Читать книгу "Механизм Времени - Андрей Валентинов"

Билась, ползла тонкая нитка пульса.

– В живот, – бросил мрачный Волмонтович. – Никаких шансов.

Не верилось. Больница недалеко. Рядом – поляна, где крестьяне грузят сено. Там есть телега... Успеем?

– Очень жаль, – князь отступил на шаг.

– Господа! – голос несчастного звучал еле слышно, но твердо. – Если вы из полиции... Никто не виноват, господа. Была дуэль. Дело чести. Никто не...

Хрип перешел в громкий стон.

– Вы назвали фамилию, – князь присел на корточки, неотрывно глядя на умирающего. – Огюст Шевалье. Кто такой? Какое отношение...

– Не надо! – Эрстед медленно встал. – Поздно. Бедняга не слышит.

Пальцы испачкались кровью. Он понял это, когда вытер пот со лба.

«Анхольт» дал прощальный гудок, пустил в небо редкую струйку дыма. Машину подлатали кое-как, но пироскаф рискнул отчалить. Колеса врезались в воду – сперва робко, затем тверже, веселей...

Удачи, храбрец!

С пироскафом уплыли четверо лаборантов – мальчишки, даже не первокурсники, вольнослушатели из гимназистов. Они догадывались, сердцем чуяли: «Останемся, останемся! Не хотим уезжать!» Пришлось наскоро сочинять сверхсекретное и сверхсрочное послание к Эрстеду-старшему – которому, само собой, требовалась немедленная помощь.

– Слава богу, – застегнув редингот, Андерс зябко поежился. – А ведь туман, господа!

– Так точно, гере кастелян! – с неуместной радостью отрапортовал сеньор-сержант. – Имеет место быть в натуральном виде. В тепло бы вам, подальше от простуды...

Стакан горячего грога – это хорошо, мысленно согласился Торвен. А туман – плохо. Он ждал грозы, с громом, с молнией. Не ради «романтики», чтоб ее! – из-за Банки. Они стояли возле калитки, под надежной охраной вечно молодого принца Ольгера и старины Ольсена. Близкий причал затянуло влажной пеленой. Исчезло небо. Неясным контуром проступали береговые валуны.

– Пошли!

Скрип калитки, скрежет массивного засова. Впереди – пустой двор. Хотели провести газовое освещение – не успели. Безлюдная галерея, острый силуэт донжона, пушчонки возле ворот. Твердыня, прости господи.

– Я – в Башню, Торвен. Поговорю с оставшимися. А ты...

– Дзинь-динь-динь!

Медный дребезг колокольчика был настойчив и долог.

– Динь-дзинь-дзинь!

Пистолет Зануда вынул-таки первым. К воротам, считай, бежали – что оказалось излишним. Бравый сеньор-сержант стоял на посту.

– Закрыто, закрыто! Утром приходите!..

Пистолетом Оге Ольсен не обзавелся. Но по случаю позднего времени сменил алебарду на аркебузу – испанскую, тоже из экспозиции.

Фитиль грозно дымился.

– Я к гере Эрстеду! К гере Андерсу Эрстеду! Позовите его! – или гере Торвена...

Зануда вначале не поверил своим ушам. Затем очень захотел кое-кого убить; возможно, с долгим мучительством. Сдержав законный порыв, он подошел к калитке и открыл «глазок».

Вздохнул горестно:

– «Опять стучится кто-то. Вот досада! Войдите. Кто там?»

За калиткой долго молчали.

– «Это я. Заклятье повторить три раза надо...» – откликнулся неуверенный голосок. – Дядя Торбен, я не Мефистофель. Я...

Зануда махнул сеньор-сержанту: впускай идиота!

– Резервная колонна, – заметил Эрстед и добавил: – Убью паршивца!

Гере Торвен отметил полное совпадений их желаний.

Петли заскрипели. Отворилась калитка, за которой смутно обозначился сам Воплощенный Романтизм – в черном плаще, в широкополой шляпе. Длинный, худой, с чудовищной шпагой на боку.

Ach, du lieber Andersen,

Andersen, Andersen!..

Ханс Христиан Андерсен восшествовал на порог Эльсинора.

3

Звание Музея обязывает; Королевского – тем более.

Славное имя надо оправдать. Заново возведенные стены и свежая черепица – полдела. «Англичанцы», денежные гости, привередливы. Вынь да положь изюминку, которой в иных древнехранилищах – днем с газовым фонарем не сыщешь. Мраморный Ольгер у ворот? – это так, на один зубок. Главное – за воротами.

Но что делать, если все реликвии давным-давно расхватали?

Самое ценное Амалиенборгу досталось. Остатки разделили музеи поменьше – Христианборг, Копенгагенский городской, Арсенал. Новобранцу-Эльсинору от щедрот выделили кучу хлама, годного лишь для воскресных школьных экскурсий. Прялка, борона-суковатка; ржавый миланский доспех – местной сборки, без правого башмака и шлема. Этим ли гостей удивлять?

Гамлет, простите, где?

Торвен, член музейной комиссии, предложил купить в Хельсингере, в ближайшей сувенирной лавке, весь «шекспировский» набор. Чучело Принца Датского, череп Йорика со светящимися глазами, парик Клавдия, кубок Гертруды, отравленную шпагу Лаэрта (яд так и капает!), корсет Офелии, художественно измазанный тиной, и «дымку от Призрака» – в прозрачной колбе с гербом.

В случае оптового заказа обещалась скидка.

Доктор Каспар Вегенер, директор Эльсинора, бросил грустный взгляд на сосуд с «дымкой», принесенный в качестве образца, и твердо пообещал: завтра повешусь на воротах. Но перед этим вгоню гере Зануду в колбу ногами вверх. Посетителей Каспар решил искусить коллекцией орудий труда допотопного человека – грудой скверно обработанных кремневых скребков, о каждом из которых мог говорить часами.

Стало ясно – музей пора спасать. «Англичанцу» не выжить после беседы о первобытном кремне. А зачем Дании лишние хлопоты?

«На помощь! – бросили клич братья Эрстеды. – Кто любит нас, скиньтесь по раритетику!» Клич не пропал втуне. Добрые друзья ненавязчиво подсобили, и музей заблистал. Амалиенборгу – не соперник, да на пятки наступает. Вот, скажем...

– Бом! Бом-м! Бом-м-м!..

Великий Зануда с проворством отскочил от голосистого колокола. Оглянулся: не увидал бы кто! Серьезный, солидный человек – и трезвон учинил.

– Бом-м-м!..

Густой бас меди наполнил галерею. Ушел вдаль, за стену тумана, к темным небесам. Опираясь на трость, Торвен начал спускаться во двор. Он мог поручить работенку звонаря молодежи – или попросить старину Ольсена.

Но решил лично дернуть за веревку.

Ступени послушно ложились под ноги. Идти было легко. Пользуясь темнотой и одиночеством, он позволил себе улыбнуться. Кто, как не я, чудо-колокол сторговал? – и где, во вражеском Стокгольме!

За два века до основания Эльсинора-музея прямо на рейде Стокгольма затонул флагман-фрегат «Ваза» – с экипажем, грузом и пушками. Отчего да почему, никто не понял. Налетел ветерок – и буль-буль, к Нептуну на постой. В Швеции – траур, датчане же с трудом прятали ухмылки.