Читать книгу "Тайна, приносящая смерть - Галина Владимировна Романова"

Ни единого звука, ни единого! Может, он оглох? А что, может, и правда оглох от горя? От своего собственного горя, ничего не имеющего общего со всем остальным, подгоняющим деревенских сплетниц к перилам Маринкиного магазина. Не было в его горе их сострадательного любопытства и сиюминутной жалости, которую вытеснят уже завтра повседневные заботы. Его огнем жгло адское чувство вины.

Не усмотрел! Не предостерег! Не уберег, в конце концов!!! Да и сделать толком ничего не сделал за эти почти три недели. Да, завтра как раз три недели и будет со дня смерти Мани Углиной. А что он за это время успел сделать, кроме бесполезного шастанья по деревне, что?!

Ничего. Даже его поездка в город окончилась полным провалом. Он, вдохновленный новой идеей, напечатал кое-что в школьной секретарской. Собрал бумаги, сел в автобус, приехал. Изложил свои соображения тому молодому оперу, который ему был особенно несимпатичен еще с прошлой их встречи. И что получил в ответ?..

Почему и зачем пошел именно к нему, Бабенко до сих пор затруднялся ответить даже самому себе. К Толику вполне мог зайти, знакомы давно, и мужик тот нормальный, понимающий. Даже к начальнику отдела мог ввалиться и доводы свои изложить. Тот, если бы и выгнал, и правоты его не признал, хотя бы подумал про себя, что вот, мол, мужик старается, что-то делает, предпринимает что-то на вверенном ему участке.

А так что? А так получил увесистую моральную оплеуху, и все!

«Вы в своем уме, Павел Степанович?! – вытаращился на него Щеголев, когда он изложил ему свою версию происшествия. – Вы так нам нового Фантомаса в своей деревне породите с такой-то фантазией! Увы, уважаемый Павел Степанович, фантомы не существуют, да и вы далеко не Анискин, чтобы его искать среди жителей. Так что не занимайтесь самодеятельностью, а лучше присматривайте за своими деревенскими».

«А я что делаю?! – вскинулся он тогда с обидой. – Я про них все знаю! Про всех все! Про каждый прыщ на их заднице, пардон! Про каждую царапину!»

Брякнул и тут же язык прикусил. Хорошо еще, что Щеголев этот невнимательно слушал и пропустил мимо ушей его неосторожное заявление, а то наверняка бы пришлось объясняться.

Объясняться не пришлось, зато пришлось много слушать. Версий он, конечно, основных ему не выдал, но заключение экспертизы вкупе со своими умозаключениями зачитал.

«Под ногтями жертвы обнаружены два образца кожного покрова. Предположительно один образец принадлежит женщине, второй – мужчине. Так что предположительно убийц было двое. Скорее всего это заезжие гастролеры, которым жертва совершенно случайно попалась на глаза. И убили они ее... Ну не знаю, почему. Это еще предстоит выяснить. Может, хотели ограбить, может изнасиловать. А кто-то им помешал. И чтобы она их не опознала впоследствии, они ее и задушили. Вот чем, на наш взгляд, обусловлено наличие под ногтями жертвы двух образцов кожи. Это как раз многое объясняет».

«Что, например?» – перебил его с недоверчивой ухмылкой Бабенко.

«Что ее убили двое людей, вступивших в преступный сговор. И скорее всего люди, которым досталось от жертвы при нападении, просто проезжали мимо и все...»

О как он ловко изложил – умник этот симпатичный с внимательными понимающими глазами. О как ему все понятно-то вдруг стало. Только бумажка с подписью-закорючкой легла на его стол, так он тут же историю сочинил. Молодец! О какой молодец!

А вот ему – Павлу Степановичу Бабенко, мастеру сочинительства и совсем-совсем не Анискину, все не таким ладным и стройным казалось в этой версии.

Почему? Да потому, что знал он, кого расцарапала Мария перед смертью. Может, Володьке-то досталось и за дело, может, и лез он к ней, за что и получил след на боку, существование которого наутро никак объяснить не мог. А что Танька Вострикова не нападала на нее на берегу пруда и уж никак не хотела ограбить или изнасиловать, тут Бабенко смело на стол на отсечение обе руки положит.

И что самое главное и не менее важное – не могла никак Таня Вострикова в преступный сговор с Володькой-библиотекарем вступить. Не могла, хоть убейся!

Друг друга терпеть не могли – раз. Обходили стороной – два.

Володьке никогда не нравилась яркая вызывающая внешность Татьяны, опасной он считал такую красоту. Опасной и губительной как для обладательницы такой красоты, так и для ее поклонников.

Татьяна считала его рохлей, неудачником, всегда брезгливо морщила нос при встрече с ним и даже в библиотеку не ходила, потому что Володька там работал. Бабенко, помнится, даже классная руководительница Танькина жаловалась, чтобы он на нее подействовал. Совсем не хотела работать в читальном зале, библиотекарь, видите ли, ее не устраивал.

Нет, эти двое никак не могли вступить в преступный сговор и держать Марию за руки, пока она вырывалась от них и поочередно их царапала. Да и задушить они ее не могли. Танька кишкой тонка против Маши. А Володька пьяный килограмма поднять не мог, куда уж ему было задушить брыкающуюся здоровую молодуху. Маня его одной левой завалила бы так, что он неделю не поднялся бы.

Нет, перегиб был с версией у Щеголева Данилы Сергеевича. И про сговор двух лиц, которым Маша своими острыми ногтями оставила отметины. Отметины были, лица были, а вот сговора не было, хоть умри. И про гастролеров заезжих тоже перебор у Щеголева вышел.

Что он скажет теперь, когда узнает, что убита Таня Вострикова?

Что гастролеры эти через их деревню раз в три недели ездят? И что непременно жертв своих из числа их женщин выбирают? Не насилуют, не грабят, а просто душат и все?

– Жив ты тут, нет, Степаныч?

Маринка выскочила на крыльцо, едва не сбив его со ступенек, как футбольный мяч. Тут же пристроила рядом с ним свое тучное тело, сунула ему в рот таблетку валидола и молчала какое-то время, пока он ее рассасывал.

– Ну! Чего? Полегче тебе, Степаныч? – тронула она его за короткий рукав рубашки. – Надо же, новую надел... Красиво тебе, идет... Как жених!

– Хорош языком молоть, Марина. Лучше веди на место преступления да помалкивай больше, что я... Что у меня сердце прихватило, – посоветовал он словоохотливой продавщице местного сельмага.

Таня Вострикова лежала на спине, широко в стороны раскинув руки и вонзив пальцы в рыхлую, не просохшую после дождя землю. Лицо ее было спрятано под спутавшимися волосами, а вот шея была открыта. И отчетливо были видны синие вздувшиеся борозды от чьих то безжалостных пальцев. Одна нога ее была согнута в колене, как если бы она упиралась ею о землю, пытаясь отползти. Вторая нога с вывернутым внутрь коленом покоилась на земле.

– Отойти всем! – рявкнул Бабенко еще издали, хотя ругаться особенно было не на кого.

Тех, кого собрала новая деревенская беда, насчитывалось семь человек, ну и он с Маринкой – восемь и девять. Держались они поодаль, ближе чем на десять метров не подходя.

– Кто нашел ее? – повторил он свой вопрос, ни к кому конкретно не обращаясь.