Читать книгу "Берлинская латунь - Валерий Бочков"

Мария, что-то пробормотав, ткнула меня коленом, перевернулась и со вздохом накрыла голову подушкой. На часах уже было двенадцать двадцать три.

Леопольд Лейбовиц действительно оказался врагом рейха, об этом свидетельствовало решение суда. Суд изымал средства пропаганды и передавал их в подчинение министерству печати. Преступник приговаривался к исправительным работам. Леопольда отправили в Баварию, несколько месяцев назад там открылся первый концлагерь. Гиммлер, будучи баварцем, сам выбрал место. Недалеко от Мюнхена, уютный провинциальный городок. Воздух, природа – места почти курортные. Городок назывался Дахау.

Леопольд угодил в лагерь как политзаключенный. Быть евреем в тридцать третьем еще не считалось преступлением. Впрочем, тем летом рейхстаг принял первые законы, запрещавшие евреям заниматься врачебной и юридической деятельностью. Через пару месяцев евреев уволили из всех государственных учреждений, включая армию. Через два года, в тридцать пятом, был принят Нюрнбергский акт – евреи лишились немецкого гражданства, их браки с арийцами объявлялись незаконными.

Вот короткий документ – письмо Франца Шварца, казначея национал-социалистической партии. Жалуясь на нехватку денежных средств в региональных отделениях, особенно в восточных, он простодушно предлагал руководству СС поправить дела, «сконцентрировав внимание на зажиточных слоях еврейского населения».

– Только не надо горячиться, – сказал тогда Гитлер. – Меня не интересует экспроприация средств отдельных евреев. Мы должны покончить с ними раз и навсегда. Их богатства – кровь и пот немецких рабочих. Мы должны восстановить справедливость!

Гитлер уже стал рейхсканцлером, фюрером. Вождем нации. Коммунисты раздавлены, карликовые партии оппозиции не имеют влияния ни в рейхстаге, ни в народе. Теперь можно спокойно и обстоятельно решить еврейский вопрос. А решение этого вопроса поможет разобраться и с другими проблемами.

– Справедливость! Да! Именно восстановить справедливость, – горячо поддержал Геринг; он отвечал за четырехлетний план возрождения экономики, не хватало золота на импортные закупки, о повышении налогов Гитлер и слышать не хотел. Еврейские деньги могли здорово поправить ситуацию.

– Фюрер прав! – Геббельс почти каждое свое высказывание начинал с этой фразы.

Гитлер поджал губы и кивнул – он считал хромого самым преданным из всех. Тут он не ошибся. Через девять лет хромой отправится вслед за хозяином, проглотив цианистый калий.

– На евреев должен обрушиться гнев немецкого народа! Именно народа! Не партии, не штурмовых отрядов. Народа великой Германии! – Геббельс вскочил, стукнул детским кулаком по столу. – Немецкий народ должен подняться с колен, схватить за глотку гадину. И придушить!

– Все так, герр доктор. Все верно. – Гейдрих что-то чиркал карандашом в блокноте, поднял голову. – Я тоже за спонтанный гнев народных масс. Спонтанный и хорошо подготовленный.

Он встал – патриций, лисье лицо, ухоженные белые руки. Второй человек в СС после Гиммлера. В сорок втором его смертельно ранят в Праге, через двадцать часов он умрет. В отместку Гитлер прикажет расстрелять десять тысяч чехов.

– Мы подготовили план депортации польских евреев, – сказал Гейдрих. – Около шестнадцати тысяч. Как только рейхстаг примет закон о лишении евреев гражданства, мы начнем депортировать их в Польшу.

Гейдрих улыбнулся, показав красивые ровные зубы.

– Польша их не примет. Западные демократии любят обвинять нас в антисемитизме, однако сами не спешат раскрывать объятия. – Он тихо засмеялся, добавил: – Мир сегодня поделился на страны, где евреи жить уже не могут, и страны, куда их еще не пускают. Я уверен: из этой патовой ситуации на польской границе непременно должно получиться что-нибудь занятное.

В сорок третьем году будет выпущена почтовая марка с посмертной маской Гейдриха, марка будет стоить шестьдесят пфеннигов, сам Гейдрих будет здорово напоминать Юлия Цезаря.

28 октября 1938 года польские евреи, получившие немецкое гражданство в годы Веймарской республики, были его лишены. По приказу Гитлера они должны были покинуть Германию в течение двенадцати часов. Никакого багажа – на одного взрослого один чемодан. Двенадцать тысяч человек погрузили в вагоны и отправили в сторону польской границы.

Поляки действительно не приняли евреев, беженцы застряли на границе. Тысячи человек под проливным дождем. Некоторые пытались бежать обратно в Германию, немцы расстреляли их из пулеметов. Поляки вызвали полк подкрепления, тоже выставили пулеметы. Беженцы оказались стиснуты с двух сторон, дождь перешел в мокрый снег, земля раскисла, превратилась в болото.

Начались болезни. Польский еврей Зендел Гринспан эмигрировал в Германию в 1911-м, все годы прожил в Ганновере. Теперь оказался тут. У жены Зендела простуда перешла в горячку, ни врачей, ни лекарств не было. Гринспану удалось отправить открытку сыну – тот учился в Париже.

«…Нас погрузили в тюремные машины, по двадцать человек, привезли на товарную станцию. Пока везли по улицам, толпы людей кричали: «Вон из Германии! В Палестину!» На станции играл оркестр, будто справляли праздник. Никто не сказал, куда нас везут, но, когда я увидел вагоны для скота, я понял: это конец. Нам запретили брать деньги, у Ривы отняли серьги и кольца, даже обручальное. Я боюсь, у нее пневмония, врачей тут нет. Дорогой Хершель, если можешь, пришли хоть сколько-нибудь – адрес тут».

Хершель получил открытку третьего ноября. Ему удалось собрать деньги, отправить их отцу. Утром седьмого Хершель зашел в ружейную лавку на Сен-Жермен, купил револьвер и коробку патронов. В немецком посольстве попросил встретиться с консулом. Консул был занят, к нему вышел советник посла Эрнст фом Рат. Хершель выстрелил три раза. Он не пытался бежать, в полиции у него нашли записку: «Да простит меня Господь! Я должен это сделать, чтобы весь мир узнал о том, что происходит в Германии».

Фом Рат умирал мучительно, все три пули попали в живот. Скончался он девятого ноября. Гитлер узнал о его смерти во время торжественного ужина, праздновали годовщину Пивного путча. Фюрер прервал речь и вышел из зала. За ним, хромая, засеменил Геббельс. Приглашенные молча сидели пятнадцать минут, есть осмелился только Геринг. Потом Геббельс вернулся.

– Фюрер решил: партия не должна сдерживать гнев немецкого народа. Воля народа священна! Его месть будет страшна, но эта месть справедлива! Убийцы должны, наконец, ответить! Ответить за все!

Ужин на этом закончился. Наступала Хрустальная ночь.

Гейдрих прямиком направился на Принц-Альбрехтштрассе, разослал телеграммы гауляйтерам всех земель Германии. Начинать немедленно. Иностранцев не трогать, громить только еврейские лавки. Никакой униформы, никаких флагов – обычные бюргеры, негодующий немецкий народ. Были оповещены все полицейские управления: погромам не препятствовать. Изъять архивы синагог, составить списки взрослых мужчин.

Штурмовики начали около десяти, через час их поддержали эсэсовцы. На сборных пунктах погромщикам выдали топоры и кувалды. Еще раз напомнили: никаких грабежей. Еврейское имущество – достояние рейха. Начали с синагог: били витражи, крушили церковную утварь. Вытаскивали архивы и ценности. Поджигали. Рядом дежурили пожарные, следили, чтоб огонь не перекинулся на соседние дома.