана по причине бесплодия. Все понимают, отчего сие сделано и зачем. Коли я, едва вернувшись из полона, внезапно пойду поперек общего мнения и стану отменять приговоры думные и соборные, то… – Патриарх огладил бородку. – То да, бояре сразу вспомнят, что я есть властитель церковный, а не мирской. И что направленные воеводам или дьякам указы должны иметь все потребные подписи и печати. Что к любой закорючке можно придраться. Правитель не должен отдавать приказы, которые слуги не захотят исполнять. Иначе потом они перестанут слушаться даже верных распоряжений.

– Тогда я останусь неженатым навсегда!

– Ты слишком прямолинеен, Мишенька, – покачал головой патриарх. – Если ты не в силах навязать свою волю прямо, следует идти к своей цели окружным путем. Так, чтобы каждый из твоих шагов не вызывал сопротивления, а конечный результат не показался слугам оскорбительным. Дай мне немного подумать. Мы вернем твою невесту, не потеряв ничьего достоинства.

– Ты не обманываешь меня, отец? – недоверчиво покачал головой Михаил.

– Иди ко мне, сынок, – крепко обнял царя всея Руси патриарх. – Ты не поверишь, но я тоже знаю, что такое любовь. Я не допущу, чтобы ты потерял свою.

* * *

До самой поздней осени патриарх Филарет помогал своему сыну привести в порядок денежные дела державы, поместные и разрядные книги, земельные пожалования и тарханы[14]. Он старательно изыскивал лишние траты и вычеркивал их из казенных расходов, урезал выплаты, сокращал число слуг. Избегая упреков, сам ходил в одной и той же рясе, в каковой вернулся из плена, посылал послушников на торг чинить свою изношенную обувь, ел с оловянной и деревянной посуды, причем мало и скромно.

«Хлеб да калачик на 4 или на 3 деньги, и на 2 деньги клюквы», – сказывали послушники про его трапезы.

Расходы падали, подати после переписи возрастали, казна наконец-то начала пополняться. Разбойный приказ по указанию Боярской думы стал искать не токмо татей, но и мздоимцев, заметно уменьшились жалобы по земельным спорам. Держава наконец-то вздохнула спокойно, и вскоре после Рождества патриарх Филарет решился обратиться к делам духовным. Он оставил хлопоты казенные на попечение юного государя, а сам отправился по исконным православным землям в пасторскую поездку.

Владимир, Муром, Нижний Новгород, Чебоксар, Казань, Лысьва, Соликамск, Тагил… Везде случались радостные встречи, раздача благословений, пышные молебны. Обсуждение мирских дел, судебные разбирательства, подарки и угощения. И снова – долгая дорога по крепко замерзшему льду сибирских рек через неведомые доселе патриарху земли.

Верхотурье оказалось могучей бревенчатой крепостью, стоящей на высоком берегу Туры. Здесь сидел воевода, стояла таможня, имелось множество постоялых дворов, возвышались десятки просторных амбаров, а по всему берегу реки лежали десятки вытянутых на зимовку ладей и стругов; от обрывов под бревенчатыми стенами в ледяной простор тянулось бесчисленное множество причалов – никак не меньше сотни. Сиречь город был портовый, с активным богатым торгом.

Посвятив первый день торжественному молебну, раздаче милостей и делам церковным, на второй патриарх поинтересовался, где томится обрученная невеста его сына? И вскорости в сопровождении изрядной свиты вошел на светлый, недавно выстроенный двор, стоящий примерно в полуверсте от крепости.

Тын высотой в рост человека, спрятанная под белым тесом земля. Хлев, сарай, рубленый дом без подклети в два жилья высотой. Это хозяйство явно предназначалось только для жилья: здесь не имелось ни амбаров для товара, ни сеновалов, ни загонов для скота, ни даже конюшни. Зато – ни мычания, ни блеяния, ни навозного духа. Только шелест ветра да потрескивание стволов близкого густого ельника. Отдыхать здесь было удобно и просторно. Если, конечно, семья не очень велика.

На крыльцо встречать высокого гостя вышли трое хозяев: смуглый, длинноносый и русобородый боярин в овчинном тулупе, наброшенном поверх полотняной рубахи, боярин в меховых шароварах и душегрейке – круглолицый с окладистой бородкой, и девица лет двадцати в дорогом охабне – фигуристая, кареглазая, с точеным личиком, густыми бровями, с длинной толстой косой.

Она была красива. Очень. Настолько, что даже у семидесятилетнего священника застучало сердце.

– Вот, значит, ты какова, Мария свет Ивановна… – проговорил патриарх. – Теперь я понимаю упорство своего сына.