Читать книгу "Обнаженные души - Мария Тумова"

– Пришлось уходить от погони, от собак через лес, – прохрипел Венсан, опираясь о стену, содрогаясь от приступа сухого сиплого кашля. – Не страшно. Главное, выбрался. Главное, мы все выбрались.

Он обвел присутствующих взглядом.

– А Ксавье?

– С ним все в порядке, – заверил Сесар.

Венсан кивнул и снова закашлялся, а по его спине прошел легкий озноб.

Сделав шаг, он почувствовал, как волна усталости пошатнула его.

– Погоди, тебе нужно выпить что-нибудь горячее, – заторопился Сесар.

Сегодня вся его непримиримость к Венсану отступила.

Соланж выскользнула из кухни и тихо прошла в комнату, где дремал Ксавье. Стараясь его не разбудить, она осторожно взяла шерстяной плед, отброшенный в кресло, и вернулась на кухню. Сесар тут же подхватил плед, накинув его на плечи Венсана, усадил молодого человека за стол и подвинул ему чашку свежесваренного кофе.

Тело Венсана содрогалось от дрожи, он обеими руками обхватил горячую чашку.

– Хочешь, я посмотрю твои ушибы? – неожиданно предложила Ева.

Он удивился и почему-то ответил:

– Не стоит.

* * *

Пару дней Венсан провел в постели. Мадам Бернадет неустанно заботилась о нем, приносила различные снадобья, варила бульоны, недоумевая, где же ее любимого постояльца угораздило так простудиться. Она же приносила ему новости о городской жизни. Атмосфера в Орийаке накалялась день ото дня. Город патрулировался круглосуточно. Если заберут в гестапо – пиши пропало, там ни с кем не церемонились. И началось все это с какого-то ночного происшествия, о котором толком никто ничего не знал. Знали только, что сгорел склад и что вроде бы кого-то убили.

Все это приписывалось делу рук ночных призраков, которых было то ли меньше десятка, то ли около сотни. Их никто никогда не видел. И кто-то проклинал их, а кто-то благославлял.

Венсан слушал все это молча, как слушают сказки старой няни или городские сплетни, будто он совершенно равнодушен к происходящему.

Никто из группы его не навещал. Заверив, что чуткой заботы мадам Бернадет будет более чем достаточно, он попросил соратников не приходить.

Только на третий день, когда он начал вставать, пришла Ева. Мадам Бернадет покосилась на нее, поджала губы и вышла из комнаты. Она терпеть не могла эту «опустившуюся женщину», которая, как ей показалось, и сейчас выглядела вульгарно. И что в ней нашел такой порядочный человек, как Венсан Кара?

Ева опустилась напротив него за обеденный стол.

– Ну, как ты?

Он только пожал плечами. Она пришла, чтобы рассказать ему все то, что он слышал от мадам Бернадет.

– Все это я уже знаю, – сказал он.

– Они допытываются, выискивают что-то, все начеку. Конвои останавливают подозрительных лиц, и… и… – она наконец подошла к сути, – поговаривают о высылке всех евреев в Германию, в лагеря…

– Я что-нибудь придумаю, Ева, – мягко сказал он, как будто он, и вправду, мог что-то придумать.

Она с немой благодарностью положила ладонь на его руку, поднялась и тихо вышла.

IX

Через неделю все они уже встретились на полигоне. Венсан расстелил перед группой карту. Там пунктирной линией был обозначен маршрут движений кортежа фон Беерхгофа. Узкий участок этой траектории проходил через лес.

– Здесь, – склонившись над картой, Венсан обвел участок красным карандашом.

В недостроенном, без крыши и окон, сложенном из кирпичей полуподвальном помещении на уровне фундамента было тихо, и даже шум ветвей доносился чуть приглушенно. Это место тоже стало всем им до боли родным.

Черным карандашом Венсан отметил четыре точки по краям полукруга и по две с обеих сторон пунктирной линии.

– Это позиции, которые займут четверо из нас. Сесар, ты будешь находиться здесь. Соланж, ты здесь, – говоря, он указывал кончиком карандаша на нужную точку. – Ты здесь, Ева. А здесь Ксавье.

– А ты? – спросил Сесар.

– А я буду здесь, – он нарисовал черту, перпендикулярно линии, перечеркивая ее. – Остановлю кортеж спереди. Что скажешь об этом, Сесар?

– Скажу, что на этом месте лучше быть мне. Я гораздо увереннее держу в руках оружие.

– Ну, и я справлюсь, – он отодвинулся от карты.

Сесар покачал головой, но Венсан сделал вид, что не заметил этого.

– Все это произойдет через пять дней. Мы должны быть готовы.

Венсан стоял вдалеке от развалин, глядя куда-то вдаль, на узкую, голубую полоску света между сероватыми млечными тучами и вершинами могучих деревьев. Соланж неслышно подошла к нему.

– О чем ты думаешь?

Он пожал плечами и промолчал.

– О настоящем, будущем или прошлом?

– Прошлое едва ли важно. Будущего нет совсем. А о настоящем иногда лучше не думать.

– Ты не веришь в жизнь, Венсан? Не веришь в добро?

Он слегка улыбнулся.

– Я верю в то, что вижу. Вижу ли я жизнь? Вижу ли добро? – он снова пожал плечами, опустил взгляд. – В этом мире для каждого все предопределено, и не нужны никакие вопросы, не надо ломать себе голову над тем, как жить. Все ясно. Все… однозначно.

– И что же тебе ясно? Ты думаешь, мы все погибнем?

– А ты думаешь, мы все выживем?

Несколько мгновений они простояли в тишине.

– Неужели ты совсем ничего не чувствуешь? – с горечью прошептала Соланж.

– Ни один человек не может перестать чувствовать… – он странно усмехнулся. – Ну, разве что Ева…

– Любишь ее?

Он посмотрел на нее еще более странно, сорвал веточку какого-то сорного растения и оборвал листву.

– Ты очень молода, Соланж. И очень наивна. В твоем мире все еще много того, о чем ты начиталась в сказках и красивых книжках. Любовь, добро, счастье… А в настоящем мире и в настоящее время нет места этим понятиям.

Он вздохнул и отбросил веточку, облокотился спиной о ствол дерева и опустился на корточки. Свой взгляд он направил ввысь на хмурящееся под сизыми тучами такое же голубое, как и его глаза, небо.

– Мы обречены. Мы сами обрекли себя, мы знали, на что идем. Ты не задумывалась, почему нас называют призраками? – он помолчал.

– Вот ты думаешь, что все мы обречены, что будущего нет ни у одного из нас. И ты знал это с самого начала?

– Знал.

– Ты несчастный человек, Венсан.

– Разве кто-то из нас счастлив?

* * *

Они разошлись еще засветло, до наступления комендатского часа.

Ева вошла в пустую тихую квартиру, постояла молча, ее взгляд упал на фотографию покойного мужа.