Читать книгу "Повесть о моей жизни - Федор Кудрявцев"

Прошло дней пять. И вот однажды утром, в присутствии мужа, фрау Шимечек заявила мне, что война может продлиться долго, что продукты на базаре дорожают и что вообще непатриотично держать у себя дома русского, когда идет война с Россией, и что ей очень жаль, но я должен от них уйти.

Откровенно говоря, я не очень верил в прочность моего положения у супругов Шимечек, поэтому, поблагодарив за краткосрочный приют моих добрых хозяев, я взял свой чемодан и отправился к Францу Лерлу.

Между прочим, я узнал, что защиту интересов российских подданных в воюющих с Россией странах приняло на себя правительство США. Поэтому, переночевав у Франца и посоветовавшись с ним, я отправился в имевшееся в Карлсбаде американское консульство. Там посетителей не было, и консул принял меня сразу. В разговоре со мной он не проявил интереса и не принял участия в моей судьбе. Как-то равнодушно он сообщил мне, что Германия обменивает русских гражданских лиц на своих, которые пересылаются через Швецию. Затем он сказал мне, что ничем не может помочь, и посоветовал ехать в Берлин и там обратиться в американское посольство, которое и постарается переправить меня как гражданское лицо в Россию.

В Берлине работали в отеле «Адлон» два моих товарища по «Европейской» гостинице, братья Свиясовы, и мне хотелось встретиться с ними. По наивности я думал, что они все еще работают и я могу у них временно приютиться, пока решится моя судьба. Но этому не суждено было случиться. Почему? Об этом ниже.

Деваться мне было все равно некуда и, посоветовавшись с Францем, я собрался и отправился в Берлин, так как австро-германская граница была открыта. Опечаленный расставанием со мной, этот добрый человек, заменявший мне на чужбине брата, дал мне немного денег, велел их хорошенько спрятать, проводил меня на вокзал и посадил в поезд. Прощаясь, мы обнялись и поцеловались. Он говорил мне последние наставления. Голос его дрожал, на глазах были слезы. Поезд тронулся, увозя меня в неизвестное.

От Карлсбада до пограничного города Эгера было недалеко, и часа через два поезд был уже там. Дальше он не шел. Нужно было подождать часа три-четыре, пока придет поезд из Берлина. Был теплый августовский день. На вокзале сидеть не хотелось. Я сдал чемодан на хранение, взял билет до Берлина и пошел гулять по городу. Подошел к собору, в который заходили вместе с Францем по пути в Теплу, зашел в небольшой местный музей, прошелся по двум-трем старинным улочкам и вернулся на вокзал. Вскоре началась посадка на берлинский поезд. Платформа была перегорожена железной оградой, и у выхода к поезду стоял военный патруль и офицер проверял документы отъезжающих.

Надеясь, что меня примут за подростка, я немного ссутулился и хотел пройти мимо офицера, но он остановил меня и тоже потребовал документ. Пришлось показать паспорт.

— Ах, вы русский, — удивился офицер. — Встаньте в сторону.

— Но, господин офицер, мне надо на поезд…

— Встаньте в сторону и подождите, успеете, уедете… — И офицер продолжал проверять документы, а возле меня встал солдат в серой полевой форме, с ружьем. Тут же, с другой стороны ограды, собралась кучка народа.

— Смотрите, смотрите, шпиона поймали, — раздались реплики в мой адрес.

— Эй, ты, русский, тебя надо повесить! — крикнул кто-то.

— А за что? — удивился я.

— За то, что ты шпион.

— Откуда это видно? Никакой я не шпион.

— Но ты стал бы стрелять в наших солдат, если бы был в России на фронте? — спросил кто-то другой.

— Конечно, стал бы, — спокойно ответил я.

— Ну, вот видишь. Значит, тебя надо повесить…

— Но ваши-то солдаты в наших стреляют, значит, ваших солдат тоже надо русским вешать? — ответил я этому кровожадному австрияку.

— Молчи, молчи, не разговаривай, — говорил мне солдат.

— А ведь парень правду говорит, чего же ему было бы делать, если наши в него стреляют? — сказала какая-то женщина.

— Конечно, он рассуждает правильно, — заговорили в толпе, враждебный тон которой превратился в сочувственный. — Смотрите, совсем еще мальчик. Что-то с ним теперь будет? И с виду совсем как австриец, — послышались возгласы. А я с тревогой смотрел на окончание посадки и просил офицера поскорей отпустить меня.

— Сейчас, сейчас, — отвечал он, а в это время раздался свисток и поезд ушел.

— Ну-с, а теперь, молодой человек, займемся вами, — обратился ко мне офицер и велел солдату отвести меня в распоряжение коменданта гарнизона.

Солдат примкнул штык к ружью и велел мне идти впереди. По улицам он вел меня но мостовой, и я слышал, как некоторые прохожие кричали: «Эй, ты, русский шпион», — и мальчишки бросали в меня камнями, а солдат грозил им кулаком.

Комендант гарнизона, какой-то пожилой офицер, сидел на террасе, когда мы вошли во двор казармы, и что-то говорил другим офицерам. Тут же во дворе толклось несколько серых солдатских фигур.

Мой конвоир доложил обо мне коменданту. Тот с любопытством, как и другие офицеры, смотрел на меня, потом сказал:

— Но ведь он же не солдат, зачем вы привели его ко мне? Ко мне вы приводите побольше русских военнопленных с фронта, а этот парень мне не нужен, ведите его к бургомистру, пусть он им распоряжается.

И вот я под конвоем снова шагаю по улице Эгера. Со стороны моего конвойного я не вижу никакой враждебности, а замечаю скорее симпатию.

В приемной у бургомистра ожидало несколько посетителей. Не слушая их протестов, солдат без очереди втолкнул меня в кабинет. Бургомистр был занят беседой с какой-то женщиной. Он сделал солдату резкое замечание, и, к удовольствию ожидающих, нам пришлось вернуться в приемную. Вскоре женщина вышла, и мы все же вошли раньше остальных. Выслушав солдата, бургомистр задал мне два или три незначительных вопроса и велел солдату вести меня туда, где находятся остальные арестованные русские.

Я и мой конвоир вернулись на вокзал.

— Ну что же, молодой человек, придется вас задержать, — сказал уже знакомый офицер и приказал тому же конвойному доставить меня в какие-то пехотные казармы и там сдать как арестованного.

— Но ведь у меня в кармане билет до Берлина, — напомнил я офицеру.

— Вам вернут за него деньги в кассе, — ответил офицер.

Мы с солдатом пошли. Получив в кассе деньги за билет и взяв вещи, чемодан и пальто из камеры хранения, я зашагал впереди конвойного из вокзала. Пройдя несколько улиц, мы оказались на окраине города. Конвойный пошел рядом со мной. Это был уже немолодой человек с простым добродушным лицом, с усами.

— Ты, парень, не горюй, что не поехал в Германию, — заговорил он. — У нас в Австрии тебе будет лучше, здесь много славян, которые любят русских, а немцы-пруссаки — скверный, жестокий народ и русских не любят, — старался он утешить меня. — Все равно тебя бы и там забрали, сколько тебе лет?

— Исполнилось девятнадцать.