Читать книгу "Маршак - Матвей Гейзер"

И еще одна прогулка. Рядом с Маршаком молодой, худощавый человек с бледным, измученным лицом. Он всего на семь лет старше Самуила Яковлевича, но уже знаменит. Это Саша Черный. Впрочем, за те часы, пока они без цели бродят по городу и читают стихи, оживление Маршака передается и ему. Саша Черный ведет Маршака к себе в меблированные комнаты. Пьют вино и снова читают, читают…» И это в то время, когда Маршаку предстояло сдавать выпускные экзамены в гимназии! За год до этого, летом 1905 года, находясь в гостях у родителей (до этого он у родителей не был почти год) в Разливе, где семья Маршаков снимала дачу, он готовил к поступлению в гимназию свою сестру Юдифь и провожал ее на каждый экзамен. «По дороге, за какие-нибудь полчаса, он рассказал мне всю древнюю историю, которую мне нужно было сдавать, — вспоминала она. — Рассказывал он с таким юмором, что я, вместо того, чтобы волноваться перед экзаменом, всю дорогу хохотала…»

15 августа 1906 года Стасов подарил Маршаку четвертый том своего Собрания сочинений, сделав в нем такую надпись: «Сам, пожалуйста, будь всегда САМ и меня никогда не забывай. В. С.». И ниже: «Желаю поскорее большой рост — в сажень». Это была последняя встреча Маршака со Стасовым, но незадолго до нее Стасов в очередной раз помог Маршаку избавиться от неприятностей — да еще от каких!

Вот что рассказывает об этом в своих воспоминаниях «Вами зажженный горит огонек» А. Гольдберг: «Среди многочисленных подопечных Стасова был молодой скульптор Герцовский. Во время одного из приездов Маршака из Ялты в Петербург Стасов познакомил его с Герцовским, и молодые люди стали встречаться. Из разговоров с Герцовским Маршак понял, что тот связан с каким-то революционным кружком, помогает в перевозке оружия и поэтому обязан соблюдать конспирацию. Однако, судя по всему, он ее не слишком строго соблюдал.

Как-то вечером Маршак заехал к Герцовскому на Васильевский остров. Окно было освещено, дверь открыли сразу, но в квартире оказалась засада. Два дюжих жандарма повезли Маршака в охранное отделение. И тут же начался допрос.

За столом сидел человек в штатской одежде и разбирал бумаги. Он протянул один из листов Маршаку:

— Это вам адресовано?

Действительно, вверху страницы было обращение к Маршаку, а потом шло письмо, в конце которого были нарисованы виселица и колыбель.

— Кажется, ваш приятель изволил предсказать свою судьбу? Он арестован, и Бог знает, что его ждет. Может быть, и петля. Но при чем здесь колыбель?

Маршак пробежал глазами и из туманных словоизлияний Герцовского понял, что тот намерен жениться. Зная склонность Герцовского к символистике, нетрудно было догадаться, что петля и колыбель воплощали в себе возможные перспективы будущего брака.

Но следователь не поверил этим объяснениям и, хотя никаких улик против Маршака не было, на всякий случай постращал его серьезными последствиями. И вдруг, изменив тон, порекомендовал не заниматься террором, а следовать учению графа Толстого, не отвечая на зло насилием. Это было так неожиданно, что Маршак с трудом удержался от смеха, несмотря на невеселую ситуацию.

Ночь он провел в одной комнате с безумно скучающим жандармом, который время от времени будил его и уныло тянул: „Послушайте, сыграем в шашки“. А под утро явился следователь и весьма почтительно осведомился, знаком ли Маршак с действительным статским советником Стасовым, который его разыскивает.

Маршака сразу же освободили, и он зашагал по пустынным улицам к своему избавителю. Много позднее он узнал, что Герцовского выслали из Петербурга».

Самуилу Маршаку приходилось постоянно думать о заработках — его отцу все труднее становилось содержать большую семью. Именно в то время Маршак начал активно сотрудничать со многими петербургскими газетами и журналами, продолжая писать стихи. Еще свежи были воспоминания о жизни в Крыму, но душой его теперь завладел Петербург — Петербург Александра Блока:

Это не дома, а корабли. Мачты, флаги темных кораблей — Тучи перетянуты вдали. Полночь звезд светлей.

Улица открыта и пуста. Стало белым золото креста. Над Невой светлеет высота.

Дремлет пристань. В лодку мы сошли. Тихо и волнисто на мели. Но пугливо встречен был волной Плеск весла над гулкой глубиной.

Это был уже не тот город, который он оставил два года назад. Духовный облик столицы заметно изменился. В поэзии появились новые громкие имена: Вячеслав Иванов, Федор Сологуб, Игорь Северянин… Но по-прежнему любимым поэтом Маршака оставался Блок. Судьба сводила их не раз. Маршак бывал у Блока как репортер петербургских газет. «Помню, с каким волнением читал я ему в его скромно обставленном кабинете свои стихи. И дело было тут не только в том, что предо мною находился прославленный, уже владевший умами молодежи поэт. С первой встречи он поразил меня своей необычной — открытой и бесстрашной — правдивостью и какой-то трагической серьезностью. Так обдуманны были его слова, так чужды суеты его движения и жесты. Блока можно было часто встретить в белые ночи одиноко шагающим по прямым улицам Петербурга, и он казался мне тогда как бы воплощением этого бессонного города. Больше всего образ его связан в моей памяти с питерскими Островами. В одном стихотворении я писал»:

Давно стихами говорит Нева. Страницей Гоголя ложится Невский. Весь Летний сад — Онегина глава. О Блоке вспоминают Острова, А по Разъезжей бродит Достоевский.

Это из автобиографии Маршака, написанной им в Ялте в 1963 году.

А вот что рассказал он своему другу художнику Николаю Александровичу Соколову много лет спустя после вышеописанной встречи: «Вообще Блок был для меня образцом благородства и чистоты. Помню, в молодости я шел как-то белой ночью по пустынной набережной Невы под руку со случайно встретившейся женщиной… Мы говорили о пустяках. И вдруг вижу: стоит у решетки черный силуэт. Это был он — Блок. Высокий, бледный, с одухотворенным лицом.

Он узнал меня. Мы поклонились друг другу. И мне вдруг стало так стыдно от этого контраста».

Маршак в те годы написал немало лирических стихов, но лишь несколько из них он включил в книгу лирики, изданную в конце жизни. Вот одно из них — «Качели», посвященное Якову Годину:

На закате недвижимо Закружился светлый сад… Стой смелей! — вперед летим мы… Крепче стой! — летим назад.

Как игра весны и бури — Наша радость и испуг. От лазури до лазури Описали полукруг. Очертили коромысло… В бледном небе ты повисла С легким криком и мольбой…

И нырнула станом стройным Вниз — и ястребом спокойным Я поднялся над тобой.

27 ноября 1908 года Маршак пишет Блоку: