Читать книгу "Массовое процветание. Как низовые инновации стали источником рабочих мест, новых возможностей и изменений - Эдмунд Фелпс"

Книга Вашингтона Ирвинга «Книга эскизов Джеффри Крэйана, джентльмена», хорошо принятая в 1820 году в Англии и Америке, включает несколько рассказов о глубоких изменениях, произошедших в городах. В «Легенде о Сонной лощине», где действие происходит в местечке, расположенном в 25 милях к северу по реке Гудзон от Нью-Йорка, Ирвинг описывает городок, изолированный от бушующих экономических перемен, происходивших тогда в Америке. Сонная лощина — это место, где «ни население, ни нравы, ни обычаи не претерпевают никаких изменений. Великий поток переселений и прогресса, непрерывно меняющий облик других областей нашей беспокойной страны, проходит здесь совсем незамеченным». Относительно образованный человек — Икабор Крейн — приезжает работать и преподавать в этом городе «безмятежности и тишины», но единственное, чего он в скором времени добивается, — это жесткий отпор со стороны упрямых обитателей, погрязших в предрассудках. Ирвинг остроумно критикует тех, «кто не имеет ни малейшего представления об усилиях, требуемых интеллектуальным трудом». Увлеченность трудом резко контрастирует с праздностью, которую Ирвинг связывает с упущенными возможностями и отгораживанием от перемен.

Формирование современной экономики привело к изменениям не только в литературе, но также и в живописи. До XIX века живопись была в основном статичной и колоритной, и примерами могут быть не только буколические полотна Клода Лоррена или Томаса Гейнсборо, портреты в домашнем интерьере Джошуа Рейнольдса или Диего Веласкеса, но даже то, что Уильярд Шпигельман назвал (несколько неудачно) «живописью действия»:

…живописи действия, в которой могли использоваться мифические, религиозные или исторические события, а иногда изображалось и насилие, не хватало подлинной энергии. Во Франции великолепные цвета и симметрия Пуссена (XVII век), акцентированное благородство Давида (конец XVIII века) и приглаженная красота Энгра (начало XIX века) уступили место взрывному развитию романтизма[61].

Во Франции романтическое движение началось в 1820-х годах с ошеломляющего полотна Теодора Жерико «Плот „Медузы“», на котором, как пишет Шпигельман, изображены измученные ветром и морем люди с разбившегося судна, высматривающие спасательный корабль: по их фигурам можно прочесть весь спектр эмоций — «от воодушевления и ликования до недоверия и истерии». Вскоре появились огромные полотна Эжена Делакруа. Как отмечает Э.Г. Гомбрих, в его картине 1834 года «Арабская фантазия» «нет ясного контура нет ни позерства, ни сдержанности в композиции, нет даже патриотического или поучительного сюжета. Все, к чему стремится художник, — сделать нас участниками захватывающего зрелища романтический сцены с арабскими всадниками и разделить с нами радость от восприятия движения и красоты великолепных чистокровных животных, вздыбившихся на первом плане»[62]. В Британии Дж. М.У.Тёрнер своими эпохальными полотнами — такими, как «Голландские лодки в бурю» (1801), «Пароход у входа в гавань во время шторма зимой» (1842) и «Дождь, пар и скорость» (1844), — передавал едва ли не тактильное ощущение опасностей и возбуждения, присущих рискованным предприятиям современного бизнеса:

Тёрнер — это художник тревоги, беспрерывного вихря движения, мира, который на поверхности может казаться все той же старой, вековечной доиндустриальной планетой, которую писали мастера, с которыми он желал тягаться, но на самом деле это мир, который в самом своем основании сокрушен войной, промышленностью и революцией.

Этот романтизм уносит вас как приливная волна— пробку На картине [художника XVIII века] ван де Вельде «Нарастающий шторм» изображается бушующее море, но в сравнении с «Голландскими лодками» этот образец выглядит столь же странно, как игрушечная ветряная мельница Тёрнер схватывает движение и угрозу волн в красках как таковых — они и есть море, а не картина моря. Он наделяет предметы и энергию физической реальностью тогда как ван де Вельде словно бы просто создавал виртуальную природу на компьютерном экране.

Живопись Тёрнера заставляет вас усомниться в твердости почвы под ногами. Его земля — это не докоперниканская плоскость, а кружащая в пространстве сфера Тёрнер, как заявил его поклонник Джон Рескин, — это само определение «современного художника»[63].

Море и корабли стали символами экономики, появившейся в это столетие, — мощной, опасной, слишком непредсказуемой, чтобы ее можно было контролировать, но при этом захватывающей и волнующей.

Обычно считается, что романтическое движение в искусстве отвергло равновесие неоклассицизма XVIII века, считая его механическим и безличным. Романтики обратились к непосредственности личного опыта, к индивидуальному воображению и стремлениям. Параллели с трансформацией экономики достаточно ясны. Экономики XVIII века, в которых траектории производства, инвестирования и труда считались, в целом, предзаданными, а потому познаваемыми (если не брать случайных внешних воздействий вроде чумы или открытия Нового света), уступили место современным экономикам, в которых инновации постоянно открывают, что именно можно производить, а в решениях о производстве и инвестициях отражается воображение предпринимателей. Но здесь параллель и заканчивается. Демонстрировали ли эти картины, созданные в период до 1850-х годов, значительную вовлеченность в труд и удовлетворенность от него, свойственные формирующимся современным экономикам? Отражали ли они те моменты счастья, когда наконец находишь желанную работу или же доказываешь, что твоя коммерческая идея оказалась стоящей? Видимо, нет. Однако они показывают волнение, связанное с новыми возможностями и опасностями новой эпохи.

Экспрессионизм пытался передать те аспекты экономической жизни, что ранее не нашли достаточного выражения. Винсент Ван Гог, предшественник экспрессионистов и еще один претендент на звание основателя современного искусства, придал немалую эмоциональность сюжетам из повседневной жизни, отображенным на его светящихся полотнах, написанных в Арле, таких как «Сеятель на закате солнца», «Художник на пути в Тараскон», «Ночная терраса кафе» (все — 1888 года). На последней картине изображена летняя терраса кафе, сверкающая не меньше ночного неба, и у нас возникает желание посидеть на ней, чтобы поболтать с друзьями, выпить и поесть с ними. В своих пространных письмах брату Ван Гог демонстрирует определенное понимание современной экономики. Поскольку он и сам был смелым инноватором, он понимал, что людям нужно творить и добиваться успеха благодаря инновациям. Как профессионал, он понимал также, что инновации не могут развиться, если нет возможности наблюдать и учиться на инновационной деятельности других людей, черпая в ней вдохновение: