Читать книгу "Живые и мертвые - Неле Нойхаус"

Ларс, ее старший брат, превратился в невероятного всезнайку. С ним Пия поссорилась, когда пренебрегла его консервативными советами в отношении инвестиций и вложила в конце девяностых годов пару тысяч евро в акции Нового рынка. После расставания с Хеннингом на выручку от продажи акций она смогла купить Биркенхоф. Это так разозлило Ларса, который считал себя абсолютно профессиональным биржевым игроком, что с тех пор он практически с ней не разговаривал. Единственным человеком, с кем Пия время от времени поддерживала контакт, была ее младшая сестра Ким, работавшая в Гамбурге тюремным психологом – профессия, которая в семье Фрайтаг так же осуждалась, как и работа Пии.

– Н-да, семью не выбирают, – ответил Кай. – Я тоже едва поддерживаю отношения со своими родителями. К Рождеству и ко дню рождения я всегда получаю самодельную открытку.

Он скрестил руки за головой и рассмеялся.

– Они типичные шестидесятники, до сих пор живут в старой сельской усадьбе в Рене без отопления и электричества и сами выращивают овощи. Когда я пошел работать именно в полицию, для них это было абсолютным предательством. В их глазах я стал паршивой овцой. Я знаю, что опозорился, когда работал в особом отряде полиции и должен был препятствовать проведению демонстрации против транспортировки радиоактивных материалов, во время которой мои родители и их друзья-активисты перегородили железнодорожные пути.

Пия усмехнулась.

– Как-то мой отец мне даже сказал, что если бы меня похитили, он не дал бы ни единого пфеннига на выкуп, – признался Кай. – Настолько он разочарован во мне.

– Это действительно неприятно, – согласилась Пия. – Но он наверняка так не думал.

– Увы! – Кай дернул плечами. – Зато расставание благодаря этому не было таким уж тяжелым. Мои родители воспринимают только собственную правду, а такие люди вызывают у меня отторжение. Они считают себя социально ориентированными и просвещенными гражданами, но в действительности это самые упрямые и нетерпимые невежды из всех, кого я когда-либо встречал.

– Мои родители всего лишь обыватели, которые не видят ничего дальше собственного забора, – сказала Пия. – Они крутятся в своем крошечном мире и боятся любых изменений. – Она наморщила лоб. – Я как раз на днях задавалась вопросом, как бы отреагировала, если бы застрелили моих родителей или моего брата.

– И? – Кай с любопытством смотрел на нее.

– Гм. Это, наверное, прозвучит бесчувственно, но я думаю, что меня бы это не особенно тронуло. Они чужие для меня люди, с которыми мне абсолютно не о чем говорить.

– В моем случае все точно так же. К сожалению, – кивнул Кай. – Но зачем тогда ты едешь к ним на Рождество?

– Вероятно, именно по той же самой причине, – призналась ему Пия. – Мои собственные мысли напугали меня. Я хочу дать им еще один шанс. В конце концов, это моя семья.

– Они к тебе равнодушны, – констатировал Кай, – и это твое полное право – быть равнодушной и к ним. В нашем возрасте не следует бог весть как прогибаться, чтобы только угодить родителям, братьям и сестрам.

Понедельник, 24 декабря 2012 года

Здесь ничего не изменилось за последние двадцать лет – ни дом, ни ее родители. Пия уже через десять минут пожалела о своем решении приехать сюда на Рождество.

– Вы хотя бы в сочельник могли бы сходить в церковь, – сказала мать ей и Ким сразу после приветствия, переполненного сплошь неодобрительными порицаниями, после чего последние благие намерения, с которыми Пия ехала в Игштадт, испарились.

Она скованно и неудобно сидела на кожаном диване в старой гостиной своих родителей, зажатая между невесткой Сильвией и своей сестрой Ким, которая два часа назад приехала из Гамбурга и намеревалась остановиться у нее в Биркенхофе.

Через силу она попыталась завести разговор, вежливо расспрашивая родителей, брата и его жену об их делах, и тем самым спровоцировала утомительный монолог своей невестки, в котором не было ничего, кроме кичливости и пустоты. Ее мать, полная и розовощекая, как обычно, никого не слушала, потому что все, что не было связано с ее собственными знакомыми, было ей неинтересно. Отец Пии молча сидел в своем кресле и с отсутствующим видом смотрел перед собой.

– Мне нужно на кухню. – Мать выждала момент, когда Сильвия сделала паузу.

– Тебе помочь? – спросили одновременно Пия и Ким.

– Нет, нет, все уже готово, – ответила мать.

Без Сильвии разговор бы прекратился, потому что было просто не о чем говорить. Пия сделала глоток рислинга, который был таким кислым, что ее желудок болезненно сжался.

– Многие, изучающие психологию, втайне ведь хотят лечиться сами, – сказала Сильвия, поставив свой бокал с вином на подставку. За пять лет, в течение которых они с Пией не виделись, она сильно располнела, как и Ларс, который, что касается самодовольства, мог бы дать фору Наполеону-Неффу.

– Знаешь, Сильвия, я, по крайней мере, имею профессию, и у меня нет необходимости быть на содержании у мужчины, – возразила ей Ким. – Моя профессия доставляет мне удовольствие, и я в ней преуспела.

Ким была полной противоположностью Сильвии: высокая, очень стройная и совершенно без макияжа.

– Я спрашиваю себя, встретится ли тебе когда-нибудь еще раз мужчина, который тебя выдержит, – парировала Сильвия с фальшивой улыбкой на лице, которая не смогла сгладить язвительность ее слов. – Ведь тебе уже сорок три. Биологические часы тикают так же громко, как и Биг-Бен!

Она звонко рассмеялась, довольная своей шуткой.

– Я никогда не могла понять, почему такие женщины, как ты, считают, что муж и дети – это высочайшее счастье на свете, – ответила Ким хладнокровно. – На мой взгляд, вы все в этом обманываетесь. Я уверена, что большинство замужних женщин скорее предпочли бы жить как я: иметь финансовую независимость, быть успешными в работе, иметь свободные выходные, чтобы выспаться…

Ким подмигнула Пии, и та подавила в себе усмешку.

– Естественно, что ты вынуждена приукрасить свою скучную одинокую жизнь. – Сильвия ехидно рассмеялась. Но ее смех был напускным, так как Ким с прицельной точностью надавила на больное место своей невестки. – Дети – это прекрасно! Самореализация! Но это может знать только тот, кто их имеет.

– Еще одна классическая иллюзия, – возразила Ким. – Дети – это маленькие, исполненные эгоизма монстры, которые в большинстве случаев разрушают отношения. И если они однажды сбегут, родителям будет не о чем говорить, потому что годы напролет говорили только о своих оболтусах.

Пия слушала вполуха и надеялась, что скоро будет ужин и потом они смогут исчезнуть. Она думала о своем. События последних дней основательно подпортили предрождественскую продажу во всем регионе. Парковочные площадки перед супермаркетами опустели, рождественские базары во Франкфурте и Висбадене закрылись на один день раньше, чем это было изначально предусмотрено, потому что не было покупателей, и виновато в этом было телевидение. Круглые сутки сообщалось об убийствах, совершенных снайпером, демонстрировались архивные снимки из США, что вселяло в население неуверенность. Из-за боязни быть застреленными неизвестным снайпером люди предпочитали сидеть дома. Средства массовой информации внушали людям, что действует какой-то сумасшедший, который без разбора стреляет в людей.