Читать книгу "Кёсем-султан. Дорога к власти - Ширин Мелек"

Нет, неправильно. Эти воспоминания относятся к девочке, полной жизни, а лежащая на постели женщина уже почти что мертва.

– Я не здесь, – произнесла Махфируз и закашлялась, мучительно и надрывно.

Сын, преданно сидящий у ее постели, вскочил, поднес горькое лекарство. Махфируз выпила половину, остальное отвела от губ ладонью, еле заметно покачала головой.

– Мама, не надо… – Осман говорил сбивчиво, испуганно. – Выпей, пожалуйста. Тебе полегчает, вот увидишь.

Чтобы сделать сыну приятное, Махфируз допила лекарство, затем обессиленно откинулась на подушки.

Осман… Он так похож на Ахмеда – того Ахмеда, которого Махфируз любила: порывистый, улыбчивый юноша с пылким взглядом, готовый проникнуть в тайны Вселенной, познать все, что Аллах дозволит человеку познать, и воссесть на трон Оттоманской Порты, дабы править мудро и милостиво. Что же не так? Почему могильные черви уже пируют в ее сердце и вгрызаются в него особенно рьяно, когда Махфируз глядит на сына?

Просто материнская тревога? Или нечто большее?

Ах, ее сын так похож на шахзаде Ахмеда… А на султана Ахмеда – ну вот ни капли. И даст Аллах, шахзаде Осман и не будет похож на султана Ахмеда!

Даст Аллах – и его минует участь султана Ахмеда.

– Я уже не здесь, Осман, – повторила Махфируз тихо. – Я вижу Азраила, он стоит у моего ложа. Я не боюсь его, он прекрасен, ибо сказано, что он облегчает ношу каждому верующему.

Она перевела ненадолго дыхание и продолжила:

– Азраил видит каждого из нас по пять раз на дню, но мне нечего его бояться, ему известны мои дела. Ангел смерти… освободит меня от бренного тела.

– Твоя душа, несомненно, попадет в рай, мама, – торопливо отвечал Осман, – но зачем ты торопишься в этот хрустальный дворец, который возведен для благочестивых женщин? Разве… разве тебе плохо здесь, со мной?

Голос Османа дрогнул, и Махфируз улыбнулась – едва ли не против собственной воли:

– Что ты, я еще побуду с тобой… какое-то время. Вот что я хотела спросить тебя… Осман, ты… ты помнишь, о чем я говорила с тобой, когда тебе исполнилось двенадцать?

– Ну разумеется. – Шахзаде разулыбался. Ах, так похож на Ахмеда… – Ты рассказывала о старых временах, когда братья убивали друг друга, вместо того чтобы служить друг другу опорой. Глупо поступали. Союзники всегда нужней, чем мертвецы, да и проливать кровь родичей грешно, Аллах за это покарает, не в этой жизни, так в следующей!

– Ты все правильно помнишь, – с облегчением выдохнула Махфируз. – И как, братья помогают тебе?

– Ну, не сейчас. – Осман пожал плечами, фыркнул совсем по-мальчишески: – Они еще маленькие, если честно. Даже Мехмед.

Махфируз скрыла улыбку. Мехмед, старший из сыновей Кёсем, возрастом уступал Осману менее чем на год – но им обоим сейчас кажется, что это очень много. Эх, мальчики…

– Но когда я вырасту и стану султаном, обязательно будут, – увлеченно продолжал ее сын. – Говорят, дяде Мустафе недолго осталось. Жалко его.

– Действительно, жалко, – кивнула Махфируз, сдерживая кашель.

– Он же не виноват… ну… в том, что происходит! – с жаром юности воскликнул Осман. – Я хотел бы ему помочь, но ты же знаешь, он узнаёт лишь тех, кто был с ним… ну, тогда. В юности. Вот тетушку Кёсем узнает, тебя узнавал… этих, как их, братьев Крылатых, когда они приезжали… Знаешь, я хотел бы, чтоб ему стало лучше. Мне еще столько нужно узнать! Понимаешь, я не до конца уверен, что готов стать султаном.

– Ты готов, – шепнула Махфируз ласково.

– Может, ты и права, но говорить об этом слишком рано. Пока дядя Мустафа на троне, пускай так оно и дальше продолжается. Я знаю, что сумею сменить его, а он… пусть Аллах даст ему подольше лет!

Махфируз слушала сына, и сердце ее пело, как не пело уже давным-давно. Воистину, Аллах послал ей утешение перед смертью! И все же что-то, какой-то странный внутренний голос вынуждал продолжать задавать вопросы:

– Есть люди… много людей, которые жаждут видеть тебя на троне как можно скорей и ради твоего восхождения готовы бросить тебе под ноги… кого угодно.

– Да покарает их Аллах, – с искренним отвращением сказал Осман, вертя в руках странно знакомый кинжал, при виде которого сердце на миг дало сбой и дыхание прервалось. Янтарная рукоять напоминала о чем-то… о чем-то, что внушало ужас. Но вот о чем?

– Я тоже знаю этих людей, мама, – продолжал Осман. – Я слыхал и о них, и их самих, их полные лести речи. С губ сыплются шербет и халва, а руки сжимают за спиной нож и удавку, вот они каковы! Сегодня они сместят дядю Мустафу – ради меня, как они скажут, ради Оттоманской Порты, как они скажут! Завтра они, не задумываясь, зарежут меня – тоже ради блага государства, тоже ради чьего-то еще блага! Но они все делают лишь ради собственного блага, мама, ради своей корысти, своей наживы! Ты и тетушка Кёсем научили меня видеть таких лживых, двуличных и подлых мерзавцев!

– Мой сын мудр, – облегченно выдохнула Махфируз и резко переменила тему: – А что это за кинжал у тебя? Красивый…

– Да, – кивнул Осман, перестав вертеть оружие в руках. – Он принадлежал отцу, ты знаешь?

Ледяные оковы на миг сковали Махфируз по рукам и ногам. Память, милосердная память уже стерла из ее сознания дела тех далеких, ужасно далеких дней, но она помнила: кинжал… он связан с чем-то плохим…

– Дай мне взглянуть на него. Прошу.

Осман удивленно посмотрел на мать:

– Ты слишком слаба, а оружие острое. Ты можешь пораниться.

Махфируз зажмурилась: слезы внезапно обожгли глаза, – а потому не заметила, как одним плавным движением шахзаде убрал кинжал за пояс, достав оттуда другой, похожий, вставил второй кинжал в ножны и уже тогда сказал:

– Я дам его тебе. Ты – моя мать, и мое дело – слушаться тебя, тем более что тебя нынче так мало вещей радует… Но ты не вытащишь его из ножен. Полюбуйся рукоятью, она изумительной работы.

– Спасибо, сын мой, – выдохнула Махфируз, ощупывая рукоять кинжала пальцами, истончившимися во время болезни. Нет, вроде бы все в порядке… И рукоять действительно смотрится очень красиво.

Кинжал с янтарем, вставленным в рукоять, обычная мужская игрушка, каких много. Лежит себе в ножнах, не вызывает никаких чувств.

– Ты довольна? – нетерпеливо спросил Осман.

Махфируз слабо улыбнулась:

– Да, спасибо, милый.

Рука женщины поднялась, чтобы погладить сына по темным с рыжиной вихрам. Тот хотел было привычно увернуться от женской ласки, но внезапно замер, терпеливо снося материнскую заботу. Увы, краткую по времени, ибо скоро рука Махфируз вновь бессильно упала на одеяло. Сын, бросившись рядом на колени, уткнулся лицом в маленькую женскую ладонь.

Когда Осман снова заговорил, голос его был хриплым от непролитых слез: