Читать книгу "Вечный. Взгляд со стороны - Роман Злотников"

* * *

Количество всегда жданных гостей в храме в последнее время заметно прибавилось. Обычный уже спарринг с батюшкой как минимум раз в неделю разбавлялся различного рода «потасовками». Потасовки командные, типа «стенка на стенку», сменялись круговым спаррингом, когда пары дерущихся непрерывно менялись, не давая возможности быстро привыкнуть к индивидуальному стилю противника. Спуску послушнику не давали, и хотя кровь не лилась при этом рекой, но поломанные ребра, ноги и руки изредка загоняли ученика в медкапсулу, причем не на один день. В общем, это все, по словам армейских дружков Пантелеймона, было для них ежедневной разминочной практикой. Еще интереснее спарринги проходили, когда Дети гнева имитировали стиль кого-то из постоянных «потенциальных» противников. Например, тех же троллей, бойцов со стороны Алых Князей из низшей касты. Они, конечно, не чета нашим, как говорил учитель, но если кучей навалятся, наподдать могут славно. В рукопашной кусаться, гады, любят, пока все зубы им не повыбиваешь, так и норовят цапнуть за какую-нибудь конечность. В общем, за четыре-пять часов непрерывной борьбы за жизнь, которая называлась тренировкой, Хоххи выкладывался до полного изнеможения.

По чьей-то подсказке, или совету, или просьбе, или приказу в храм принесли легкий универсальный тренажер для обучения управлению почти всеми применяемыми в человеческом космосе как гражданскими, так и военными средствами перемещения. На вид небольшое кресло-ложемент, в которое можно было погрузиться в специальном интерактивном костюме, обеспечивающем имитацию перегрузок до ста g. В зависимости от выбранной программы, находясь внутри костюма, ученик полностью погружался в точную копию той среды, которой располагал оригинал. А дальше практически то же самое, как в обычных игровых голоимитаторах. Тренажер был доисторический, довольно потрепанный, но совершенно исправный. Вместе с ним парни притащили пару упаковок кристаллов с записями программ. По их словам, самым муторным занятием было перезаписать софт с используемых теперь современных бионосителей на это старье. Были у них, конечно, и современные серийные тренажеры, полностью состоящие из искусственной биосети, самостоятельно обволакивающие ученика живым коконом. Кокон не требовал такой кропотливой подтяжки и подгонки, как костюм, посредством неимоверного количества ремешков и застежек, но принесли, однако, именно этот тренажер, щедро подаренный его светлостью герцогом. Пантелеймон тут же влез в костюм и приступил к его тестированию, предварительно воткнув тщательно выбранный из россыпи остальных кристалл с программой тренажера штурмшипа. Полчаса ложемент раскачивался во все стороны и жалобно трещал. Поднятое наконец забрало шлема обнажило сияющую рожу счастливого донельзя пастыря божия.

– Все. Работает, – произнес он и заговорщицки скосил глаз на Хоаххина, нервно теребившего в руках какой-то отвалившийся от кресла винтик. Он уже понимал, что вывернуться в этой ситуации, спасибо большое Его Светлости, будет очень непросто. Смотреть внутри костюма, кроме него самого, было некому. Ну почему было не спросить напрямую, как, мол, ты, малыш, воспринимаешь окружающую визуальную информацию, у тебя же нет глаз? Ну да. А что же я сам-то до сих пор об этом им не рассказал? Хоаххин, сославшись на усталость, в костюм не полез, а вопреки всем ожиданиям Пантелеймона пошел в его молельню и просидел там безвылазно до поздней ночи.

На душе было муторно и погано. Такая привычная уже и родная картина мира, его мира в окружении Детей гнева, разваливалась на глазах. Разваливалась так же, как и идиллическая жизнь в зоопарке. Все шло наперекосяк. Его не то решили исследовать, не то мягко намекнуть, что ты, мол, брат, наш, да не совсем. И ведь чего легче сказать завтра другу и отцу в одном флаконе Пантелеймону, что вот так вот я смотрю на этот мир, отдать ему шлем, а самому влезть в костюм и вместе с ним радоваться искусственной реальности. Так нет же. Прекрасно он понимал: нельзя рассказывать все про этот свой дар. Потому что одно маленькое слово потянет за собой весь клубок прошедших событий. «Все» – это значит и про то, что это не просто пользование глазными нервами, а пользование сознанием и подсознанием своего «проводника», что это манипуляция чужим сознанием, чужой памятью, чужими эмоциями, а главное, без согласия собственника. Все это попахивало не только махровым неуважением, но и откровенным предательством. Пантелеймон-то, может, и поймет и даже зла не затаит, но дальнейший путь рядом с Детьми гнева ему будет заказан, потому что любой червяк может быть их другом, если он не относится к классу трематод. Так и останется он неведомой зверушкой без рода, без племени. Тупая и холодная боль разрывала его сердце пополам, укладывая разорванные половины на разные чаши весов, чаши холодные и гладкие, блестящие своим безразличием к кровоточащим кускам плоти. Самолюбие, страх, гнев, обида, жалость к себе против дружбы, преданности, тепла рукопожатия и отцовской заботы. Предал ты свою дружбу, предал еще до того, как она успела родиться и окрепнуть, использовал ты ее как туалетную бумагу, и нечего теперь копаться в своей совести и искать там теплый темный уголок.

Наверное, именно молодость с ее парадоксальным максимализмом не позволяла Хоаххину переступить через моральную составляющую своего дара. Именно по этой причине он готов был долго слушать собеседника, нежели просто цинично продуть его мозги и узнать все, что ему было необходимо на данный момент. Именно по этой причине Хоаххин предпочитал использовать грызунов, нежели безвылазно сидеть в голове своего учителя Пантелеймона. Это было стыдно. И больно. Но, к счастью, все мы рано или поздно взрослеем, наверное, это происходит тогда, когда мы начинаем выбирать простые дороги и называть это прагматизмом.

* * *

Через двадцать минут безнадежного ожидания чуда, ощупав квазиреальные рычаги управления и приборную панель, Хоаххин поднял фонарь шлемофона и остановил тем самым работающий софт имитатора. Все это время он видел только кресло и беспомощно сидящего в нем ученика, неуверенно шевелящего руками в воздухе.

– Я не могу без тебя.

– Что не можешь?

Пантелеймон недовольно фыркнул и снял с него шлем.

– Я не могу без тебя там, в той реальности. Мне нужно, чтобы ты был рядом и сам показывал, как нужно действовать. Ведь ты мой учитель, и только рядом с тобой у меня получалось до сих пор постичь все то, чему я сумел научиться.

Пантелеймон деловито, с нескрываемой гордостью почесал затылок и не торопясь продолжил расстегивать многочисленные ремешки и застежки костюма.

– И каким же образом мы с тобой поместимся в этом резиновом мешке, дитятко ты мое несмышленое?

– Нам не нужно залезать в один мешок, нам нужен второй тренажер такого же типа и возможность подключить их параллельно в одну цепь, наверняка это не так трудно, как может показаться.

Хоаххин вылез наконец из «мешка» и потащил батюшку к сетевому голомонитору высматривать в поисковом поле юзер-мануал попавшей им в руки модели тренажера.

– Кривой Топор большой любитель всякой рухляди. Помню, как-то он пытался с собой в десантный бот какую-то телегу протащить, даже разобрал ее на части, но сержант ему только кулак показал, и пришлось все это ржавое богатство на планете оставить. Завтра придет, как всегда, чай пить, вот сам с ним и пообщайся. Вы ведь старые знакомые.